- Основываю новую религию.
- Вы больны. Вы должны вернуться в больницу.
- Нет, доктор. Я больше не болен. Я прошел нужную терапию и нахожусь в прекрасном состоянии. Это было великолепное лечение; селективное уничтожение памяти, как я и просил. Болезни больше нет.
Брайса, казалось, заинтересовали эти слова. Серьезность официального представителя на минуту исчезла, уступив место профессиональному интересу.
- Любопытно, - произнес он. - Нам встречались люди, забывшие одни лишь существительные, и люди, забывшие, с кем состоят в браке, а также люди, забывшие, как играют на скрипке. Вы первый, кто забыл про травму. Все же вам надо вернуться. Вы не можете верно оценить свое состояние при воздействии внешних факторов.
- Ничего, смогу, - сказал Халдерсен. - Я в порядке. И я нужен моим людям.
- Вашим людям?
- Бездомным. Заблудшим. Потерявшим память.
- Мы собираем таких людей в больнице, Нат. Мы хотим вернуть их семьям.
- Разве это обязательно хорошо? Может быть, некоторым из них полезнее побыть некоторое время вдали от семьи? Эти люди выглядят счастливыми, доктор Браде. Я слыхал, всюду происходят самоубийства. Везде, но не здесь. Мы применяем терапию взаимной поддержки. Ищем радость в забвении. Это, похоже, действует.
Брайс довольно долго смотрел на него с экрана. Потом бесстрастно проговорил:
- Хорошо, идите пока своим путем. Но я бы хотел, чтобы вы перестали проповедовать эту мешанину христианства и фрейдизма и покинули парк. Вы все еще больны, Нат, и вам людям грозят серьезные неприятности. Я еще поговорю с вами позднее.
Связь прервалась. Полиции пришлось уйти ни с чем.
В пять часов Халдерсен обратился к своим людям с краткой речью, посылая их в качестве миссионеров для розыска новых жертв амнезии.
- Спасите, сколько будет в ваших силах, - напутствовал он их. Ищете отчаявшихся и ведите их в парк, пока они не наложили на себя руки. Объясните им, что потерянная память - это еще не все на свете.
Апостолы отправились в путь. Они возвращались, ведя более несчастных, чем они сами. До захода солнца группа выросла более чем до сотни человек. Кто-то приволок экструзер и выдул еще штук двадцать куполов и навесов. Халдерсен произнес проповедь радости, вглядываясь в блеклые глаза и вялые лица тех, чье самосознание было начисто стерто в ту злополучную среду.
- Стоит ли сдаваться? - обратился он к ним. - Кому из вас предоставлен шанс самому создать свою жизнь? Каждому. Ваша память чистый лист бумаги! Избирайте, какой проделаете путь, лепите свои "я" по собственной воле - вы возрождены святым забвением, вы все. Отдыхайте теперь те, кто пришел к нам вновь. Остальные пусть отправятся в путь, ища скитальцев, заблудших и потерянных, прячущихся в городе...
Когда он кончил говорить, то увидел кучку людей, проталкивающихся к нему со стороны Южной Дороги. Халдерсен торопливо пошел им навстречу, опасаясь неприятностей. Подойдя поближе, он увидел полдюжины своих апостолов, вцепившихся в неряшливого, небритого испуганного маленького человечка. Они швырнули его под ноги Халдерсену. Человечек дрожал, словно заяц, окруженный сворой гончих. Глаза его блестели. Его клиновидное лицо - с острым подбородком и с выступающими острыми скулами - было бледно.
- Это он отравил воду! - завопил кто-то. - Мы отыскали его в меблированных комнатах на Иуда Стрит. У него там целый мешок отравы, схемы городского водопровода и пачка компьютерных программ. Он признался. Он признался!
Халдерсен взглянул на человечка.
- Это правда? - спросил он. - Это сделали вы?
Человек кивнул.
- Как вас звать?
- Не скажу. Требую адвоката.
- Убейте его! - взвизгнула какая-то женщина. - Оторвите ему руки и ноги!
- Убей его! - пронесся по толпе ответный рев. - Убей его!
Халдерсен понял, что все эти люди запросто могут превратиться в неуправляемую толпу.
Он обратился к схваченному:
- Скажите, как вас зовут, и я защищу вас. Иначе я ни за что не отвечаю.
- Скиннер, - едва слышно пробормотал человечек.
- Скиннер. Вы отравили воду?
Еще один кивок.
- Зачем?
- Чтобы покончить.
- С кем?
- Со всеми. С каждым.
Классический параноик. Халдерсен почувствовал к нему жалость. Но только он. Толпа жаждала крови.
Высокий мужчина взревел:
- Заставьте этого ублюдка выпить его же дрянь!
- Нет, убей его! Затопчи его!
Голоса становились все более угрожающими. Теснее смыкались разъяренные лица.
- Послушайте меня! - закричал Халдерсен, и его голос перекрыл рокот толпы. - Сегодня вечером здесь не будет убийства!
- Что ты собираешься делать? Выдашь его полиции?
- Нет, - ответил Халдерсен. - Мы будем жить вместе. Мы научим этого несчастного блаженству забвения, а потом сообща разделим нашу новую радость. Мы люди. Мы обладаем способностью прощать даже закоренелых грешников. Где этот порошок? Кто-то говорил, что нашли лекарство. Сюда. Сюда. Кладите. Так. Братья и сестры, покажем же этой темной, заблудшей душе путь к спасению. Так. Так. Дайте мне, пожалуйста, воды. Благодарю. Сюда, Скиннер. Поставьте его на ноги, будьте добры. Держите его за руки. Как бы он не упал. Минутку, я найду нужную дозу. Так. Так. Сюда, Скиннер. Прощение. Сладостное забвение.
***
Работать вновь было так хорошо, что Мюллер не мог остановиться. В субботу к полудню студия была готова. Он уже давно в подробностях продумал скелет первой фигуры. Теперь все зависело только от его усилий и времени. Скоро ему будет что показать Кастину. Он заработался до поздней ночи, соединяя арматуру и наскоро проверяя последовательность звуков, которые должна была издавать скульптура. Ему в голову пришло несколько интересных идей насчет звуковых триггеров - устройств, включающих звук при приближении зрителя. Кэрол была вынуждена напомнить ему про ужин.
- Не хочу отвлекать тебя, - сказала она, - но, похоже, если этого не сделать, сам ты не остановишься.
- Извини. Восторг созидания.
- Оставь немножко энергии на другие дела. Есть и другие восторги. Хотя бы восторг от еды.
Она все сготовила сама. Великолепно. Он снова вернулся к работе, но в половине второго Кэрол снова отвлекла его. Теперь он и сам подумал, что надо кончить. Он с лихвой отработал дневную норму и был покрыт благородным потом, который выступает, когда работаешь на совесть. Две минуты под молекулярным освежителем - и пота как не бывало, одна лишь прекрасная усталость выложившегося виртуоза. Он не ощущал такого вот уже год.
Наутро его разбудила мысль о неоплаченных долгах.
- Роботы все еще здесь, - сказал он. - Они не ушли. Да и с чего бы это? Даже если во всем городе замрет жизнь, никто ведь не прикажет роботам угомониться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});