летел в ночь колдовской голос, и ему вторила причудливо-раскованная мелодия, в которой только опытное ухо могло различить явный блюз. Патриция застыла, боясь пропустить хотя бы звук. Все в мире вдруг стало понятным и прекрасным. Девушка даже осмелилась посмотреть вокруг – и, о чудо! – на всех лицах она прочла те же чувства, что ощущала сама. А голос продолжал выпевать завораживающие слова:
Я илу к тебе, кошка души моей,Я иду к тебе, сила ступней моих,Я иду к тебе, воля полей и лесов,Я иду.
Пат сидела, раздираемая противоположными желаниями: чтобы музыка не кончалась никогда и чтобы она закончилась, дав ей наконец возможность узнать, кто же мог сочинить такое.
И песня закончилась. Девушка рванулась к Стиву:
– Кто это, Стиви, миленький, кто!?
Стив уставился на нее с искренним недоумением.
– Как кто? Что с тобой? Его трудно с кем-либо перепутать.
– Кто? – Пат тянула продюсера за рукав, как когда-то девочкой тянула отца, не желавшего идти с ней в зоосад. На них, кажется, уже начинали смотреть с подозрением.
– Господь с тобою, это Вирц. Мэтью Вирц. Можно сказать, восходящая звезда. Да разве тебя не было перед Рождеством, когда мы его писали в «четверке»?
– Не-е-ет.
– Ну как же, тебя еще в тот день отправили в Уилмингтон, отвезти бумаги этой старой калоше Эрхаммеру. Впрочем, что я несу! Если бы ты хотя бы минуту слышала его тогда, сейчас бы уже ни о чем не спрашивала. Наверное, уехала раньше. Так вот…
– Подожди, Стиви. – Странное предчувствие, словно котенок мягкой лапкой с острыми коготками, полоснуло по сердцу Пат. – Он такой высокий… с волосами, как… как вороново крыло… и глаза… девушка совсем сбилась. – Как у ненормального?
– Ну да. Впрочем, он совершенно нормальный. Балуется, конечно…
Но чем балуется восходящая звезда Мэтью Вирц, Пат уже не услышала. Она выбежала из кафе на широкую балюстраду, идущую по третьему этажу студийного комплекса, прямо в беззвездную январскую ночь. Целое восстановилось из частей.
«Да, Мэт – это всегда ночь, – подумалось Пат, когда, оторвавшись от своих грез, она увидела за окнами уже сплошную черноту. – Ночь и луна. Мы вместе полгода, а я так и не понимаю перемен его настроения и этой неуловимой двойственности, которая во всем. Не понимаю даже сейчас, после всех его писем, после всех ночей любви, когда его плоть во мне».
Ей стало не по себе. Как она будет женой человека, которого не понимает? А вдруг она никогда не сможет понять его? Он упоительный любовник, он даже хороший друг, он блестящий музыкант. Но муж? Но отец?
В таких беспокойных размышлениях прошли еще часа два. До прибытия самолета оставалось меньше часа. Опасаясь, что бушевавшая весь день метель может создать непредвиденные задержки, Пат еще в восемь часов позвонила в аэропорт. Но там сообщили, что все в порядке, полосы расчищены и самолет компании «Люфтганза» рейса Амстердам-Филадельфия ожидается по расписанию. Они уже запрашивали посадку.
Пат верила, что уже совсем скоро для нее наступит совсем другая, не призрачная, а полная реальности жизнь. Возможно, она будет трудной, но – обязательно настоящей. Патриция слишком устала от фантомов.
На прояснившемся небе в пенном кружеве плавала луна, и Пат неудержимо потянуло на улицу. Она надела высокие сапоги, набросила дубленку и вышла на крыльцо. Может быть, она дождется Мэта здесь, издалека увидев подъезжающую машину, и поцелует его твердыми от мороза губами…
Постепенно луна вышла из своих полупрозрачных одежд и повисла над Трентоном, огромная, молочно-белая, полная. Пат зябко передернула плечами, ей в голову внезапно пришла вычитанная в детстве магическая фраза: «Бойтесь полной луны – чары полнолуния на свободе и весь мир лежит под ее светом голым уродливым трупом».
«Господи, что за чушь лезет в голову, – подумала она. – Надо было выйти подышать еще днем, тогда бы…» – но додумать она уже не успела.
Из соседнего дома к ней бежала полураздетая Жаклин.
* * *
В первое мгновение Пат показалось, что девушка чем-то отравилась: рот ее сводила судорога, а под стареньким коротким халатом виднелось голое тело. Видимо, Жаклин вскочила прямо с кровати.
Схватив ее за плечи, Пат поймала себя на ощущении досады – если с маленькой француженкой действительно плохо, то пропала вся цельность встречи с Мэтом, а то и вообще полночи. Она мельком глянула на часы. Было без десяти одиннадцать, Мэт уже минут пятнадцать мог быть здесь…
А Жаклин трясло, как в лихорадке, и в ее глазах, наполненных непроливающимися слезами, застыл ужас и, как показалось Пат, неуместная сейчас жалость.
– Что с тобой? – стараясь говорить спокойно и внятно, спросила она.
Но в ответ девушка только таращила круглые черные глаза, вцепившись в рукав дубленки Пат.
Вся эта истерика начинала очень не нравиться Патриции, и уже с силой тряхнув Жаклин, она крикнула ей прямо в ухо:
– Что случилось? Да говори же скорей, а то еще и воспаление легких подхватишь!
Но вместо ответа Жаклин взяла Пат за руку и потянула ее в дом. В последний раз с тоской оглянувшись и не увидев на улице ни одной машины, Пат покорно захлопнула за собой дверь.
В теплом холле посиневшая Жаклин, не обратив никакого внимания на поданную ей пушистую шаль, упала на первую ступеньку лестницы, продолжая тянуть Пат за руку, пока та не села рядом.
– Пати, – своим милым неправильным выговором как-то виновато начала она. – Пати, ты только не обижайся, то есть я хотела сказать, ты не думай, будто… В общем, – вдруг собралась она с духом, – ведь ты беременна, правда?
Разговор принимал совершенно неожиданный для Пат оборот, и она даже хотела возмутиться тем, что Жаклин сует свой точеный носик совсем не туда, куда следует, но не успела. Француженка заговорила снова, испуганно и сбивчиво.
– Ничего не видно, но, понимаешь, я тебя знаю с самого моего приезда сюда и… Девушки так наблюдательны по отношению к старшим подругам, а уж к таким, как ты, и подавно… И вот… я еще с осени заметила, что в тебе что-то изменилось. Там, на ТВ, все заняты собой, а я одна, и я вижу… А вчера я окончательно поняла, ведь у тебя стало такое лицо… такое, ну, словно ты ушла внутрь… – вдруг с неожиданной надеждой Жаклин выкрикнула: – Ну, скажи, что это неправда! Скажи!
«Она совсем потеряла голову, – подумала Пат. – С ней точно произошло что-то нехорошее». Но вслух устало ответила:
– Нет, это правда. Но какое отношение это имеет к тебе?
Жаклин в ужасе закрыла ладошкой рот и еле слышно забормотала сквозь стиснутые грязноватые пальчики:
– Ты, конечно, будешь потом ненавидеть меня за это, прогонишь от себя, но лучше я…