Несмотря на свои смешные позы, эти люди были полностью погружены в серьезную работу. В обоих концах прохода висели надписи: «Прохода нет — ведутся работы». Все, кому надо было перейти из одного конца лодки в другой, должны были спускаться на нижнюю палубу и проходить через столовую команды под центральным постом.
На вахте стоял лейтенант Хей; он прижался как можно ближе к рулевым, чтобы оставить место для Бекхауэа и Макданиэля, которые наблюдали за показаниями эхолота.
Один из неписаных законов службы на подводных лодках заключается в том, что личный состав, занятый серьезной работой, не должен бросать инструменты и вытягиваться по стойке «смирно», когда рядом появляется командир корабля. Только Хэррис поднялся поприветствовать меня,
— Мы уже кое-что обнаружили, сэр, — доложил он. — Во-первых, аппаратура во время работы перегревается. Внутри прибора есть вентилятор, который после включения эхолота должен был работать непрерывно, но проводка к нему сделана неправильно, и он, очевидно, не работал. В результате сгорел трансформатор и вышли из строя по меньшей мере один, а возможно, и два кварца. Но я все-таки не могу найти объяснения понижению чувствительности в излучателе. Это-то меня и беспокоит.
Конечно, в этом докладе хорошего было немного, но по сравнению с тем, что сейчас происходило в кормовой части лодки, где Фиерс и его механики бились над своей проблемой, он был не самым плохим из всего, что я услышал сегодня.
— Докладывайте мне, Хэррис, как пойдут у вас дела, — сказал я. — Может быть, вам удастся приостановить дальнейшее ослабление сигналов излучателя…
Хэррис кивнул мне, когда я уходил, вероятно чувствуя облегчение и удивляясь, почему я не стал требовать более подробных объяснений. Бросив взгляд на рулевых и на приборы перед ними, я убедился, что «Тритон» идет уверенно на заданной глубине и пока еще с заданной скоростью. «Хорошо еще, что здесь-то все в порядке», — подумал я.
Из всех забот, которые беспокоили меня в этот момент, состояние энергетической установки внушало наибольшие опасения. Я не мог оставаться в неведении больше ни минуты и отправился в реакторный отсек.
Придя в реакторный отсек и переговорив с механиками, я убедился, что положение дел было неутешительным. Фиерс протянул мне бланк с последними записями показаний приборов. Показания хотя и были близки к тем, которые я видел раньше, но отклонение их от нормы было выше.
— Мы не можем понять, в чем дело, сэр, — сказал Фиерс. — Это необъяснимо, но факт налицо.
— Все показания снимал один и тот же человек? — спросил я.
Фиерс отрицательно покачал головой.
— Я тоже подумал об этом, сэр, но эти показания записаны совсем другим лицом.
— Что же вы предлагаете? — спросил я его, угадывая заранее, что он мне ответит.
Посмотрев мне прямо в глаза, Фиерс сказал:
— Мы просмотрели все, что написано по этому вопросу, каждую строчку инструкций и все чертежи и схемы. В настоящий момент третий человек снимает показания приборов. Мы будем продолжать проверку до тех пор, пока не будем точно знать, что случилось. Пока параметры все еще в пределах допустимой нормы.
Жужжание главной турбины и мощный ритмичный гул редуктора звучали так, как будто ничто не может нарушить их работу. Но это было не так. Небольшое смещение каких-нибудь важных элементов в самом реакторе, то есть там, куда мы не можем проникнуть, способно остановить реактор в любой момент.
Зазвенел звонок. Телефон. Кто-то ответил, послушал и протянул мне трубку.
Звонил Хэррис. Он спешил доложить приятную весть.
— Мы нашли наконец причину неисправности эхолота, сэр, — радостно сообщил он. — Я полагаю, что у нас есть необходимые запасные части. Через пару часов эхолот будет снова работать.
Я искренне обрадовался. Одной заботой меньше! Вскоре мы должны будем подойти к мелководному району, и этот прибор будет нужен нам как воздух.
— Хорошо, Хэррис. Передайте своим людям, что они молодцы и что я им очень благодарен.
— Есть, передать, сэр, — прозвучал довольный голос Хэрриса.
Я повесил трубку.
— Ну хоть одна проблема решена! Эхолот в порядке, — сказал я, облегченно вздохнув.
Но в хорошем настроении мы оставались недолго.
Открылась дверь отсека, и вошел Макдональд. Подойдя прямо к Фиерсу, он протянул ему бланк.
— На этот раз показания я снимал сам, — доложил он несколько смущенно.
Фиерс внимательно просмотрел цифры, сжал губы и передал листок мне. Показания приборов достигли допустимого предела.
— Останавливайте реактор, Фиерс, — распорядился я. — Когда он охладится, берите людей и начинайте тщательную проверку, сразу же как только можно будет войти в помещение. Мы должны немедленно установить, в чем дело.
Фиерс извинился и вышел. Вскоре мощные удары лопастей огромных винтов «Тритона» стали затихать.
У всех на корабле было подавленное настроение. Это ощущалось в поведении каждого члена экипажа, в том, как люди выполняли свои обязанности, в какой-то особенной сдержанности и молчаливости всех.
Через мгновение возратился Фиерс, лицо его выражало недоумение.
— Реактор остановлен, — сказал он, — но я все еще не могу поверить этому. Давайте начнем все с самого начала. — И он придвинул к себе стопку листков с записями. — Первый тревожный сигнал был, когда Старк стал замечать непрерывный рост показаний… Час спустя, — взглянув на меня, продолжал он, — мы доложили командиру. Затем мы все снова проверили…
Так шаг за шагом терпеливо мы проанализировали все, что произошло в истекшие два часа.
Наконец Фиерс ткнул указательным пальцем в один из бланков с записями:
— Вот здесь критические цифры. Что-то здесь не так, — пробормотал он. — Записанные вами, Макдональд, последние показания составляют одну десятую тех, которые были сняты в предыдущий раз.
Макдональд сравнил два листа записей, положив их рядом друг с другом.
— Я знаю, что мои записи правильны, — заметил он. — Я сам снимал показания с приборов. Запятая в десятичных дробях выглядит необычно, но здесь все правильно.
В душе моей блеснул луч надежды. Вопрос был сложнее, чем простая ошибка в постановке десятичного знака. Показания приборов, которые мы должны были регистрировать, иногда выражались с точностью до одной миллионной или десятимиллионной грамма или ампера. Ошибка вполне могла быть допущена при последующих подсчетах.
— Если это так, Фиерс, — сказал я, — то, выходит, все в порядке и никакой неисправности нет. Могли ли показания измениться на такую большую величину за такой короткий срок?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});