Читать интересную книгу Шарло Бантар - Евгения Яхнина

С подвижного, легко меняющегося лица Мадлен не сошло выражение тревоги и горечи. Люсьен заметил это. Ему хотелось поскорей прервать тягостный для обоих разговор.

— Однако, — сказал он, — плохой пример дисциплины показываю я своим солдатам. Надо идти к ним…

— Иди, иди! — заторопила его Мадлен.

Люсьен уже давно скрылся из виду, а Мадлен всё ещё стояла и тревожно глядела ему вслед.

Глава седьмая

В логове хищников

Ещё не умолкли стоны раненых на улице Рапп, ещё не рухнула наземь последняя стена патронного завода, ещё вздымались в небо жёлтые огненные языки, когда канцлер Бисмарк и фельдмаршал Мольтке встретились, чтобы в дружеской беседе выяснить некоторые интересовавшие обоих вопросы.

Они встретились в роскошных апартаментах «Белого лебедя» — лучшей гостиницы Франкфурта-на-Майне, — куда не долетали отголоски кровавых парижских событий.

Старинный город Франкфурт-на-Майне играл немалую роль в истории Германии. Когда-то здесь короновались императоры Священной Римской империи, а позже — германские императоры. В стенах этого города было задумано немало грабительских планов, стоивших народам много крови и слёз.

Совсем недавно здесь был заключён позорный для Франции мирный договор.

Отсюда теперь Бисмарк наблюдал, как выполняет французское правительство свои обязательства и, прежде всего, как Тьер расправляется с восставшим Парижем.

Бисмарку в ту пору было пятьдесят шесть лет, но на вид ему казалось меньше. Он сидел, откинувшись в кресле. Правая рука его покоилась на малиновом плюшевом подлокотнике. В толстых пальцах была зажата полупотухшая сигара. Густые, нависшие седые брови, столь же густые, с желтизной от усиленного курения усы, шрам на щеке — напоминание об одной из двадцати семи дуэлей в бурные студенческие годы — придавали суровое выражение его лицу, когда он сидел, опустив голову. Это впечатление не только усиливалось, но становилось гнетущим, когда Бисмарк поднимал на собеседника глаза. Его свинцовый взгляд, казалось, замораживал собеседника, сверлил его, проникая глубоко внутрь. Улыбка редко поднимала углы резко очерченного рта, а если и бывала мимолётной гостьей, не вносила никакой перемены в жёсткую, суровую, окаменевшую физиономию этого рослого, грузного человека.

Он был одет в безукоризненно сшитый серый костюм, который, казалось, составлял с ним одно целое. Прозвище «железный канцлер» как нельзя более подходило ко всему его мрачному, серому облику.

Лицо дряхлого не по годам графа Мольтке, одетого в маршальскую форму прусской армии, походило на застывшую маску и производило отталкивающее впечатление. Бесцветные потухшие глаза казались невидящими.

— Признаюсь, — говорил Мольтке, — известие, что Версаль всё же утвердил мирный договор, очень меня огорчило. Не думал я, что Национальное собрание согласится уступить нам Эльзас и Лотарингию — две богатейшие провинции Франции. Всю ночь я сегодня ворочался, строил планы…

— Вы надеялись ещё повоевать? — иронически спросил канцлер и, вложив сигару в рот, начал медленно её посасывать. — Вы допускали, что Национальное собрание окажется более патриотичным и менее податливым, чем Тьер? Что касается меня, я был вполне уверен и безмятежно спал. Впрочем, должен со своей стороны признаться: за всю войну я провёл только одну бессонную ночь… Вам нетрудно угадать, какую именно.

— Вероятно, ночь с четвёртого на пятое сентября, когда вы узнали, как французский народ ответил на седанский разгром? — живо заметил Мольтке.

— О нет! Это меня нисколько не волновало. Я знал, что республика, недалеко уйдёт от империи, раз во главе её стоят такие министры, как Жюль Симон и Жюль Ферри, которые танцуют под дудочку Адольфа Тьера. С этими господами легче договориться, чем со спесивым императором. У того было всё же больше национальной гордости, чем у этих лакеев, которым безразлично, какой власти прислуживать: французской или иностранной. Нет, не сентябрьская республика помешала мне уснуть. Не спал я восемнадцатого марта, когда Париж оказался во власти рабочих.

