врага. И это только потому, что не присела в книксене? Я боюсь и думать о том, что будет, если я попытаюсь увести у неё кавалера. Но будущее показало, что это были только цветочки.
Вскоре из королевского кабинета вышел секретарь её величества, громко сказал:
– Её сиятельство Маргарита Кински, – и сделал приглашающий жест рукой.
За моей спиной раздалось злобное шипение:
– Ссссс…
Я оглянулась, чтобы узнать, какой змее наступила на хвост. Встретилась глазами с Гизелой, и поняла, что лучше всего будет сбежать в какие-нибудь дальние леса. Лучше всего, в сибирскую тайгу.
Её величество, королева Кастелро Ядвига Первая, когда-то очень красивая, но сильно сдавшая дама в районе пятидесяти, окинула меня недовольным взглядом, выслушала секретаря, что-то прожужжавшего на ухо, и сказала:
– Рада видеть свою родственницу живой и здоровой…
Но никакой радости в голосе королевы не было. Не найдя ничего лучше, я присела в реверансе. Королеве моё поведение, кажется, понравилось. Она помолчала, оглядывая меня с ног до головы, и спросила:
– Почему вы решили покинуть Пазолини именно сейчас?
Я не поняла вопроса, потому только ниже склонила голову, но Ядвига, кажется, ответа и не ждала. Пообещала позаботиться о своей юной родственнице, то есть, обо мне, и дала понять, что приём окончен. Меня попросили подождать в приёмной.
Когда я вышла из королевского кабинета, Гизела уставилась на меня, как будто что-то искала. Желает найти следы благожелательности королевы? Бедолага, как её плющит-то! А, может, сказать, что я не претендую?.. нет, не буду. Всё равно ведь не поверит. Ну, и пусть дальше дурью мается.
Не зная, сколько придётся ждать, я прошла к окну, села на стул, чем заслужила очередной прожигающий взгляд от Гизелы. Ну, да, ну, не знала я, что кресла в королевской приёмной стоят не для сиденья, а для красоты. И что, убить меня за это? Но, кажется, Гизела и на такое была готова.
Ёжиться под пронизывающим взглядом красотки мне пришлось недолго: красавицу и её спутника пригласили в кабинет, и почти сразу же в предбанник зашла статс-дама, которой было приказано проводить мадемуазель Маргариту в отведённые для неё комнаты. Тётка бросила на меня удивлённый взгляд. Я встала, присела в коротком книксене, окончательно вогнав важную даму в ступор. Да что ж такое-то? Тётка приказала идти за ней, резко развернулась, шурша платьем, пошла к дверям. Я поплелась следом, как собачка на поводке, мечтая добраться куда-нибудь, где можно будет спокойно отдохнуть.
Дежурная статс-дама провела меня по дворцу к широкой лестнице, которая на площадке между вторым и третьим этажом делилась на два рукава, расходящихся в противоположные стороны. Мы пошли по лестнице, ведущей вправо – на женскую половину, поднялись на площадку третьего этажа. У входа в коридор сидела дородная дама, похожая на вахтёршу в общежитии. Увидев нас, дама достала из ящика стола связку ключей, встала и пошла к ближайшей от входа двери, сказав, что именно эти комнаты выделены для Маргариты Кински.
– Её вещи? – статс-дама обратилась к вахтёрше так, как будто меня в коридоре не было.
– Уже доставили.
Меня впихнули в комнаты, сказав, что ужин будет в семь. Закрылась дверь, и я тут же услышала, как вахтёрша спросила:
– Это та самая?
– Да! Вы представляете, эта нахалка посмела сидеть в королевской приёмной.
– Дрянь! Считает, что родство с Хельмутом даёт ей право вести себя, как заблагорассудится?
– Очевидно.
Холера!.. кажется, я попала.
Голоса в коридоре стихли, и я отправилась на экскурсию, которая меня порадовала. Хоромы мне выделили поистине царские: гостиная, спальня, будуар, совмещённый с гардеробной, и ванная комната с остальными удобствами. Правда, позднее выяснилось, что хоромами это можно было назвать только с точки зрения Изабеллы Коробкиной. По местным меркам Маргариту Кински запихали на дальние антресоли, показав всему двору, что бедной родственнице Ядвига не рада. К счастью, я узнала об этом значительно позже, когда мне было уже всё равно.
Около семи пришёл лакей, которому было приказано проводить меня в столовую, где ужинали королевские придворные. Там я испытала первое разочарование: местное великодушие, так поразившее меня на балу в Нейлине, оказалось лишь видимостью – красивой витриной, прикрывающей жестокие придворные нравы. В реальности придворные её величества Ядвиги Первой не жалели дёгтя, щедро поливая чужие заборы. Представляю, что будут говорить обо мне, когда меня не будет в комнате!
Второе разочарование постигло меня чуть позже, когда я, вернувшись к себе, устроилась в гостиной у камина. Не прошло и пяти минут, как в комнаты без стука вломилась статс-дама, в тот вечер дежурившая у входа в гостевое крыло. Пробуравив меня взглядом, дама, давно похоронившая в душе буйную молодость, учинила допрос, засыпав меня вопросами. Почему не раздета? Почему сижу в гостиной? Почему свеча на подоконнике горит?
Бесцеремонность дамы так меня разозлила, что я чуть не ляпнула про каторжника Сэлдона, но вовремя прикусила язык, вспомнив про полкостра. Впрочем, ответа никто не ждал, мне было приказано отправляться спать. На выходе церберша добавила, что позже придёт и проверит. Я подумала, что это пустая угроза, но указание всё же выполнила и, как выяснилось, не зря. Тётка вернулась и проверила! Убедившись, что я уже легла, дама мощно выдохнула, одним махом потушив сразу три свечи, и вышла, хлопнув дверью.
Когда наступила тишина, я выбралась из кровати и открыла окно – в хорошо протопленных комнатах было душно. Сквозь открытые створки в комнату ворвался свежий воздух. Какая благодать! Разглядывая сад, я почему-то вслух ляпнула:
– Да, надо делать ноги. Надо завтра прогуляться в парк, поискать выход.
Сороки, сидевшие на дереве, застрекотали:
– Наивная.
– Дура неучёная.
Много позже я сообразила, что меня нисколько не удивил тот факт, что я понимаю птичью речь, но очень обидело, что птицы считают меня дурой. Я не выдержала и возмутилась:
– Чего это я дура?
Птицы переглянулись, вспорхнули с ветки и улетели. Нормально? Я обиделась ещё больше. Меня даже птицы за человека не держат.
Вжик! Бум! Мимо окна пролетел какой-то тёмный предмет, послышался странный шелест, на подоконник легла пухлая детская ручка, следом появилась вторая. Детские ручки шарили по ровному дереву, ища зацепку. Мама дорогая, а это что такое? Снизу донеслось пыхтение, тонкий детский голосок прохрипел:
– Ну, помоги!
Я взялась за ручки, потянула.
Бум! Неизвестный айкнул, крикнул:
– Осторожнее! Ты мне голову разобьёшь.
– Ах, простите, я не хотела.
Пришлось немного повозиться, но я всё же вытянула на подоконник странное существо. По виду это был мальчишка с торчащими во все стороны светлыми вихрами, носом-пуговкой, большими хитрыми голубыми