Читать интересную книгу Бремя секретов - Аки Шимазаки

Она дразнит меня. Я улыбаюсь:

— Я не такой жестокий, как ты. Это моя младшая сестра.

Она приподнимается и удивленно смотрит на меня:

— Сестра? Я думала, у тебя нет ни братьев, ни сестер, как и у меня.

— Это моя сводная сестра. У нас один отец. Но я не видел ее с тех пор, как мы уехали из Токио.

Мгновенье я молчу, а потом продолжаю:

— Когда мне было четыре года, меня усыновили.

И объясняю Юкико, почему мои родители решили переехать в Нагасаки. Рассказываю о своем детстве в Токио, о маме, которая была сиротой и встречалась с женатым мужчиной.

— Я называл этого человека Одзисаном и не знал, что он мой настоящий отец. Он заходил к нам, но никогда не оставался на ночь. Если мама готовила на ужин что-нибудь вкусное, это значило, что он должен был прийти. Но часто не приходил. И мы с мамой подолгу ждали его за накрытым столом. Ужин остывал. Я засыпал, так и не поев.

Юкико слушает, держа меня за руку.

— Наверное, твоей маме жилось тяжело и она чувствовала себя одинокой.

— Да. До сих пор не могу забыть ее грустного лица. А ведь она встретила того человека еще до его свадьбы. Но его родители не захотели, чтобы он женился на маме — сироте без денег и без образования. Когда мама родила, ей было всего восемнадцать лет. И мой настоящий отец отказался признать меня своим сыном. Соседские дети называли меня тетенашиго. А у него была дочка, и я часто играл вместе с ней.

— Так, значит, она твоя сводная сестра, — говорит Юкико.

— Да, моя сестра.

— Когда ты узнал, что это твой отец и твоя сестра? — спрашивает она.

— Когда мне было семь лет. Точнее, как раз в тот день, когда мне исполнилось семь. Я вспомнил, как мы гуляли в парке, и вдруг все понял. Потом попросил, чтобы мама рассказала мне правду. Она сказала, что я угадал, и прибавила: «Между нами все кончено». Мой папа — тот, который меня усыновил, — до сих пор думает, что мой настоящий отец исчез еще до моего рождения: так объяснила ему мама. Мама хотела забыть обо всем, что произошло в Токио. Она даже не называет мне их имен. Не знаю, как я смогу найти их. Но мой отец навсегда останется моим отцом, а сестра — сестрой. Я не могу их забыть.

Юкико слушает и гладит мою руку. Потом мы долго молчим.

— А как выглядела твоя сестра? — спрашивает наконец она.

— Я уже не помню ее лица, — отвечаю я. — Когда мы виделись в последний раз, мне было только четыре года.

— У тебя даже нет ее фотографии?

— Нет. У меня нет детских фотографий. Ни одной.

— Жалко. Но ведь наверняка у тебя сохранилось о ней хоть какое-то воспоминание.

— Не то чтобы воспоминание… Правда, есть одна вещь, которой я никогда не забуду. Только одна.

— Что же это? — поинтересовалась Юкико.

— Я обещал жениться на ней, — улыбнулся я.

Юкико смеется:

— В четыре года ты сделал ей предложение! А ты был не из робких!

Мы смеемся вместе.

— На самом деле это она захотела выйти за меня замуж.

— Похоже, она слишком рано повзрослела.

Юкико смеется, но потом ее лицо неожиданно грустнеет.

— Надеюсь, твоя сестра в безопасности в Токио. Родители моей мамы перебрались в поселок под названием Шишибу. Ты же знаешь, на Токио сбрасывали бомбы американские самолеты Б-29.

Закрываю глаза. Тук-тук-тук… Постукивает камешек внутри ракушки. «Где ты?» — в который раз думаю я.

— Хорошо, если ты отыщешь свою младшую сестру, — говорит Юкико, сомкнув ладони и сложив руки у груди.

Я крепко прижимаю ее к себе и поднимаю глаза к небу. Мои слезы капают прямо ей на макушку. Как бы мне хотелось стоять с ней вот так и никогда ее не отпускать. Она поднимает голову. Крупная слеза падает ей на нос. Юкико улыбается. Кончиками губ смахиваю слезу. Юкико закрывает глаза. Я целую ее горячие губы. По телу пробегает дрожь.

* * *

Юкико больше не приходит в бамбуковый лес. Я жду ее неделю, две, три — напрасно. Начинаю всерьез беспокоиться. Что случилось? Вдруг она заболела? Возле дома я тоже ее не вижу. Но однажды я заметил ее из окна. Она шла по дороге, ведущей к центру города. Я тут же выбежал на улицу и окликнул ее. Она быстро обернулась, но потом снова молча зашагала по дороге. Она даже не поднимала на меня глаз. И с тех пор каждый раз, когда я встречаю ее на улице, она отводит взгляд.

В лес я прихожу один, с разбитым сердцем. Но продолжаю читать, сидя на камне, — с надеждой, что однажды Юкико вернется.

