Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напротив Клавдии, пристроившись на низенькой плетёной корзине, сидела женщина. Лицо её, широкоскулое и миловидное, портил грубый рубец на левой щеке. Она с любопытством разглядывала Клавдию и наконец низким голосом спросила:
— Политическая?
Клавдия кивнула. Руки её ловко укладывали косы в пучок.
— А за что? Такая молодая, красивая… Жить тебе и веселиться, а ты в политику. Не убивала, не воровала, а каторжанка!
— Бывает…
Клавдия развернула узелок, собранный матерью. И опять сердце защемило от боли. Припомнила, как заплакала мать, когда ударил вокзальный колокол, как махала она платком, как пыталась бежать за вагоном.
— Угощайся. Домашние.
— А меня к столу не пригласите, красавицы? Гостем буду. Гость в доме — хозяйке счастье.
Клавдия подняла глаза. Смуглый цыган с красивым лицом и жгучими глазами остановился против них. Он был закован в ножные и наручные кандалы. Иссиня-чёрные волосы, курчавая борода, нависшие брови делали его похожим на ворона. В правом ухе сверкала серебряная серьга. Цыган загремел кандалами, протянул грязную руку. Клавдия дала ему пирог. Цыган блеснул зубами.
— Будем знакомы. Конокрад Яшка. — Он шутовски приподнял плоскую каторжанскую шапочку, жадно начал есть.
— Пошёл, пошёл на место, басурман проклятый! — накинулся на него унтер из караульной команды. — Вишь, кавалер выискался!
Цыган передёрнул плечами и, позванивая кандалами, начал наступать на крикуна. Плечи его мелко тряслись, ноги дробно отплясывали. Сочным голосом, не отводя глаз от унтера, цыган запел:
У студентки под конторкойПузырёк нашли с касторкой,И один из них, капрал,Полон рот её набрал.Дунул, плюнул, говорит:«Эфто, братцы, динамит».Динамит не динамит,А при случае палит…
Унтер глядел на него с ожесточением, а Яшка, озорно сверкнув белками глаз, пел.
Весь вагон вторил Яшке, похохатывая и притопывая:
Эй вы, синие мундиры,Обыщите все квартиры…Обыскали квартир триста —Не нашли социалиста.
Этап начался.
Людмила Сталь
(1872–1939)
Людмила Николаевна Сталь родилась в 1872 году в Екатеринославе, Отец её был владельцем небольшого чугунолитейного завода. В редолюционную борьбу вступила молодой девушкой. За распространение нелегальной литературы была исключена из гимназии.
В 1889 году у неё был произведён первый обыск. По совету товарищей она эмигрирует во Францию для продолжения образования. В Париже она знакомится с выдающимися марксистами, сторонниками ленинской «Искры». В 1901 году, получив явку в московскую организацию, она с транспортом «Искры» направляется в Россию. На станции Граница была арестована и после долгих мытарств доставлена в Таганскую тюрьму в Москву. Год просидела в тюрьме. И «по высочайшему повелению высылается на три года в Восточную Сибирь».
Совершив редкостный по мужеству побег, Л. Н. Сталь возвращается в Петербург. Она пропагандист на Обуховском заводе. В 1902 году снова арестовывается. «За вредное влияние на арестованных» из Дома предварительного заключения её перевели в Петропавловскую крепость. Семнадцать месяцев пробыла она в крепости, отказавшись назвать себя.
В 1906 году Л. Н. Сталь привлекается к суду по делу петербургской военной организации. С большим трудом удалось ей освободиться до суда под денежный залог. Л. Н. Сталь эмигрирует в Париж.
В Париже она ведёт большую работу в русской секции большевиков и во Французской социалистической партии.
В Россию она вернулась после Февральской революции. Это она вместе с работницами встречала В. И. Ленина в Белоострове в дни возвращения его в Россию.
В дни Октябрьского вооружённого восстания она работает в Кронштадте.
В 1917 году вместе с А. Коллонтай, К. Самойловой она проводит в Петрограде первую конференцию работниц.
В годы гражданской войны редактировала армейские газеты, работала в политотделах армий. Трудно перечислить все города, в которых она побывала в годы установления Советской власти.
Мюнхен
Первые дни ноября в Мюнхене напоминали золотую осень в России. Багряные листья клёнов устилали узкие улочки близ Старой ратуши; трещали под ногами жёлуди вековых дубов, отцветали крупные георгины в аккуратных палисадничках; словно девчонки, шептались тонкие берёзки поредевшей листвой; купались в пыли воробьи, распушив короткие перья, да смотрелась в прозрачные воды реки Изара, опоясавшей старую часть города, осока.
