Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замечательный человек был старик. Лучший представитель своего поколения. Я уверен, Гаффер, не задумываясь, отдал бы собственные глаза, чтобы заполучить его на службу. Ферма находилась в идеальном месте - прямо на индийско-пакистанской границе. С одной стороны Непал, Кашмир с другой, две окольные дороги в китайский Тибет и не так далеко от южных окраин азиатской России. Настоящий перекресток. Господь всемогущий, если бы его можно было склонить на сотрудничество, он знал бы все, что творилось вокруг, почище самого Йева Шалома. Но старик не был расположен к таким занятиям. По его нехитрым понятиям шпионы занимались грязной работой, как, впрочем, и политики. Его же занимало только обучение людей фермерскому ремеслу и повышение уровня местного сельского хозяйства.
В связи с обретением Индией независимости и отъездом британцев, некоторые члены нового индийского правительства выражали сомнение в желательности пребывания англичанина в столь щепетильном месте, но говорят, сам Ганди выступил в его защиту. Нет уж, старину Калвертона к Делу привлечь никогда не удастся.
Тогда какого черта сюда влез Уэйнрайт?
Ничего хорошего в этом не было. Спать я не мог, вылез из-под москитной сетки и направился к французскому окну, выходившему на крышу веранды. Сезон дождей, силой которых Верхний Пенджаб никогда не отличался, ещё не добрался до этих мест, но в воздухе уже чувствовалась сырость. Я облокотился на перила, закурил и стал рассматривать окрестные постройки, белевшие в лунном свете. Само бунгало имело Г-образную форму. Комната Клер находилась в коротком крыле, но между ними крыша веранды имела разрыв. Мне вспомнился самоотверженный прыжок, который пришлось совершить, когда нас застукала леди Шила.
Неподалеку от меня по бетонному полу щелкнул камешек. Я выглянул и прямо под собой различил фигуру Мирай Хана. Бесшумно, как кошка, он вскарабкался по решетке, перемахнул через перила и отдал честь.
- Салам, Хан Бахадур, - приветствовал я его и подал руку.
- Давай пройдем внутрь, Идвал Риз, - прошептал он. - Комната старого сахиба как раз под нами, а у него очень чуткий слух.
Мы зашли внутрь, я оглядел его при свете. Как и Калвертону, ему стукнуло немало лет, но он был по-прежнему крепок. Борода и роскошные кавалерийские усы со времени нашей последней встречи поседели ещё сильнее, но лихо закрученный тюрбан был туго стянут. Он пришел в полк неумелым рекрутом, когда Калвертона произвели в офицеры, а это значило, что разница в их возрасте не превышала года. Но, говоря друг о друге, они всегда добавляли слово "старый". Возраст на Востоке ставится в заслугу и тешит тщеславие.
- Как ты мог так приехать, сахиб, - спросил он, - что я ничего не заметил?
- Тихо, как ты и просил. В платье пенджабского мусульманина.
Довольная усмешка тронула его губы.
- А трижды проклятый патанский вор?
- Он все ещё со мной.
- Однажды ночью, пока ты спишь, он перережет тебе глотку.
- Сомневаюсь.
- Я тоже. Шутка.
- В чем дело, Мирай? - поинтересовался я. - Ты можешь мне сказать, не предав доверие хозяина? Бригадир-сахиб ничего не сказал мне... и не собирается.
Он ненадолго задумался.
- Разговор с другом и в интересах друга нельзя считать предательством, сахиб, - Мирай Хан повернулся, постоял у окна и снова вернулся ко мне. - Я говорю о дружбе. Можно другу простить большую дерзость?
- Конечно можно. Потому что эта дерзость не может быть намеренной. Что ты хотел сказать, Мирай?
- Почему вы с мисс-сахиб Клер не поженились? - спросил он, и теперь настала моя очередь хранить молчание. Потом я заговорил, изо всех сил стараясь сдержаться.
- У неё есть работа. Это её госпиталь в горах. Тебе об этом прекрасно известно, Мирай.
- Разве она похожа на высохшую миссионершу-мемсахиб, которая не может найти себе мужа? - поморщился он. - Неужели кроме нашей красавицы некому раздавать суп и вытирать носы базарному отродью?
- Это неправда, и ты сам это знаешь, - возразил я. - Она возглавляет очень большой госпиталь для тибетских беженцев, которых китайцы могли заморить до смерти непосильной работой.
- Никогда не приходилось слышать о тибетце, замученном работой, фыркнул он. - Замужняя женщина должна все бросить и следовать за мужем.
- А твоя?
- Все трое, какое невезенье, - улыбнулся Мирай Хан и этим немного разрядил обстановку, но по-прежнему не желал сменить тему беседы.
- Значит, Клер-баба не может оставить своих проклятых тибетцев? А тебе этого очень бы хотелось, верно?
- Наши женщины имеют свободу выбора.