Как-то вечером папин коллега господин М. пригласил меня к себе домой поужинать. У них с женой нет детей. Ко мне они так же внимательны, как господин Хорибе.

— Мне бы хотелось показать завтра Юкио университетскую больницу, — говорит господин М. маме. — Нужно просмотреть в библиотеке кое-какие документы, и помощь Юкио тут очень бы пригодилась. Я предупрежу директора завода.

Предложение заманчивое. Ненавижу ходить на завод.

— Спасибо, вы так любезны, — благодарит его мама. — А я завтра собираюсь в деревню с госпожой Хорибе. Она обещала познакомить меня с людьми, которые смогут купить мою европейскую одежду.

На следующее утро, в девять часов, мы с господином М. приезжаем в университетскую больницу. В библиотеке он дает мне список книг. Я ищу их, пока он разговаривает с одним из врачей. Несколько книг я нахожу сразу. Господин М. просматривает их, время от времени делая записи.

К одиннадцати он заканчивает. Мы выходим из библиотеки и идем к бетонному зданию напротив. Господин М. объясняет, что ему нужно еще раз переговорить с врачом, прежде чем возвращаться обратно. На ходу он здоровается с медсестрами, которые идут навстречу. Они улыбаются.

Наконец мы входим в кабинет врача. Врач стоит у окна, и вдруг в небе на мгновение вспыхивает ослепительный сгусток света. Раздается грохот. Взрыв бомбы! Из коридора доносятся крики медсестер. Мы тут же ложимся на пол. «Не двигайся, Юкио!» — приказывает господин М. От взрыва вылетели оконные стекла. Врач исчез. Со всех сторон на нас сыплются осколки, падают книги, стулья подпрыгивают на полу. Я смотрю вокруг, затаив дыхание. Наверное, я сейчас умру. Небо за окнами темнеет. Потом наступает зловещая тишина…

II

Тук-тук-тук… Жена режет овощи. Я бреюсь перед зеркалом. Лоб в морщинах. Волосы почти седые. Под глазами темные круги. В молодости кто-то говорил мне, что у меня такие же грустные и задумчивые глаза, как у мамы. Кто это говорил? Не шевелясь, рассматриваю свое отражение. Бритва застыла в воздухе. Время остановилось.

Мы с мамой идем в церковь, я на несколько шагов позади. Передо мной колышется мамина широкая юбка — в такт ее шагов — и струятся длинные черные волосы. Цветут гортензии. Дождь барабанит по зонтику из промасленной бумаги. Улитки. Незнакомый человек с черной бородой. И далекий силуэт девочки, которая уходит по парковой дорожке со своим отцом. Между створками ракушки постукивает камешек.

Эти образы и детали настолько глубоко запечатлелись в моей памяти, что время не в силах их стереть.

«Где теперь моя сестра? — думаю я. — Где мой настоящий отец? Живы ли они?» Эти мысли возвращаются ко мне снова и снова. Но я уже не помню лиц сестры и отца. И до сих пор не знаю их имен. Только мама могла бы ответить на эти вопросы. Но она по-прежнему хранит молчание, хотя прошло тринадцать лет с тех пор, как умер человек, усыновивший меня.

«Можно я буду твоей женой, когда вырасту?» Кроме этих слов, я не помню ничего. А вдруг это только иллюзия? Рассеянно рассматриваю отражение в зеркале и все больше отдаляюсь от реальности.

— Дорогой, завтрак готов!

Шизуко зовет меня с кухни. Сознание постепенно возвращается. Умываюсь и вытираю лицо полотенцем. Снова смотрюсь в зеркало. Грустные и задумчивые глаза, как у мамы? Теперь я вспомнил, что так говорила моя подруга Юкико.

Медленно выхожу из ванной. Запах супа мисо приятно щекочет ноздри.

Иду на кухню. Из маленького телевизора, который стоит на шкафу с посудой, доносится слово «Нагасаки».

— Уже пятьдесят лет прошло, — говорит Шизуко, расставляя тарелки.

— Да, уже пятьдесят.

Я сажусь за стол. На экране мелькают кадры хроники: передача, посвященная памяти жертв атомной бомбы. Сегодня девятое августа.

— В то утро, в одиннадцать часов две минуты, — сообщает телеведущий, — атомная бомба, сделанная на основе плутония, взорвалась над кварталом Урагами…

Шизуко говорит:

— Вам действительно повезло, тебе и твоей маме.

Я киваю головой.

— Твоего отца к тому времени уже отправили в Сибирь, так ведь? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я. — Но мы с мамой ничего не знали. Он вернулся в Нагасаки через два года после окончания войны.

Мои родители переехали к нам с женой в Камакуру двадцать лет назад. С тех пор я не возвращался в Нагасаки. Город, разумеется, изменился — он больше не тот, каким я знал его в детстве. По правде говоря, моя жизнь стала совсем иной, когда из Нагасаки уехала Юкико.