— Что ты смотришь, как волк? — скалил зубы Масуди, замечая Дага. — Подожди немного, скоро я тебя обменяю. Если бы ты был моложе, я продал бы тебя в евнухи. Сейчас я могу отдать тебя в гребцы, но там ты быстро погибнешь. Я мог бы оставить тебя здесь, ты умен и быстр, мальчик. Но ты как молодой волк. Иди сюда, смотри, разве это не красиво? Клянусь Аллахом, нет ничего красивее в мире. В этом сундуке две тысячи золотых дирхемов, чеканенных в Багдаде. Зато в том маленьком сундуке пятьсот дирхемов, которые чеканены в Самарканде в триста тридцатом году хиджры, в годы славного халифа Мустафы, да будет к нему милостив всевышний. Я нарочно не трогаю эти монеты, я с ними прибыл в этот страшный холодный край. С тех пор я каждый год удваиваю свое богатство, потому что знаю, когда истощаются серебряные рудники, и когда будет мало сапфиров… Ах, мальчишка, ты совсем не слушаешь меня!
Вместе с другими слугами Масуди ходили к кузнецу. Знакомой жаркой обстановке Даг всегда радовался, хотя из кузни приходилось таскать тяжести. Племянник хозяина придирчиво выбирал ножи, подковы, скобы, покупал много для своих кораблей. Из кузни заворачивали к ювелиру. Он кидал на весы серебряные монеты, обломки шейных гривен, подсвечники, разрубленные куски украшений, на соседнюю чашу нежно выставлял крохотные гирьки. Затем расплавленное богатство тонким ручейком стекало в круглые формы из тигля. Получались новые гривны и массивные браслеты, которые купец нанизывал на веревку.
В тесных шумных рядах толстый Аль-Масуди протискивался так быстро, что слуги едва за ним успевали. Он приценивался к италийским мурановым бокалам, к хрустальным бусам, бронзовым шведским фибулам, фризским круглым горшкам, к дорогому оружию.
В длинном доме, темном от времени, с петушком на крыше, Аль-Масуди играл в кости. Скорее всего, невидимый восточный бог не одобрял игры, потому что Масуди нервничал и запросто мог заехать кулаком в ухо. Даг все терпел, таскал мешки, кормил и распрягал лошадей, рыл ямы, потому что ждал. Где — то неподалеку плавал человек, который искал парнишку с когтем.
Пробежал еще месяц. Северянин начал откладывать хлебные корки и вяленую рыбку, обзавелся даже запасными штанами и смешной войлочной шапкой. Он почти потерял надежду встретить йомсвикингов, людей с когтями на груди, которые наверняка его искали. Северянин убедил себя, что его настоящий отец ждет и всюду спрашивает о нем. И вот, неугомонный кормчий снова решил готовить побег, хотя видел, что делают с теми, кто пытался сбежать. Их ловили, били кнутами, могли отрезать уши.
Однажды поздно вечером, когда багдадец клал поклоны своему невидимому богу, в ворота постучались. Поднялся небольшой переполох. Даг первый распознал родную речь. Но это были самые обыкновенные свей или датчане, торговцы, а вовсе не герои из Йомса. Оказалось, они приплыли вовсе не за ним, а за священником. Прогрохотали башмаки, во мраке запылали факелы. Дюжие слуги хозяина оттеснили Дага и Ивана в сторону. Аль-Масуди ухмылялся и потирал руки. Из — за его широкой спины Даг не мог увидеть гостей. Исхудавший от работы и грубой пищи пресвитер уставился на северян.
— Это ты — тот самый епископ Поппо, которого король Оттон послал к конунгу Харальду Гормссону? — спросил голос, показавшийся Дагу чертовски знакомым.
— Да, это я, — скромно признался священник. — Меня послал император священного Рима.
Король Отто! Вот это да! Вот почему жрецы Световида откармливали германца и не посылали на тяжелые работы!
— Конунг Харальд Датский ждал тебя и велел повсюду тебя искать.
Аль-Масуди пританцовывал от удовольствия.
— Меня пленили, а спутников моих убили. Потом мне пришлось бежать, но неудачно. Однако этот добрый человек хорошо обращался со мной. Вы — христиане? — жадно стал спрашивать епископ. — Вы можете послать гонца в Гамбург?
— Христиане? — свей захохотали.
— Но вы же служите Харальду? — погрустнел епископ.
— Хо — хо, мы служим своему херсиру, — ответил другой, тоже знакомый Дагу голос. — Конунг датчан объявил, что щедро заплатит всякому, кто найдет тебя живым.
— Он жив и может сам идти, — вклинился в разговор Масуди. — Но если воеводы Вышеслава узнают, что я укрываю беглого раба из храма…
— Я обещал, и я заплачу! — пророкотал невидимый собеседник.
— Но я не пойду один, — всколыхнулся Поппо, — со мной мои… гм, друзья. Они спасли меня от смерти.
— Дикий мальчишка и немощный старик, — фыркнул Аль-Масуди. — Если хочешь их забрать, Волчья Пасть, за каждого — по марке серебра.
— Что — о? Даром они мне не нужны за такую плату! — взревел покупатель. — Ладно, ладно, согласен!
Даг больше не мог сдерживаться. Рискуя получить оплеуху от хозяина, он выбрался из темного угла чердака на свет. И столкнулся взглядом с… волком.
Конечно же, это был не настоящий хищник, а отчаянный херсир Свейн Волчья Пасть, приемный дядька Дага.
— Клянусь глазом Одина, это же мой найденыш! — прорычала волчья голова.
Дага оторвали от земли и стиснули в объятиях.
Глава девятая,
в ней выясняется, как важно верить в разных богов, и как полезно для карьеры иметь знакомства с папистами
— Дядя Свейн! — вне себя от изумления прошептал Даг.
— Клянусь глазом Одина! Огня сюда! — прорычала волчья голова. — Это же Даг, сын моей сестры! Тысяча дьяволов, мы все считали, что ты давно подпеваешь валькириям!
Внесли факелы. И сразу стало ясно, что никакой это не волк с человеческим туловищем, а всего лишь головной убор, распахнутая волчья пасть, умело закрепленная на шлеме. Человеку в волчьей шапке было лет под сорок, седые усы и борода скрывали шрамы на его обветренном лице. Широченные плечи едва пролезли в дверь. Редкого восточного плетения кольчуга смыкалась под горлом. Драгоценные камни блестели в богатых серебряных наручах.
Следом за человеком — волком в узкое чердачное помещение влезли другие, загремело оружие, послышалась такая родная, свейская речь.
— Забери меня морские духи, это же сын Олава Северянина! Это большая удача, смотрите все! Я снова нашел его! Этот парнишка с когтем приносит удачу!
Дага мигом окружили, подняли на ноги, разрезали путы. Все его обнимали, совали под нос мех с вином, орали что — то в ухо, называли свои имена. Впопыхах про епископа все позабыли. Аль-Масуди тревожно озирался и наверняка проклинал себя, что так дешево оценил юного «дикаря». Даг смеялся вместе с моряками, но почти никого не узнавал. За годы в торговом фелаге «Белого Быка» сменилось немало людей.
— Меня помнишь? — это был Лишний Зуб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});