На самом деле отец ничего подобного не говорил, он презирал жителей Уэссекса за чрезмерную набожность, но я старался раздразнить Рагнара.
Мне это не удалось.
– Уэссекс – богатое королевство, – ответил он, – но богатство не делает его сильным. Не золото делает королевство сильным, а люди. – Рагнар улыбнулся. – Мы – датчане. Мы не проигрываем, мы побеждаем, и Уэссекс падет.
– Правда?
– Сейчас там очередной слабый король, сын его еще совсем ребенок, и, если король умрет, люди, скорее всего, сделают новым королем его брата. Нам это на руку.
– Почему?
– Потому что брат его тоже слабак. Его зовут Альфред.
Альфред. Я впервые услышал имя Альфреда Уэссекского, и ничто во мне не встрепенулось. Да и с чего бы?
– Альфред, – продолжал Рагнар насмешливо. – Все, о чем он думает, как бы поиметь очередную девчонку, и это хорошо! Только не передавай Сигрид мои слова – но нет ничего дурного в том, чтобы обнажить свой клинок, когда подворачивается такая возможность. Только Альфред половину времени проводит за этим занятием, а вторую половину просит своего бога простить ему грех. Как бог может возражать против хорошего соития?
– А откуда ты знаешь, что Альфред так делает? – спросил я.
– Шпионы, Утред, шпионы. Чаще всего – купцы. Они болтают с людьми в Уэссексе, поэтому мы знаем все об Этельреде и его брате Альфреде. А еще Альфред почти всегда болен.
Рагнар помолчал, наверное задумавшись о своем младшем сыне, который тоже сейчас болел.
– Слабый род, – продолжал он. – Англосаксам стоило бы избавиться от них и посадить на трон настоящего человека, но они этого не сделают, и, когда Уэссекс падет, Англии не станет.
– А вдруг они найдут сильного короля? – спросил я.
– Не найдут, – уверенно ответил Рагнар. – В Дании короли – сильные люди, а если их сыновья оказываются слабыми, королем становится отпрыск другого рода. Но в Англии думают, будто трон выходит у женщины между ног. Вот и слабак вроде Альфреда стал королем только потому, что его отец был королем.
– У вас в Дании тоже есть короли?
– С дюжину. Я и сам мог бы называться королем, если бы захотел, только Ивару и Уббе это может не понравиться, а с ними приходится считаться.
Я ехал молча, прислушиваясь к топоту конских копыт и хрусту снега, и размышлял о словах Рагнара, что больше не будет Англии, что земли ее станут датскими.
– А что будет со мной? – наконец спросил я.
– С тобой? – Он удивился такому вопросу. – С тобой, Утред, будет то, что ты сам сотворишь. Ты вырастешь, научишься владеть мечом, узнаешь, как сражаться в клине, научишься грести, восхвалять богов, а потом будешь использовать эти знания себе на благо или во вред.
– Я хочу получить Беббанбург, – сказал я.
– Тогда ты должен его взять. Возможно, я помогу тебе, но не теперь. Прежде мы должны отправиться на юг, а до того, как мы отправимся на юг, мы должны убедить Одина принять нашу сторону.
Я все еще не понимал датской религии. Датчане относились к ней гораздо легкомысленнее, чем мы в Англии относились к своей. Правда, женщины их нередко молились, а время от времени после удачной охоты кто-нибудь посвящал богам добычу, прибивая окровавленную звериную голову над дверью: то был знак, что в доме состоится праздник в честь Тора или Одина. Но сам праздник, хоть и считался поклонением божеству, ничем не отличался от всех остальных пьянок.
Лучше всего мне запомнился праздник Йоль, потому что на нем появился Веланд. Он пришел в самый холодный день зимы, когда снег падал большими хлопьями, – пришел пешком, с мечом на поясе, с луком за плечами, в обносках, и почтительно встал на колени перед домом Рагнара. Сигрид почти силком затащила его в дом, накормила и дала эля, но, поев, он все равно вышел на снег, чтобы там дожидаться Рагнара, охотившегося в холмах.
Веланд был похож на змею, таково было мое первое впечатление. Он напоминал дядю Эльфрика, худого, скользкого, себе на уме, и я невзлюбил его с первого взгляда. Но, увидев, как он распростерся в снегу перед приехавшим Рагнаром, я почувствовал еще и укол страха.
– Меня зовут Веланд, – сказал он, – я ищу господина.
– Ты немолод, – заметил Рагнар. – Почему же у тебя нет господина?
– Он погиб, когда корабль его утонул.
– Кто он был?
– Снорри, господин.
– Который Снорри?
– Сын Эрика, сына Гримма, из Бирки.
– А ты, значит, не утонул? – сказал Рагнар, спешившись и отдав мне поводья.
– Я тогда был на берегу, господин. Я болел.
– Чей ты? Какого рода?
– Я сын Годфреда, господин, из Хайтабу.
– Хайтабу! – сморщился Рагнар. – Торговец?
– Я воин, господин.
– Почему ты пришел ко мне?
Веланд пожал плечами.
– Говорят, ты хороший хозяин, даришь браслеты, но если прогонишь меня, я пойду к кому-нибудь другому.
– И ты умеешь пользоваться своим мечом, Веланд, сын Готфреда?
– Как женщина умеет пользоваться своим языком, господин.
– Неужто так хорошо? – спросил Рагнар, словно не в силах сдержать насмешку.
Он разрешил Веланду остаться, отправив в Сюннигтвайт найти пристанище; когда же я сказал, что мне не нравится Веланд, Рагнар пожал плечами и ответил, что чужака нужно поддержать. Мы тогда сидели дома, почти угорев от дыма, вившегося под балками.
– Нет ничего хуже, Утред, чем не иметь господина, – сказал Рагнар. – Дающего браслеты, – прибавил он, тронув собственные украшения.
– Я не верю ему, – заметила Сигрид, лепившая булочки у очага. Рорик уже выздоровел и помогал ей, а Тайра, как обычно, пряла. – Мне кажется, он изгой, – добавила Сигрид.
– Может быть, – согласился Рагнар, – но моему кораблю все равно, кто сидит на веслах.
Он потянулся за готовой булочкой и получил по рукам от Сигрид, которая сказала, что эти булочки специально для Йоля.
Праздник Йоль был самым главным праздником в году: целая неделя угощений, эля, меда, поединков, смеха и пьяных, блюющих на снег. Люди Рагнара съехались в Сюннигтвайт, где устраивали конские состязания, боролись, соревновались в метании копья, топора и камней.
А еще было мое любимое состязание – перетягивание каната, когда мужчины и мальчишки разбивались на две группы, стараясь затащить соперников в ледяной ручей. Я заметил, пока боролся с мальчиком на год старше меня, что Веланд за мной следит. Теперь Веланд выглядел гораздо приличнее, не носил больше лохмотьев, а носил плащ на лисьем меху.
В тот Йоль я впервые напился – так, что меня не слушались ноги. Я лежал и стонал, потому что ужасно болела голова. Рагнар при виде этого взревел от смеха и заставил меня пить мед до тех пор, пока меня не стошнило.
Само собой, Рагнар выиграл состязание питухов, а Равн прочитал длинный стих о некоем древнем герое, убившем чудовище, а потом убившем и мать этого чудовища, которая была еще страшнее сына, но я был слишком пьян и почти ничего не запомнил.