Фигура вышла во двор, и к ней тут же присоединился другой человек, повыше.
- Стража у западных ворот пропустит вас, ни о чем не спрашивая, сказал второй первому.
Хват царапнул пальцем засохшую кровь на горле. Этот голос принадлежал Баралису.
- Вы точно кумушка в брачную ночь, Баралис. Обо всем позаботились.
Баралис поклонился незнакомцу.
- Стараюсь по мере своих сил.
Оба сделали несколько шагов в сторону Хвата. Он чуял теперь, что от незнакомца пахнет чужеземными духами и конским потом. Его темные волосы блестели от масла, а белые зубы сверкали в темноте.
- Вы ведь знаете, что Кайлок стоит лагерем у южных ворот? - спросил он, поправляя выбившуюся прядь. Он носил кожаный колет и двигался совершенно бесшумно.
- Нет нужды докучать королю подробностями нашей незначительной встречи, - откликнулся Баралис.
- Я того же мнения, - сказал незнакомец после нарочито длинной паузы.
Чтобы хорошо рассчитать эту паузу, он сжал левую руку в кулак и пять раз разжал его, прежде чем заговорить.
Судя по цветам его уздечки, он имел какое-то отношение к Вальдису. И Хват, хотя мало что понимал в таких вещах, чувствовал, что этот человек не простой рыцарь.
Незнакомец подошел к своей лошади. Хват вжался в стену. Лошадь тихо заржала, и хозяин привычно поднял руку, чтобы погладить ее, но Баралис заговорил, и он отвлекся.
- Собственно говоря, - сказал Баралис, подходя к нему, - чем меньше будет знать король о нашем... как бы это выразиться? - о нашем согласии, тем лучше. Как-никак он скоро женится, получит молодую жену, а с ней герцогство - зачем беспокоить его нашими мелкими делами?
Хват содрогнулся. Было нечто в голосе Баралиса, что пробирало его холодом до костей.
- Да, - согласился незнакомец. - Не думаю, чтобы короля могли заинтересовать религиозные прения в Хелче и на прочих завоеванных землях.
Он говорил с тем же смертоносным холодом, что и Баралис, только еще более гладко и равнодушно. Все у этого человека было гладким: его кожаный колет, его намасленные волосы, его движения.
- Вам следует знать, мой друг, - сказал Баралис, - что король смотрит на это точно так же, как и я. Коль скоро рыцари сражаются за нас на ратном поле и поддерживают порядок на занятых землях, до остального нам дела нет.
Незнакомец обнажил в улыбке мелкие и безупречно ровные зубы и снова промолчал, на сей раз трижды сжав и разжав пальцы.
- Я рад слышать, что король относится к религии так же, как и мы. - И продолжил с легчайшим намеком на насмешку: - Север слишком долго находился под духовным руководством Силбура, Марльса и Рорна. Довольно нам повиноваться капризам южной церкви.
Он хотел сказать что-то еще, но Баралис прервал его:
- Поступайте, как сочтете нужным, Тирен. Главное, держите Хелч на коленях, пока не падет Высокий Град, - и никто не станет оспаривать ваши побуждения.
Тирен! В горле у Хвата вырос такой комок, что не давал ему дышать. Тирен - глава рыцарства, идол Таула, его спаситель, его наставник. И он-то тайно сговаривается с Баралисом - один Борк знает, какие гонения обрушатся теперь на ничего не подозревающих жителей Хелча. Хвата не обманули слова "религиозные прения". Он слишком долго жил рядом с такими вот говорунами, чтобы не разглядеть правды за тщательно составленными фразами. Тирен хочет обратить жителей Хелча в свою веру - и, судя по тому, что говорилось в этом дворе, ни его, ни Баралиса не волнует, какими средствами это будет осуществляться.
Слушая беседу этих двоих, Хват страстно желал никогда бы при ней не присутствовать. Таул не поблагодарит его за такое известие. Хват начинал даже подумывать, не утаить ли от него этот разговор. Таул будет сломлен, узнав правду о Тирене. Глава ордена - единственный человек, в которого Таул еще верит.
Хват почувствовал резкую боль на шее. Сам того не ведая, он содрал свежий струп, и из раны на камзол текла кровь. Он заставил себя дышать легко и часто. Главное - спокойствие, твердил он себе. Главное спокойствие.
Он снова стал прислушиваться к разговору. Тирен отвязывал коня, а Баралис говорил:
- Я не желаю слышать россказней о пытках и еще более худших вещах, творимых в Хелче. Что бы вы там ни делали, это должно делаться тихо. Игра только начинается, и незачем югу знать о наших планах.
- Будьте покойны, Баралис. - Тирен распутывал узел длинными, в золотых кольцах, пальцами. - Я приму меры, чтобы ничто не просочилось наружу. Есть множество способов обезвредить слухи и до полдюжины способов пресечь их.
Говоря это, Тирен быстро переводил взгляд от коновязи к лошади. Он посмотрел даже в тот самый угол, где дом смыкался с оградой. Хват в шести шагах от него напрягся - от Тирена его отделяли только лошадь, ее тень да деревянная скоба.
Тирен поднес руку к лицу, пристально вглядываясь во тьму.
Комок снова застрял в горле у Хвата - точно свинцовый на этот раз. По носу стекал пот.
Лошадь вдруг потянула за повод, отойдя от стены. Тирен был вынужден последовать за ней, чтобы не упустить поводья.
- Похоже, вашему коню не терпится пуститься в путь, Тирен. Мне думается, мы с вами обо всем договорились. Мы оба смотрим одинаково на религиозную будущность Севера.
Тирен проверил подпруги и вскочил в седло.
- А когда же король полагает расширить свою империю? Надеюсь, Вальдису будет позволено распространить свет своей веры также и на Юг?
- Особенно на Юг, - с многозначительной улыбкой ответил Баралис.
Желудок Хвата при этих словах сжался в комочек. Хвату казалось, что его вот-вот стошнит.
Тирен удовлетворенно кивнул и направил коня к воротам. Ни он, ни Баралис не попрощались.
Баралис стоял в кругу света, падающего из двери, и смотрел, как отъезжает Тирен. Когда стук копыт затих вдали, Баралис перевел дыхание и улыбнулся.
- Тавалиск, - тихо молвил он во тьму, - это заняло у меня почти двадцать лет, но в конце концов я отомщу тебе.
Он выждал еще немного и вернулся в дом.
Как только дверь закрылась за ним, Хват испустил долгий, протяжный вздох. Он возблагодарил Борка и покойную мать Скорого за то, что они сохранили его, - он даже лошадь не забыл поблагодарить. Ощупав раненую голень, он обнаружил большую, сочащуюся кровью, донельзя болезненную опухоль. Рана на горле все еще кровоточила, а камзол насквозь промок от пота. Ничего на свете так не желая, как убраться поскорее с этого двора, Хват, однако, заставил себя подождать, пока в доме не погас свет. И даже тогда он долго еще не смел двинуться с места. Этой ночью он больше не собирался рисковать. За ним гнались, ему угрожали, его ранили - и хорошо еще, что дело ограничилось только этим. Ему на всю жизнь хватит таких переживаний - ну, почти на всю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});