– Подманить их для чего? – спрашивает Чаз, как будто и вправду ничего не понимая. – Ты уже получила Люка. Вы же живете вместе. Хотя я до сих пор в толк не возьму, почему ты не можешь рассказать об этом родителям. Рано или поздно они все равно узнают, что ты живешь не с Шери.
Неужели, если они узнают, что твое новое жилище расположено на Пятой авеню, они станут тебя в чемто подозревать? Я закатываю глаза:
– Чаз, мои родители ничего не знают о Пятой авеню. Они никогда не были в Нью-Йорке. Ну, ты понимаешь.
– Нет, не понимаю. Просвети меня!
– Знаешь, – говорю я. Мне уже ясно, что он не оставит меня в покое, – для того, чтобы они сделали тебе предложение.
– Сделали пр… – По его лицу видно, что он понял. И это понимание сдобрено порцией здорового ужаса. – Ты хочешь выйти замуж за Люка?
Выбора у меня нет. Я беру одну из золотых подушек и швыряю в Чаза.
– Не смей об этом так говорить! – воплю я. – Что в этом такого? Я люблю его!
На этот раз Чаз слишком потрясен, чтобы увернуться. Подушка попадает прямиком в него, чуть не перевернув пустой стакан из-под джина с тоником.
– Ты же знакома с ним всего три месяца, – кричит Чаз, – и уже думаешь о свадьбе?!
– Ну и что? – Я не могу поверить, что это происходит со мной. Снова. Зачем я опять открыла свой большой рот? Почему я не могу держать все в себе? – Как будто для этого есть какие-то установленные сроки? Иногда ты просто понимаешъ это, и все.
– Да, но… Люк? – Чаз в недоумении трясет головой. Это плохой знак. Ведь Люк – его лучший друг, наверняка у него есть о нем какая-то тайная информация.
– Ну и что? Что Люк? – спрашиваю я. И хотя внешне я сохраняю спокойствие, сердце начинает бешено колотиться. Что он имеет в виду? Почему у него такое выражение? Как будто он чувствует какой-то дурной запах.
– Не пойми меня неправильно, – говорит Чаз. – Люк – прекрасный парень. Но я бы никогда не вышел за него замуж.
– Тебя никто и не просит, – замечаю я. – К тому же на территории многих штатов это вообще незаконно.
– Ха-ха, – говорит Чаз и замолкает. – Ладно. Не обращай внимания. Забудь, что я сказал.
Подманивай дальше своего дикого зверька, или как его там. Развлекайся.
– Лесного, – поправляю я. Теперь мое сердце не просто колотится, оно готово взорваться в груди.
– Лесного зверька. И скажи, пожалуйста, что ты имел в виду? Почему ты бы не вышел замуж за Люка?
Помимо того, что ты – не гей. И что он тебя об этом не просил.
– Не знаю. – Чаз явно чувствует себя неловко. – Женитьба – красивый конец сказки. Тебе придется провести всю жизнь с этим человеком.
– Необязательно, – говорю я. – Твой папа доказал обратное, сделав блестящую карьеру на разводах.
– Я об этом и говорю. Если ты свяжешь себя не с тем человеком, это может стоить тебе сотни тысяч долларов. Если, конечно, твои интересы будет представлять фирма моего отца.
– Но я не считаю, что Люк для меня – не тот человек, – спокойно объясняю я. – Я же не говорю, что хочу за него замуж прямо завтра. Я не идиотка. Прежде чем завести детей, мне нужно сначала сделать карьеру. Я сама сказала ему, что наше совместное житье – пробный шар. Но когда мне исполнится тридцать, будет просто прекрасно выйти замуж за Люка.
– Что ж, – вздыхает Чаз. – Я просто хотел сказать, что за шесть лет до твоего тридцатилетия может многое произойти…
– За семь, – поправляю я. -…И, если бы вы, ребята, были лошадьми, я бы не поставил на то, что Люк придет первым? Ни цента.
Я качаю головой. Сердце понемногу успокаивается. Чаз сам не понимает, о чем говорит. Он не поставил бы на Люка? Люк – самый фантастический из всех людей, которых я когда-либо встречала.
Разве Чаз знает хоть одного парня, который бы помнил наизусть все песни «Роллинг стоунз» из альбома «Клейкие пальцы» и пел бы их в душе? Кто еще может приготовить из масла, уксуса, горчицы и яйца самый вкусный майонез из тех, что я пробовала? Кто из знакомых Чаза мог бросить высокооплачиваемую работу в банке ради того, чтобы вернуться в институт и учиться па доктора?
– Ты не слишком хорошего мнения о своем лучшем друге, – констатирую я.
Чаз пытается оправдаться:
– Я не говорю, что он плохой человек. Я просто хочу сказать, что знаю его несколько дольше, чем ты, Лиззи. У него есть одна проблема – когда на его пути появляются сложности, он имеет обыкновение все бросать и сбегать.
Я потрясена.
– Потому что он ушел из медицинской школы, чтобы стать банкиром, а потом понял свою ошибку? Иногда такое случается, Чаз. Людям свойственно ошибаться.
– Ты не ошибаешься, – говорит Чаз. – То есть, конечно, ошибаешься, но это ошибки другого рода. Ты знала, чего хочешь, с того самого дня, как мы встретились. Ты знала, что будет тяжело, что придется многим пожертвовать, что ж» не принесет тебе сразу много денег. Но тебя ничто не остановит.
Ты никогда не откажешься от своей мечты из-за трудностей.
У меня просто челюсть отпадает.
– Чаз, где ты витал, когда мы разговаривали? Перед кем я распиналась и говорила, что готова отказаться от своей мечты?
– Ты говорила о том, что тебе придется вернуться домой и попробовать то же самое, только не в Нью-Йорке, – поправляет меня Чаз. – Это большая разница. Слушай, Лиз, не пойми меня неправильно.
Я не хочу сказать, что Люк плохой. Я просто не стал бы…
– Не поставил бы на него ни цента, будь он лошадью, а ты – игроком, – нетерпеливо заканчиваю я за него. – Да, знаю, я тебя прекрасно слышала. И по-моему, поняла. Но ты говорил о ПРЕЖНЕМ Люке. А не о том, кем он стал с тех пор, как появилась я. Люди меняются, Чаз.
– Не так кардинально, – отвечает он.
– Меняются. И разительно.
– Ты можешь привести эмпирические доказательства этого утверждения?
– Нет, – говорю я. Меня уже начинает это раздражать. Тяжело, наверное, временами приходится Шери. Он, конечно, очень симпатичный, если оценивать внешность. Он обожает Шери и, по-видимому, просто фантастический в постели (иногда мне кажется, что Шери перебарщивает с откровениями). Но эта его привычка носить задом наперед бейсбольные кепки… И это его «можешь привести эмпирические доказательства этого утверждения?».
– Очень яркий аргумент, – продолжает Чаз.
Что там говорил Шекспир? «Первое, что нужно сделать, это убить всех судейских». Я бы сказала иначе: «Первое, что нужно сделать, это убить всех аспирантов, ПИШУЩИХ ДИССЕРТАЦИИ ПО ФИЛОСОФИИ».
– Чаз! – перебиваю я. – Лучше помоги мне промерить окна, и я пойду домой и начну шить вам шторы.
Он оглядывается на окна. Их закрывают омерзительные складывающиеся металлические ставни, служащие, по всей видимости, для того, чтобы отпугивать немногочисленных наркоманов, которые, бог знает почему, живут здесь неподалеку.