4. Грицко. Обращен в 34 года. Украинский разбойник. Дважды сбегал с виселицы. Примкнув к восстанию Пугачева, он дослужился до ближайшего подручного атамана. Среди соратников выделялся особой жестокостью и деспотизмом. Следовавшие за повстанческой армией вампиры в третий раз спасли Грицко от казни.
5. Моня. Обращена в 18 лет. Воровка еврейского происхождения. Прошлой осенью Ахтымбан встретил ее на ярмарке, и ему понравилась удивительная ловкость девушки. В стае Моня была первой кандидаткой на выбывание. Она успешно ловила мелких зверушек, за что удостоилась звания бельчатницы, но в охоте на крупную дичь ей везло редко.
До моего обращения в стае господствовал порядок. Людмила и Фома считались правящей парой. Борьба за лучшее место в иерархии ограничивалась незначительными стычками на низшем уровне. С личной жизнью также не возникало проблем. Фома и Людмила хранили верность друг другу. Ахтымбан по статусу имел право выбрать Яну или Моню, но предпочитал Яну, а Грицко довольствовался Моней, что вполне его устраивало.
Теперь ситуация коренным образом изменилась. Отвергнутый Фома из защитника Людмилы превратился в ее главного конкурента. Ахтымбан стал испытывать на прочность терпение Фомы. В любой момент он мог бросить вызов Людмиле. Соблазнительница Яна пыталась обойти Ахтымбана наиболее безопасным способом — вступив в коалицию с Фомой. Но Фома соблюдал нейтралитет. Грицко выбрал мишенями для атаки Ахтымбана и Яну. Даже слабенькая забитая Моня нежнее ластилась к Ахтымбану, предполагая, что при недоступности Яны он обеспечит ей защиту от Грицко.
Людмила предчувствовала потерю контроля над стаей. В период моего обучения ей оставалось лишь надеяться на летнее изобилие пищи. Только оно могло притупить обострившиеся конфликты.
Признания Людмилы убедили меня подчиниться ей. Пускай она научит меня быть вампиром. Я просто обязан выжить, стать настоящим воином этого разбойничьего народа, чтобы отомстить… Убить их всех, до единого. Расправиться с ними жестоко, без снисхождения. Как они расправились с моими близкими. Потом найти и убить Вышковича. Он должен ответить за Алешку. Когда с врагами будет покончено, я смогу вволю поразмышлять о жизненных приоритетах, о совести, если она сохранится. А если последние ее отголоски умолкнут, легче будет коротать вечность одному. Или наоборот, совесть не позволит мне жить дальше и я найду свою осину.
Терять мне больше нечего, моя жизнь и так потеряна. К людям мне никогда не вернуться.
— Я хочу жить вечно, — я просительно приподнял брови. — Научи меня упыриным премудростям и защити от лютой казни.
— Пойдем! — Людмила сильным рывком поставила меня на ноги. — Обуйся! С непривычки босиком до зари не проскачешь, — разбросав по пещере шубы, сюртуки и шинели, она достала пару кожаных сапог.
Она натянула сапоги на мои ноги, чтобы я не порвал их когтями.
— Как мне с ними управляться? — я щелкал когтями, как трещотками.
— Поесть тебе надобно, — ответила Людмила. — Они сами уйдут. А управляться с ними научишься позже. Иди за мной.
Она повела меня по длинным и узким коридорам пещеры, сворачивая то налево, то направо:
— Наши рыщут по лесу. Скоро они тебя накормят. Долю свою бери смело. Ни в чем страха не выражай. Но в распри не лезь. Я постараюсь оградить тебя от беды. Сугубо прошу тебя, Тихон, не связывайся с Фомой. Сердце у него дюже ретивое. Коли он крепко озлобится, не удержать мне его. Ты боле помалкивай, покуда не постигнешь нашей науки. К зиме, дабы залучить его место, придется тебе помериться с ним.
