источая потрясающий запах.
— Кто научил тебя готовить? — сужаю я глаза на Гилла, который занимает стул напротив меня.
— С чего ты взяла, что я умею? — усмехается он. — Сначала попробуй.
Я выразительно хмыкаю и подхватываю вилку.
Лучше скажите мне, чего он не умеет? Что-то же, чёрт, должно быть. А то раздражает.
Паста, разумеется, пальчики оближешь. Я за считанные секунды расправляюсь со своей порцией, и Гилл благодушно подкладывает мне ещё, при этом не забывая отметить:
— Ест и не толстеет. Сомнений не осталось.
— По поводу? — хмыкаю я.
Гилл качает головой, мол, это не важно, а затем облокачивается на столешницу и подпирает кулаком подбородок, чтобы пристально наблюдать за тем, как я ем. Меня смущает его жадный взгляд, но паста слишком вкусная для того, чтобы я обращала на это внимание.
Когда, закончив, я отодвигаю от себя тарелку, Гилл, криво улыбнувшись, поднимается на ноги и медленно обходит стол. То, как он говорит и что, вызывает во мне тревогу и ускоряет пульс:
— Время десерта.
Я зажмуриваюсь и непроизвольно задерживаю дыхание, когда Гилл останавливается позади моей спины. Его ладони ложатся на мои плечи. Он разворачивает меня прямо на стуле к себе лицом. Я тяжело выдыхаю, готовлю себя к тому, чтобы сбежать. Но… Его тёплые пальцы приподнимают мой подбородок, а у уха раздаётся горячий шёпот:
— Все мысли только о том, как я забираю твой долг…
И у меня они о том же…
Я сглатываю сухость, а Гилл подхватывает меня за талию и легко пересаживает на стол. Ножки стула с шумом скользят по паркету, когда Гилл сдвигает его, чтобы замереть между моих ног. Его пальцы находят узел ремня на халате и тянут в сторону. Я тревожно дергаюсь, обхватываю его руки своими и распахиваю глаза.
От тёмного взгляда напротив сердце ухает в пропасть.
— Не бойся, я помню, что мне придётся остановиться, — выдыхает Гилл.
Это сумасшествие, но я ему верю и отпускаю его руки.
Пальцы задевают кожу живота, когда Гилл медленно распахивает полы халата, вызывают острые мурашки и заставляют закрыть глаза.
— Проклятье, — глухо шепчет Гилл. — Ты… потрясающая, ведьма.
В следующую секунду его ладони, скользнув по спине под халатом, ложатся на мои лопатки, а губы обжигают кожу груди. Я выдыхаю сладкий стон. Ощущения настолько волнительные и приятные, что кружится голова. Даже, если бы я могла… Будь у меня хоть капля воли для того, чтобы оттолкнуть его… Я не стала бы.
Горячие губы поднимаются выше, ласкают ключицы, а затем шею. Мне трудно дышать. Тому, что томится во мне, накаляется, как лава в жерле вулкана, необходим выход. Я цепляюсь пальцами в мускулистые плечи, забираюсь под рукава футболки, чтобы почувствовать жар и гладкость кожи. Гилл рычит мне в шею.
Ещё одно сладкое мгновение, и его губы жадно накрывают мои.
Облегчение жаркой волной омывает низ живота, закручивается там мучительной истомой. И неожиданно перерастает в жажду такой силы, что у меня буквально плавятся кости.
Гилл углубляет поцелуй, прижимает меня к себе ещё теснее. Словно и ему всего этого катастрофически мало.
Я ощущаю его твёрдое желание, и от этого всё становится только хуже.
Мы целуемся с болезненным отчаянием, с пожирающей нас страстью, жадно и глубоко.
Пока оба не выдыхаемся.
Дышим часто, прижавшись лбами друг к другу, в ушах звенит беспокойная кровь, а нутро выворачивает неутолённое желание…
И тогда Гилл пальцами скользит вниз. Задевает пупок и опускает их ещё ниже. Я втягиваю живот. Стискиваю пальцы на крепкой шее. Калейдоскоп ощущений буквально рвёт меня на части.
Нельзя… Но нестерпимо хочется…
Внутреннее раскалённое пламя вырывается наружу глухим стоном, когда сильные пальцы проникают под резинку белья и касаются самого сокровенного.
Гилл тут же набрасывается на мои губы, чтобы ловить моё наслаждение ртом.
Умелые и нежные касания его пальцев за считанные секунды доводят меня до исступления. Напряжение, наконец, взрывается и выбрасывает меня из собственного тела.
Сладкие спазмы освобождают нутро и голову. Омывают сладкой негой внутренности. Расслабляют нервы.
Никогда не чувствовала себя настолько хорошо…
Я роняю голову на часто вздымающуюся грудь Гилла и пытаюсь заставить себя собраться. Совсем скоро, уверена, я начну жалеть о том, что позволила себе настолько расслабиться в его компании.
Но я даже не догадываюсь, что приступлю к этому прямо сейчас.
Гилл обхватывает пальцами мои скулы, ловит взгляд и хрипло произносит:
— Итак, ведьма. Ты молчишь о том, что я участвую в гонках, а я помалкиваю о том, что ты кончила на моём кухонном столе. Договорились?
Глава 10. Тайлер
Проклятая ведьма не выходит у меня из головы.
Стоит отвлечься хотя бы на секунду и не контролировать поток мыслей, как перед глазами тут же встаёт её соблазнительный образ на столе моей кухни. Затуманенная страстью синь глаз. Нежная грудь в кружевном бельё. Чертовски соблазнительные стоны. И до невозможности сладкие и ненасытные губы.
Я должен был себя обезопасить. На кону стояла моя беззаботная жизнь и свобода от отцовской опеки.
И мне стоило титанических усилий остановиться, как я обещал, на поцелуе. Да, ради дела, я зашёл чуть дальше, но это пустяки по сравнению с тем, что я мог сделать. Хотел сделать. До одури хотел.
Дьявол.
Я никак не могу понять, чем она меня так зацепила. Кроме всего прочего. Я могу получить секс в любую секунду, стоит лишь поманить пальцем. Это никогда не было проблемой. Но с тех пор, как я задался целью отомстить, у меня не стоит ни на кого, кроме этой ведьмочки.
А после проклятых пасты и сладкого десерта так подавно.
— Если вздумал поиметь официантку, сын, — насмешливо замечает отец, возвращая мои мысли в пространство банкетного зала, — то дождись завершения приёма, пожалуйста.
Я усмехаюсь и отвожу взгляд от случайной попки, обтянутой в форменную юбку. Качаю головой и обращаю внимание на то, что за столом осталась лишь наша «семья». Именно поэтому отец позволил себе подобное замечание. Наедине с нами беспокоиться о драгоценной репутации не обязательно.
Мать, разумеется, слышит реплику отца и с жадным любопытством всматривается в случайную девушку.
Я чешу бровь и мечтаю поскорее убраться отсюда. В принципе не терплю эти пафосные приёмы, устраиваемые рекламным агентством отца для важных клиентов. Ещё сильнее не люблю подолгу находиться в обществе своей матери. Как, впрочем, и отца.
Но условия, есть условия. Как те, что запрещают мне по случайности или нет вылететь из университетской команды по бейсболу. Как и плохо в него играть.
— Тай, мальчик мой, это