Он в своем уме? Какие баллы? Не слышала такого, чтобы на ходу менять правила. Не успела я и рта раскрыть, чтобы возмутиться наглой выдумкой, как Мэл хмуро сказал, поглядывая на товарища:
— Компенсирую несознательное поведение тем, что впредь буду уносить твои подносы на мойку.
— Правда, что ли? — не поверила я своим ушам. Воистину сегодня день чудес: Мелёшин добровольно согласился надсаживать холеные ручки. — А как быть с твоей короткой памятью?
— Напоминай каждый день.
— Обязательно. Не поленюсь ради такого дела.
— Заведи блокнотик и отмечай, — продолжал раздражать Мэл.
— И заведу! И буду обводить кружочками в календаре! — вспылила я.
— Хочу, чтобы по утрам кружочки были красные, а на обеде — черные, — закапризничал будущий уборщик подносов.
— Лучше у тебя на лбу крестики ставить, — разозлилась и схватила ложку.
На лице Мелёшина снова возникла непонятная ухмылка, и он поспешно уткнулся в свою тарелку. Бритоголовый Дэн покачал головой, словно умудренный жизнью старец, а я, не дождавшись ответа, чтобы применить ложку по назначению, принялась баловать вкусовые рецепторы картофельной запеканкой с мясоовощной прослойкой.
Перед походом в квартал невидящих я решила привести себя в пристойный вид. Умылась, намазалась воздушными духами и собралась обновить хвостик на голове. Чуть зубцы у расчески не сломала, пока расчесывала, и бесполезно — сзади образовался спутанный клок волос.
Я побежала к зеркалу у раковины. Вертела головой по сторонам и косила глазами в попытке разглядеть воронье гнездо, но без толку. В коридоре мелькнуло Аффино пальто.
— Аффа! Иди сюда! Посмотри, а то ничего не вижу.
— Привет, — отозвалась она, появившись в проеме.
— Глянь, у меня в волосах какое-то пугало появилось, — попросила я девушку.
Некоторое время она перебирала прядки.
— Эвка, — протянула медленно, — у тебя завелся колтун.
— Что-что? — перепугалась я. — Это заразно?
— Как сказать, — соседка явно недоговаривала, и от невразумительной фразы мне стало нехорошо. — Когда началось?
— Что началось, Афочка? — спросила я дрожащим голосом.
— Когда волосы начали запутываться?
— Не помню. Вроде бы вчера, — ответила, пугаясь еще сильнее от устроенного допроса.
— Значит, нужно поторопиться, — заключила девушка. — Пара суток, и у тебя на голове будет вертикальное стойбище, которое придется сбривать наголо.
— Мамочки! — ужаснулась я. — Как так? Откуда? Я же часто мою голову! И расчесываю.
— Какая ты, Эвка, наивная, — вздохнула соседка. — Чем чаще чешешь, тем сильнее запутывается. Сразу видно, что раньше никому дорогу поперек не переходила.
— То есть?
— Делается просто, — пояснила Аффа. — Берется сrucis[6] и бросается как бумеранг в волосы. Выход один — состричь колтун, и чем скорее, тем лучше, иначе останешься с голой черепушкой.
Я знала о сrucis, его применяли для перемешивания различных сред. Создать заклинание вслепую у меня бы ни за что не получилось, потому что для него задействовались две волны, связывавшиеся крестом. Забрасываемая "крестовина" на лету наматывала на себя все, что попадалось по пути. Стремясь вернуться в исходное состояние, вертушка из волн раскручивалась и устраивала еще большую путаницу.
— Афочка, что же делать? — заныла панически. — Я боюсь. Неужели наголо? Выстриги, пожалуйста! У меня ножнички есть.
— Обычные ножницы не помогут. Собирайся, — сказала решительно девушка.
Я метнулась за курткой.
— Здесь недалеко, — добавила Аффа, увидев надеваемый на шею шарф. — В общаге. Главное, висоры прихвати.
Дрожащими руками я сгребла наличность. И за какие грехи нежданное наказание? Точно, это возмездие за корысть и жадность! Не успели деньги упасть в руки, как тут же уплывут от меня, как по заказу. Эх, не стоило соглашаться на уговоры декана, и, глядишь, закон подлости обошел бы стороной.
— Аффа, получается, в меня специально бросили сrucis? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице.
— Получается.
— Но зачем?