— Я не справлюсь с Фомой, — я сбавил шаг. — Мне никого из твоих воинов не победить.
— По осень я вольна тебе помогать. А дальше сам выкручивайся. Таковы наши порядки, Тихон. Да что ты оторопел? — Людмила потянула меня за воротничок рубашки, — До зимы сделаешься славным добытчиком. Помяни мое слово.
Глава 4. НЕНАУЧНЫЕ ОТКРЫТИЯ
Ночной лес предстал передо мной окрашенным в синие, зеленые и серовато — коричневые тона. Шум листвы, скрип засохших ветвей и унылые стоны неясытей сливались в единый гул. Его перебивали тонкие визгливые вскрики — неведомые лесные жители передавали по цепочке тревожную весть.
Я опустился на четвереньки. Дыхание сбилось от резких запахов. Самым определимым из них был аромат спелой земляники. Ее кудрявые кустики устилали полянку у входа в пещеру. Душистые ягоды не повлияли на присохшее к желудку чувство голода. Его усилил запах крови Людмилы, с визгом вытащившей руку из маленькой, продолбленной в каменной плите норки.
— Поганые лесовички. Дубраву взбаламутили, — вампирша зализала ранку на ладони, нанесенную крошечным наконечником копья. — Погодите. Я до вас доберусь!
И ударила когтями по камню, но он остался невредим.
— Не возьмешь! Не поймаешь! Слаба стала, зубастая. Увяла от злости, — в норе захохотали маленькие человечки.
— Камни тут заговоренные, — проворчала Людмила, — Давнишние чародеи наворожили.
Я огорченно вздохнул. Для меня распахнул двери прекрасный мир, населенный удивительными существами, но я должен был стать врагом его жителей. Мне предстояло на них охотиться.
По дубраве разнесся протяжный визг. Он сотряс перепонки в моих чувствительных ушах и погрузил в молчание лесовичков.
Людмила отозвалась похожим криком и радостно улыбнулась:
— Наши добыли сохатого. Повезло тебе.
Она поманила меня в непролазную чащу. Я последовал за ней, немного успокоенный тем, что моим первым вампирским ужином станет лось, а не человек. Лосятина и прежде входила в мое меню.
Неуклюжий толстяк в призрачно-белом нижнем белье, возникший из густых зарослей, высек в черствых разбойничьих душах искорку дружественной иронии.
Фома поставил ногу на рога убитого молодого лося и сдавленно усмехнулся. Яна прыснула в кулак, придерживая его плечо. Ахтымбан, сидя на корточках у передних ног лося, удивленно повел неровными бровями. Грицко, стоявший в стороне от добычи, хохотнул и потеребил кожу над губой, будто закручивая ус. Моня вынырнула из-за его спины и громко рассмеялась.
Меня не обрадовал веселый прием. Утаивая страх, я бродил взглядом по недругам. В безопасных условиях их странные наряды также насмешили бы меня.
Фома в дырявом сером тулупе, голубых казачьих шароварах, стрелецких бархатных сапожках, окаймленных золотой тесьмой, и скрученном на голове жгутом цветастом платке напоминал не то пьяную бабу из числа перехожих попрошаек, не то лишайную дворняжку. На Яне был мундир полковника, высокие белые сапоги и тряпичная красная шапка с собольей оторочкой. Одежда и обувь Ахтымбана была настолько рваной, лохматой и черной, что не угадывалось, представителю какого сословия и столетия она изначально принадлежала. Длинные волосы степного дикаря сдерживал рукав полосатого халата. Другим рукавом он был подпоясан. На тощих плечах Грицко висела простыней длинная холщовая рубаха, под ней набедренной повязкой просвечивал обрывок пестрой юбки, а ноги были босы. Моня щеголяла в зеленом фраке канцелярского писаря, белом фартуке с вышитыми красными цветами, розовых дамских панталонах и белых туфлях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});