Солнце мягким светом заливало разноцветные крыши домов, играло в водах реки. Тёплый ветерок шевелил пожелтевший лист. Осень, золотая осень, а в России уже первые вьюжные метели…
Высокая молодая женщина в модном парижском пальто, радуясь солнцу и теплу, прошла в павильон фуникулёра. На площадке канатной дороги, обрамлённой стриженым самшитом, стоял пожилой кондуктор с тяжёлой сумкой через плечо. Он вежливо протянул билет и пригласил в вагон с зеркальными окнами, напоминавший блестящую игрушку. Прозвучал звонок. Кондуктор тщательно задвинул дверцы кабины, и вагон, качнувшись, медленно поплыл вверх.
Дама откинула шитую вуаль и начала рассматривать панораму города. Ступенчатые крыши домов, остроконечные кирки с золотыми крестами, пожарная каланча… А вот и знакомый отель с резными колоннами, в котором она остановилась после возвращения из Парижа. И опять ступенчатые крыши домов да высоченные пирамидальные тополя, которые, казалось, могли поспорить с пожарной каланчой. Вагон медленно вползал в узкий туннель, густо заплетённый диким виноградом. В вагоне стало темно, и вдруг яркое солнце, будто омытое дождём, ударило в стёкла кабины. Заискрилась изумрудная зелень лавровишневых деревьев, заголубело небо, прозрачное до синевы.
Из вагона высыпали студенты в форменных фуражках и заторопились к зданию Технического училища, громко переговариваясь. Дама посторонилась, пропустила студентов. А потом долго стояла у кружевной балюстрады. В голубой дымке расстилался город — с устремлёнными ввысь куполами соборов, вытянутой грушей обсерватории, огромным циферблатом часовой башни, широкой лентой реки Изара.
Средневековые улочки гулко разносили стук каблуков по крупному булыжнику. Дама обогнула серое здание Технического училища, обнесённое массивной оградой. По обеим сторонам ворот возвышались фигуры воинов с арбалетами и пучками каменных стрел. За оградой строгие дорожки, усыпанные крупным жёлтым песком, и газоны с цветущим кустарником. На велосипеде, сверкающем спицами, проехал почтальон. Длинные худые ноги его вращали колёса. Велосипед подпрыгивал по крупному булыжнику, и острые плечи почтальона вздрагивали. Почтальон с готовностью приподнял фуражку с широкой лентой. Она вежливо ответила на приветствие.
Через несколько кварталов дама остановилась, проверила адрес и толкнула массивную дверь с медным кольцом вместо ручки. По крутой лестнице поднялась на второй этаж. В парадном пахло затхлостью и мышами. На звонок вышел мужчина лет сорока. Высокий, чуть сутуловатый. На широкоскулом лице выделялись карие глаза с хитрецой под редкими кустиками бровей.
— Наконец-то, Людмила Николаевна! — обрадовался мужчина и добавил: — Думал, что заплутали в городе.
— Нет, Алексей Иванович, нашла-то сравнительно просто, но время, к сожалению, рассчитать не смогла. — Она начала снимать пальто, положив ридикюль и лайковые перчатки на зеркало. — Надеюсь, не заставила волноваться?
Алексей Иванович неопределённо пожал плечами. Они познакомились в Париже — он приезжал закупать оружие, а она заканчивала там своё годичное пребывание, спасаясь от ареста, грозившего в России. Знакомство было столь непродолжительным, что он толком и узнать-то её не успел. Запомнил лишь приятное, открытое лицо да весёлый звонкий голос. Знал, что она из Екатеринослава, из семьи фабриканта, что закончить образование ей на родине не удалось — продолжала его в Париже.
— А я возвращаюсь в Россию! — с радостью сказала Людмила Николаевна, проходя за Алексеем Ивановичем в небольшую комнату.
— То-то, смотрю, расфрантились! Едва признал!
Алексей Иванович окинул женщину изучающим взглядом. Действительно, трудно её было узнать. Элегантна. Вещи добротные, дорогие. В Париже она была скромнее, проще. А теперь платье тяжёлого шелка плотно облегало высокую фигуру. Широкий пояс с кожаной пряжкой подчёркивал гибкую талию. Глухой ворот с ажурным кружевом оттенял белизну лица. Под густыми, пушистыми ресницами добротой светились серые глаза. Сросшиеся у переносицы густые брови и чуть вздёрнутый нос придавали лицу пикантность. Пухлые губы дрожали от сдерживаемой улыбки, а лёгкие светло-каштановые волосы и горделивая посадка головы делали её запоминающейся и красивой.
- Гнев. История одной жизни. Книга вторая - Гусейнкули Гулам-заде - Историческая проза
- Хмель - Алексей Черкасов - Историческая проза
- Фрида - Аннабель Эббс - Историческая проза / Русская классическая проза
- 70-летие Великого Октября в ЧССР - Владимир Земша - Историческая проза
- Разведчики мировой войны. Германо-австрийская разведка в царской России - Эдвин Вудхолл - Историческая проза