— Об этом хочу поинтересоваться у тебя, — сказала девушка, и я примолкла, задумавшись над тем, кто надумал лишить меня чубчика.
Тем временем мы забрались на третий этаж и остановились перед глухой дверью, перегораживающей коридор. Рядом располагалась панель с тремя рядами пронумерованных кнопок. Соседка нажала на одну из них — раз, другой, третий. Я переминалась, нервничая в ожидании. Что делать, если хозяина не окажется дома? Не представляю, куда бежать. Неужели исход один — гладкая блестящая голова под париком?
— Ну? — раздался недовольный женский голос в динамике. — Мне некогда.
— Вива, дело срочное, — начала Аффа, но говорившая уже отключилась.
Соседка нахмурилась и снова надавила на кнопку. Динамик опять ожил:
— Я же внятным языком объяснила. Не могу.
— Это срочно, иначе бы не пришли, — ответила Аффа.
В динамике помолчали.
— Посмотрю, но не обещаю, — произнес голос. Замок щелкнул, и дверь приоткрылась.
Теперь я поняла, почему Аффа удивлялась моему обитанию в захудалой швабровке при наличии высокопоставленного родителя. Коридор третьего этажа, в отличие от нашего, загаженного вечным ремонтом, был устлан широкой ковровой дорожкой. На стенах висели пейзажные картины и фотографии в рамках, аккуратные плафоны радовали глаза успокаивающим светом. Пахло чистотой и сытой обеспеченностью.
— Вот это да! — восхитилась я, позабыв о беде. — Красотища!
Аффа зло фыркнула:
— Пусть подавятся своей красотой, а нам и внизу неплохо живется. — И предупредила: — Я буду говорить, а ты молчи.
За дверью в ярких потеках, словно по ней долго плескали разноцветными красками, обнаружилась хозяйка — девица мелкого роста с вульгарно накрашенным лицом. Собственные брови у нее отсутствовали, зато имелись щедро нарисованные крутые дуги. Веки кричали насыщенными синими тенями, рот был накрашен гротескным бантиком, а над верхней губой занимала место жирная родинка. Волосы на голове девицы собрались в невообразимую кашу с примесями искусственных прядей.
— Я в образе, — сказала хозяйка. — А вы мешаете.
— У нее колтун, — объяснила Аффа и подтолкнула меня. — Второй день.
— Мне-то что? — пожала плечами невообразимая красотка.
— Постриги, — попросила Аффа. — Не брить же.
— Пожалуйста! — умоляюще влезла я, и соседка мрачно зыркнула. Не могу молчать, когда на кону стоят остатки тощей шевелюры.
Вива вперила руки в бока и обошла кругом, изучая меня. Смотрины показались смешными: она была почти на голову ниже и глядела снизу вверх.
— Могу заплатить, — попробовала я увлечь девицу. Аффа скептически покачала головой, досадуя на чей-то гибкий язык, ввязавшийся в разговор.
— Наличность интересует меня не в первую очередь, — махнула рукой хозяйка и пощупала мой растянутый свитер. — Садись, погляжу.
По просветлевшему лицу Аффы я поняла, что преодолен важный рубеж — нас приняли и не отказали.
У стены стояло антикварное трюмо, густо обклеенное картинками из женских журналов с разнообразными прическами моделей. На тумбочке перед зеркалом теснилась батарея разномастных флаконов, бутылочек и коробочек. С краю была навалена гора расчесок разных форм и размеров, позади — кучка папильоток. Я уселась на предложенный деревянный табурет. Перед носом вспорхнула простыня, в которую раскрашенная девица закутала меня по шею.
Не припомню, когда в последний раз посещала парикмахерскую. Во взрослой жизни я стригла челку самостоятельно и изредка подравнивала секущиеся концы, так как волосы не желали расти длиннее плеч. Поэтому сейчас с настороженным интересом рассматривала себя в новом ракурсе и косилась по сторонам.
А посмотреть было на что. Девица жила припеваючи, занимая не одну комнату: рядом с трюмо располагалась еще одна закрытая дверь. Подоконник, широкая кровать и стол утонули под завалами тряпья, отрезов и лоскутов, на полу валялись обрезки бумаги, похожие на части выкроек. Над окном свешивались во множестве колокольчики на веревочках различной длины. За спиной отражалось большое круглое зеркало в массивной раме, завешанное черной тканью.