«Я еду на смерче!»
Он никогда не сможет об этом забыть. Ненависть — его единственная защита.
А Серве?
Голоса снаружи смолкли. Найюр слышал, как этот нытик, этот дурень-колдун высморкался. Затем приподнялся полог, и в шатер вошел Келлхус. Взгляд его метнулся к Серве, затем к ножу в руке Найюра, потом к лицу варвара.
— Ты слышал, — произнес он на безукоризненном скюльвендском.
У Найюра до сих пор по спине пробегали мурашки, когда Келлхус так говорил.
— Это военный лагерь, — отозвался Найюр. — Многие слышали.
— Нет. Они спят.
Найюр понимал, что спорить бесполезно, — он знал дунианина — и потому ничего не сказал, а принялся копаться в разбросанных вещах, выискивая штаны.
Серве застонала и сбросила одеяло.
— Помнишь, как мы впервые с тобой разговаривали, — тогда, в твоем якше? — спросил Келлхус.
— Конечно, — отозвался Найюр, натягивая штаны. — Я непрестанно проклинаю тот день.
— Этот колдовской камень, который ты бросил мне…
— Ты имеешь в виду хору моего отца?
— Да. Она по-прежнему с тобой?
Найюр внимательно посмотрел на Келлхуса.
— Ты же знаешь, что да.
— Откуда мне знать?
— Ты знаешь.
Найюр молча оделся; Келлхус тем временем разбудил Серве.
— Но тр-р-рубы, — пожаловалась она, пытаясь спрятать голову под одеяло. — Я не слышала труб…
Найюр внезапно расхохотался.
— Опасная работа, — сказал он, перейдя на шейский.
— Какая? — поинтересовался Келлхус.
Насколько мог понять Найюр — в основном из-за Серве. Дунианин знал, что он имеет в виду. Он всегда все знал.
— Убивать колдунов.
Снаружи запели горны.
4111 год Бивня, конец весны, Андиаминские Высоты
Ксерий вышел из ванны и поднялся по мраморным ступеням туда, где его поджидали рабы с полотенцами и душистыми притираниями. Впервые за много дней он ощущал гармонию и благосклонность богов… Он поднял голову и с легким удивлением увидел императрицу-мать, появившуюся из темной ниши.
— Скажите, матушка, — поинтересовался Ксерий, не обращая внимания на ее экстравагантный облик, — это случайность, что вы приходите в самые неподходящие моменты?
Он повернулся к императрице; рабы осторожно обернули полотенцем его чресла.
— Или вам удается вычислить нужное время? Императрица слегка наклонила голову, словно равная ему.
— Я к тебе с подарком, Ксерий, — сказала она, указав на стоящую рядом черноволосую девушку.
Ее евнух, великан Писатул, эффектным жестом снял с девушки одеяние. Она оказалась белокожей, словно галеотка, — такая же нагая, как император, и почти такая же прекрасная.
Подарки от матери — они подчеркивали вероломство подарков тех, кто не были его данниками. На самом деле они вовсе не были подарками как таковыми. Они всегда требовали чего-то взамен.
Ксерий не помнил, когда Истрийя начала приводить к нему мужчин и женщин. У матери был наметанный глаз шлюхи — императору следовало бы поблагодарить ее за это. Она всегда точно угадывала, что доставит ему удовольствие, и это нервировало Ксерия.
— Вы - корыстная ведьма, матушка, — сказал Ксерий, любуясь испуганной девушкой. — Есть ли на свете второй такой же везучий сын?
Но Истрийя сказала лишь:
— Скеаос мертв.
Ксерий мельком взглянул на нее, потом снова перенес внимание на рабов, которые начали натирать его маслом.
— Нечто мертво, — ответил он, сдерживая дрожь. — Но что именно, мы не знаем.
— А почему мне об этом не сказали?
— Я не сомневался, что вы вскорости обо всем узнаете. Император уселся на стул, и рабы принялись полировать ему ногти и расчесывать ему волосы, умащивая их благовониями. — Вы всегда обо всем узнаете, — добавил он.
— Кишаурим, — после паузы сказала императрица. — Ну конечно же.
— Тогда они знают. Кишаурим знают твои планы.
— Это не имеет значения. Они и так их знали.
— Ксерий, неужто ты стал глупцом? А я-то думала, что ты будешь готов к пересмотру.
— К пересмотру чего, матушка?
— Твоего безумного соглашения с язычниками. Чего же еще?
— Матушка, замолчите!
Ксерий нервно покосился на девушку, но та явно не знала ни единого слова по-шейски.
— Об этом не следует говорить вслух. Никогда больше так не делайте. Вы меня поняли?
— Но кишаурим, Ксерий! Ты только подумай! Все эти годы — рядом с тобой, под обличьем Скеаоса! Единственный доверенный советник императора! Злой язык, постоянно отравляющий совещания своим кудахтаньем. Все эти годы, Ксерий!
Ксерий думал об этом: точнее говоря, последние дни он почти ни о чем другом и думать не мог. По ночам ему снились лица — лица, подобные сжимающемуся кулаку. Гаэнкельти, который умер так… так нелепо.
А был еще вопрос, вопрос, который настолько его ошеломил, что теперь постоянно маячил на краю сознания, невзирая на всю скуку повседневных обязанностей.
«А другие? Другие такие же…»
— Ваша нотация вполне обоснованна, матушка. Вы знаете, что во всем есть баланс, который можно нарушить. Вы сами меня этому учили.
Но императрица не успокоилась. Старая сука никогда не унималась.
— Кишаурим держат в когтях твое сердце, Ксерий. Через тебя они присосались к душе империи. И ты допустишь, чтобы это беспримерное оскорбление осталось безнаказанным теперь, когда боги послали тебе орудие возмездия? Ты по-прежнему хочешь остановить продвижение Священного воинства? Если ты пощадишь Шайме, Ксерий, ты пощадишь кишаурим.
— Молчать! — раздался оглушительный вопль.
Икурей Истрийя неистово рассмеялась.
— Мой голый сын, — сказала она. — Мой бедный… голый… сын.
Ксерий вскочил со стула и растолкал окружающих его рабов; вид у него был уязвленный и вместе с тем недоуменный.
— Это не похоже на вас, матушка. Вы никогда прежде не относились к числу людей, трясущихся при мысли о загробных муках. Может, вы просто стареете? Расскажите, каково стоять на краю пропасти? Чувствовать, что чрево ваше иссыхает, видеть, как во взглядах ваших любовников появляется нерешительность — из-за тайного отвращения…
Он ударил, повинуясь импульсу и метя в ее самолюбие — это был единственный известный ему способ уязвить мать. Но Икурей и виду не подала, что ее задели слова сына.
— Пришло время, Ксерий, когда не следует заботиться о зрителях. Такие спектакли сродни дворцовым церемониям — они нужны только молодым и глупым. Действие, Ксерий. Действие — вот главное украшение всего.
— Тогда зачем вам косметика, матушка? Зачем ваши личные рабы разрисовывают вас, словно старую шлюху к пиру?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});