- Женщинам нужно иногда вправлять мозги для их же пользы - и приводить разумные доводы, если это сработает.
- А если нет?
- Драть кнутом.
- Ты можешь как-нибудь это с ней попробовать, если, конечно, сочтешь эту жизнь слишком для себя обременительной.
- А мне приходилось проделывать это множество раз, когда проказница была ещё ребенком. Если что-то было не по ней, она имела обыкновение забираться на дерево у сеновала, где мемсахиб не могла до неё добраться, и оттуда орала что в голову взбредет. Я поднимался с тростью из ротанга, чтобы поучить её хорошим манерам. После этого она пару дней сесть не могла.
- Ты сам сказал, тогда она была ребенком, Мирай. Этих дней не вернешь. Мы не бьем наших женщин.
- Жаль. Даже лошади изредка нужен кнут - для воспитания здравого смысла, - он посмотрел мне в лицо. - Мы все толчемся вокруг да около, сахиб, и сами все отлично знаем. Скажи честно, почему ты на ней не женился?
- Наши пути разошлись, - пожал я плечами. - Судьба.
- А твой путь её не устраивает?
- Похоже, что так.
- А ты не мог бы помогать ей здесь?
- Что я, врач или женщина, чтобы вытирать сопливые носы?
- Спасибо сострадательному Аллаху - нет. Так тебя её путь не устраивает? - он воздел к небу руки. - Шейх мати. - Это означает полное поражение. - Значит, вам обоим жить в печали.
- Не совсем. Все забыто.
- Именно потому она до сих пор хранит твою фотографию и во время приездов сюда распрашивает, что я о тебе слышал.
- Тогда, - рассерженно буркнул я, - это было сказано обо мне.
- Подтверждением может служить твое появление на балконе, когда ты как верблюд во время течки пялился на её окна.
- Слишком много на себя берешь, Хан Бахадур. Не стоит бросать мне в лицо оскорбления, - я почувствовал, как кровь приливает к лицу.
- Прошу у сахиба прощения. Я не хотел тебя оскорбить. Я - старый человек, и видел много поколений молодых британских и индийских офицеров. Между ними мало разницы. Никто не осуждает соседа за воровство фруктов с дерева будущего тестя. Разве человек становится от этого хуже?
- Давай сменим тему, - решительно заявил я.
- С удовольствием. Если сахиб действительно этого хочет. Но мы так и не добрались до настоящей причины. Все дело в твоей работе. На самом деле она её не выносит.
- Не понимаю, о чем ты...
- Сахиб, сахиб, - упрекнул Мирай Хан. - Разве не я перетащил тебя однажды через границу, когда какие-то головорезы гнались по пятам, а вы с патаном оказались на волоске от смерти? Ты для меня был просто другом в беде. Я хоть раз поинтересовался цветом кожи или политическими пристрастиями этих потрошителей? Мне и сейчас это абсолютно безразлично. У меня только один цвет - цвет моей кожи, и нет другой политики, чем у генерал-сахиба. Но я не дурак. Мне известно, что влечет за собой твоя работа, какая бы сторона не платила. Именно это я хотел обсудить.
- Этот вопрос я обсуждать не могу.
- Даже если генерал-сахиб с Клер-баба замешаны в этом деле и их жизни грозит опасность?
Так вот в чем дело! Я ощутил холодную пустоту в желудке. Мне не хотелось продолжать этот разговор, но теперь нужно было все выяснить.
- Ты знаешь, чем я занимаюсь - работаю на тех, кто мне платит. Правда, все они принадлежат к одному лагерю, и я никогда не работаю против Индии или Пакистана. Да, причина именно в этом. Генерал-сахиб с Клер-баба ненавидят мою работу, но другой я не знаю. Что ты собирался мне сказать, Мирай?
Он облегченно вздохнул.
- Мне очень жаль, сахиб. Мы, как женщины, долго кружили вокруг да около, и я вывел тебя из терпения. Но вот в чем дело. Клер-баба в своем госпитале оказалась втянутой в какую-то темную историю. Сахиб об этом знает, но ничего сделать не может.
- В чем она замешана?
- Хотел бы я знать. Во-первых, этот тип приходил сюда и спрашивал ее...
- Что за тип?
- Молодой парень... европеец... Винлайт...
- Уэйнрайт?
- Вот именно. Язык сломаешь на английских фамилиях...
- Ближе к делу.
- По его словам, они познакомились в Калькутте, когда Клер ездила закупать медикаменты для госпиталя. Она пригласила его в гости, если он случайно окажется в наших краях. Генерал-сахиб радушно его принял. Три дня спустя Клер-баба вернулась из госпиталя. Генерал-сахиб был очень счастлив, потому что последнее время она не часто нас навещает. Она много времени проводила с этим молодым человеком. Я думал... мне казалось... - он не закончил мысль, и мне пришлось его подтолкнуть.