С самого начала нашей связи я надеялась, что он попросит меня выйти за него замуж. И все‑таки его предложение удивило меня и застигло врасплох. Он очень беспокоился из‑за разницы в двадцать лет, которая была между нами. Меня это не волновало ни в малейшей степени: он был так юношески молод во многих отношениях, что я воспринимала его как ровесника.
— А кто у нас будет шафером? — спросил Себастьян за несколько недель до свадьбы.
В конце концов мы решили, что это будет Джек. Мы вместе росли, он и я, и он был мне практически братом.
Бракосочетание состоялось на ферме Лорел Крик в присутствии местного судьи, давнишнего знакомого Себастьяна. Церемония проходила в прекрасном саду, обнесенном стенами, по которым вились розы. Она была проста и непродолжительна, а по ее окончании для присутствующих друзей и членов семьи был дан завтрак в шатре на лугу. Вечером мы с Себастьяном уехали в Нью‑Йорк, счастливые тем, что сбежали ото всех, что остались одни, что, наконец, поженились.
На следующее утро мы отправились в Африку, где собирались провести большую часть медового месяца.
Первая остановка была в Лондоне, в отеле «Кларидж» — Себастьян заказал для нас комнаты, и мы прожили там две недели. У Себастьяна в Лондоне были дела, и к тому же он хотел, чтобы я как следует экипировалась для путешествия по Африке.
— У тебя должна быть подходящая для этого одежда, Виви, все должно быть практичным и удобным. Нам придется быть под палящим солнцем и постоянно в пути, — объяснял он.
Я бывала в Лондоне всего дважды, оба раза с матерью и ба Розали, и пожить здесь с мужем было очень приятно.
Я познакомилась со множеством друзей Себастьяна: мы присутствовали на фешенебельных завтраках и элегантных обедах, ходили в оперу в Ковент Гарден и посмотрели несколько спектаклей в Вест‑Энде. Я наслаждалась каждой минутой. Я была влюблена до безумия, и он тоже, как мне казалось. Мы много времени проводили в постели, доставляя друг другу массу удовольствия. Он ласкал меня со знанием дела, баловал безудержно, одевал по последней моде и с гордостью всем меня показывал.
Однажды, в первую неделю нашей лондонской жизни, Себастьян повез меня по специальным магазинам, чтобы купить мне одежду, подходящую для Восточной Африки, куда мы решили отправиться. Он купил для меня легкие хлопчатобумажные брюки, хлопчатобумажную куртку в стиле «сафари», хлопчатобумажные рубашки с короткими рукавами, а также четыре пары замечательных ботинок из мягкой кожи и несколько широкополых войлочных шляп для защиты от солнца.
После двух недельного пребывания в Лондоне мы вылетели в Найроби. Там должна была быть наша база в течении трех‑четырех месяцев, которые Себастьян планировал провести в Африке. И я до конца дней своих не забуду этих месяцев в Кении. Я была опьянена моим мужем, потрясена своим замужеством, всем, что мы испытали с ним вместе, но сама Африка захватила меня в первый же миг, как только я ступила на ее землю. Это было одно из самых захватывающих по красоте мест, виданных мною в жизни, и меня охватило благоговение.
Себастьян очень хорошо знал Кению, и ему доставляло огромное удовольствие показывать мне свои любимые места, те края, которые он любил больше всего, и которые вновь и вновь влекли его к себе. Они были, действительно, сказочными.
Одолжив небольшой самолет у приятеля в Найроби, он летал со мной над той огромной территорией, которая называется долиной Грейт Рифт. Она простирается с севера на юг и ограничена отвесными уступами, такими высокими и труднопреодолимыми, что описать их невозможно. Местами долина Грейт Рифт, безводная и необитаемая, напоминала мне лунный пейзаж, и когда я сказала об этом Себастьяну, он согласился, заметив, что это очень точное сравнение.
Полной противоположностью этой долине были пышнозеленые саванны, куда мы ездили на сафари. Там мы передвигались либо на машинах, либо на волах, фотографировали необыкновенных диких животных — леопардов, львов, слонов, буйволов, носорогов, газелей, зебр, антилоп гну и жирафов.
После саванны Себастьян повез меня в заповедник Масай Мори, и я опять была ошеломлена красотой этого края и огромными дикими животными, живущими на воле, в естественной среде. Мне казалось, что я перенеслась в доисторические времена, когда земля была еще молода.
Так, не спеша, мы добрались до озера Виктория, провели неделю, отдыхая на его берегах. Отдохнув, мы двинулись дальше к югу, к границе с Танзанией и к горе Килиманджаро.
Что за ужасающее зрелище — эта гора, погасший вулкан: подъем на нее очень труден: ее двойная вершина прячется в облаках и тумане, и увидеть ее сможет только тот, кто будет подниматься все выше и выше. Мы же, не будучи альпинистами, проделали лишь самую небольшую часть подъема по более пологим и доступным склонам.
Мы устроили лагерь у подножия Килиманджаро и днем обследовали окружающую местность, а ночью ласкали друг друга под сенью громадной горы. Ночное небо там просто невероятное. Мы лежали под ним, таким чистым, таким близким, что оно казалось высоким балдахином из черного бархата.
— Родительский кров, — часто повторял Себастьян по ночам.
Однажды, когда мы лежали в объятиях друг у друга, вслушиваясь в ночные звуки, глядя на хрустально‑ясные звезды, он объяснил:
— Именно здесь, в этих краях, под этим небом множество веков назад появился человек. Это — колыбель человечества, Виви.
Я внимательно слушала все, что он рассказывал об Африке, я много узнала от него и об этой земле, и о других вещах.
Согласно его плану, по которому наш путь на карте представлялся неправильным треугольником, мы медленно двигались от Килиманджаро к Найроби — он хотел показать мне озера и нагорья этого необычайного края, который он так любил и знал. И здесь растительность отличалась чрезмерной пышностью, пейзажи — живописностью, и я была очарована ими навсегда. О, зеленые холмы Африки… Они покорили мое воображение и мое сердце. И навсегда я останусь в их власти.
Рассматривая альбом, я задержалась на нескольких снимках, которые мы сделали во время сафари. На них Себастьян и я стоим обнявшись под ярко‑оранжевым деревом в Тайке. Мне показалось, что я выгляжу совсем недурно в куртке‑сафари, брюках, ботинках для верховой езды и небрежно заломленной войлочной шляпе.
Рядом я поместила увеличенный снимок, на котором между нами стоит пастух‑масайи. Горделивый и спокойный, он выглядит прямо царственно в красочном, экзотическом одеянии своего племени. Масайи высоки и гибки: это кочевое племя, которое занимается в основном тем, что мирно пасет свои стада, но славится оно свирепой воинственностью.