поэтому так просила его не участвовать в гонках. Если бы я знала, что так все закончится, не пустила бы никуда его. Какая же я дура!
– Это моя вина, Лиля. Не бери на себя мои грехи.
– О чем ты, Глеб?
– Если бы я не поменялся с ним местами, – тут запнулся я, вспомнив наш последний разговор.
– Глеб, – она накрыла мои холодные руки своими такими же холодными, – не ты был за рулем той машины, понимаешь?
– Нет. – Коротко ответил я и вырвал свои руки. Мне очень хотелось их согреть, но я не знал как.
Мы выпили по две чашки ужасного пойла, которое они называли капуччино. Мой эклер так и остался несъеденным. Лиля же сделала пару укусов и откинула его в сторону. Ей тоже кусок в горло не лез или все-таки почувствовала затхлый запах пирожного?
– Не делай аборт, прошу, – мой голос такой тихий и жалкий, в нем не сразу узнаешь Глеба Навицкого, наглого мажора, который гонял по трассам.
– Нет, Глеб. Не сделаю. Я просто поняла одну вещь. Банально, но это частичка Марата. Моя и его. Как я могу так поступить? Это ведь все, что у меня осталось от него. И я, – пытается взять себя в руки. Лиля откинулась на спинку стула, противно скрипнув, и уставилась на меня серьезным, уверенным взглядом. Так смотрит женщина, готовая защищать свое, своего ребенка. – Я сделаю все, чтобы у него было все. Я буду его любить, заботиться о нем, быть ему всем, чтобы он вырос прекрасным человеком. Я сделаю все, чтобы мы ни в чем не нуждались. Я просто обязана, у меня нет другого выхода, понимаешь, – теперь она наклоняется ко мне, в голосе отчаяние, смешанное со злобой. Она злится не на меня, нет. Она злится на этот мир, который так несправедлив.
– Лиля, я тебе помогу. Ты правда ни в чем не будешь нуждаться. Я тебе обещаю.
– Хм… Навицкий, ты же хочешь это сделать из-за своего чувства вины.
Опускаю взгляд. Она попала в точку. Эгоистично хочу откупиться.
– Нет, Глеб. Ты не виноват. И Марат не виноват. Хотя, может, виноваты все. Но я не приму от тебя ничего.
– Почему?
– Хочу все сама.
– Глупое решение.
– Возможно.
– Тогда примешь мое предложение. Я не говорю, что буду тебя обеспечивать. Я просто тебе помогу. Квартира, роды, что там для ребенка нужно?
– Нет! – Лиля встала и ушла.
Спустя несколько месяцев я встречал ее из роддома. На руках у нее был маленький синий сверток весом чуть больше трех килограмм, а ростом всего-то пятьдесят сантиметром. Она назвала его Тимуром.
В коридоре стоит большая машина. Мерседес. Я его подарил Тиму на два года. Как он радовался такому подарку. Но Лиля тогда посмотрела на меня исподлобья. А вечером меня ждал серьезный разговор. Машин она теперь боялась, как огня. Поэтому и квартиру мы с ней выбирали, чтобы и сад, и школа, и поликлиника, даже ее работа, находились рядом. Она никуда не хотела выбираться, если предстояло ехать на машине. Только пару раз мне удалось ее уговорить съездить в подмосковный отель отдохнуть.
– Смотри, что у меня есть? – Тим приносит мне радиоуправляемую машинку. Красная феррари. Удивляюсь, потому что я такую точно не дарил. А больше не от кого.
– Уау! Дашь погонять?
– Нет! – последнее время Тима стал жадничать. Но это нормально для его возраста.
– А вместе с тобой можно? Я просто посмотрю? – не отстаю я.
– Ладно, – как-то грустно ответил Тим.
Лиля наблюдает за диалогом, она сложила руки на груди и облокотилась на косяк двери. На лице довольная улыбка.
– Сначала обед, мальчики, – уходит, забросив кухонное полотенце себе на плечо.
Квартира, которую я им снимаю совсем небольшая. Здесь только маленькая гостиная, спальня и маленькая кухня. От других вариантов Лиля отказалось. По ее словам, она влюбилась в нее с первого взгляда.
На кухню мы заходим с Тимом вместе. Он держит меня за руку и показывает, куда мне надо сесть. Сам же пытается залезть на высокий стул. Конечно же не справляется и начинает хныкать, а Лиля помогает.
В такие моменты мне тепло. Нет, это не моя семья, и я понимаю отчетливо. Но почему-то как-то щемить в груди начинает. Мила говорила, что я как морской камень. Изначально шершавый и неровный. И его просто надо обдать морской волной. Несколько тысяч раз, чтобы сгладить. Камушек должен стать обтекаемым. Так оно и есть. Эти волны происходили и на этой кухне в том числе.
Едим в тишине. Только Тим иногда покашливает: слишком часто погружает ложку супа в рот и начинает давиться.
– Я все! – счастливо заявил Тим. И сразу снимает с себя фартук с Маквином и пытается выбраться из высокого стула, – идем играть? – тянет ко мне маленькую ручку. А глазки хитрые, с задорными искорками.
– Малыш, иди пока. А Глеб доест и к тебе придет, хорошо?
Тим надул губы и сложил руки на груди. Пытается сделать серьезный и грозный вид.
– Не хочу.
– Тим, – говорю я, – дай мне доесть мамин суп, уж очень он вкусный. Тебе же понравился? Вот и я хочу опустошить тарелку. Договорились?
Тим насупился, но пререкаться не стал. В такие моменты, очень спорные, вспоминаю отца. И понимаю, насколько важна эта роль для каждого ребенка. Я не смогу Тиму заменить отца. Я банально не хочу. Это не мой путь, не моя семья, какими бы близкими мы не были. И в очередной раз я виню себя, что лишил этого милого ангела папы.
Он ушел к себе в комнату, откуда уже слышны звуки игрушечного двигателя и удары от столкновения маленькой феррари с дверью и стенами.
– Глеб, я хотела с тобой поговорить, – голос Лили такой вкрадчивый, словно она хочет признаться мне в чем-то постыдном. И будь я ее родителем, то непременно бы отругал ее. Так глупо взрослому человеку бояться взрослого.
– Слушаю, Лиля.
– У меня, – запнулась. Встала из-за стола и отошла к кухонному гарнитуру, – у меня свидание через несколько дней, – опускает взгляд и смотрит себе под ноги. На ней смешные серые тапочки с каким-то мультяшным котом.
– Замечательно. Только не думаю, что тебе стоит передо мной отчитываться, Лиль.
– Я понимаю. Но дело в другом.
– В чем же?
– Ты сможешь посидеть с Тимом? С няней не получается, ее надо было заранее предупреждать. А отказываться я не хочу, – снова садится на свое место и отодвигает тарелку с недоеденным супом, – он мне нравится.
Откидываюсь на спинку стула. Сейчас мне комфортно, в отличие от того кафе,