— Неужели вы считали этот бунт столь опасным? — насторожившись, спросил Мольтке.

— Да, считал, потому что создалось положение, грозящее весьма серьёзными последствиями.

— Бог мой! — вырвалось у Мольтке. — Да если бы вы согласились на просьбу Тьера и я двинул бы наших солдат, мятежный Париж уже давно бы не существовал!

— У вас, военных, всё просто! — отрывисто бросил Бисмарк. — Вы не думаете о том, что эхо выстрелов ваших пушек, бьющих по Монмартру, раздаётся в Петербурге или Лондоне.

— Но русский царь и английский король будут только радоваться, если вы раздавите эту кучку бешеных!

— Вы правы. Однако ни тому, ни другому вовсе не понравится, если прусские войска расположатся в самом сердце Франции.

— Да, но французское правительство этого не боится!

— Вот это и вызывает беспокойство иностранных держав: Тьер может оказаться слишком уступчивым, а они этого не хотят. Вы же знаете, что русский царь «нахмурился», когда узнал о том, что мы требуем восемь миллиардов франков контрибуции. Как видите, недовольная гримаса Александра обошлась нам в три миллиарда.

Бисмарк не мог скрыть чувство горечи, вызванное воспоминанием о недавней дипломатической неудаче. Прусский канцлер добился от Тьера полной уступчивости. Он потребовал у Франции богатую провинцию Эльзас. Тьер не спорил. Пруссия пожелала и Лотарингию. Тьер согласился. Но Бисмарк, сверх того, назначил ещё огромную контрибуцию: восемь миллиардов франков. Правительство Тьера не возражало и против этого грабежа. Прусское министерство финансов уже распределило на бумаге эти деньги; они нужны были до крайности: ведь война удовольствие дорогое, разорительное. Бисмарк торжествовал… И вдруг — осложнение.

Когда Александру II сообщили о грабительских требованиях Бисмарка, царь нахмурился. Прусский посол немедленно уведомил об этом Бисмарка срочной телеграммой. Канцлер тотчас снизил свои требования к Франции с восьми до пяти миллиардов франков. Это отступление было тяжким ударом и по финансам Пруссии и по самолюбию канцлера.

Мольтке придавал меньшее значение дипломатическим тонкостям.

— Значит, — с неудовольствием протянул он, — прусская армия обречена на бездействие, и только потому, что наши дипломаты не хотят дразнить иностранных правителей?

— Друг мой, — нравоучительно сказал Бисмарк, — и не надо их дразнить. Запомните раз навсегда: англичане только и думают, как бы столкнуть нас с Россией,[35] чтобы ослабить этого колосса, а заодно и нас. Для этого они не прочь зажечь пожар во всём мире.

— Одни ли только англичане!.. Я скажу вам, что и германский народ мечтает о походе на восток.

— Какой там народ! Ваши офицеры, а не народ! А они, уж вы меня извините, не могут похвастаться способностью далеко предвидеть. Едва ли кто лучше меня знает все слабые стороны государственной и военной организации России. Кого-кого, но только не меня, фельдмаршал, можете вы заподозрить в тёплых чувствах к этой стране. Но Россия не Австрия и не Франция, и спаси бог немецкий народ от военного столкновения с нею. Суровый климат, стойкость русского солдата, огромные просторы России и связанный с этим гигантский размах военных действий — вот с чем придётся встретиться каждому, кто переступит её границы. Для любой державы такая попытка неминуемо кончится катастрофой… Я со страхом думаю, что когда-нибудь, под влиянием зарвавшихся генералов или политических авантюристов, Германия затеет войну с Россией. Этот день станет днём величайшей трагедии немецкой нации.

— Вы находитесь под впечатлением несчастной русской кампании Наполеона, — сказал Мольтке недовольно.

— Не только Наполеона. Я напомню вам ещё об одном весьма способном полководце: Карл Двенадцатый тоже с большим трудом выпутался из экспедиции в Россию.

— Но теперь другие времена… Техническое вооружение армии быстро меняет соотношение сил. А немецкая техника…

— Техника — дело наживное, вооружение армии можно приобрести в обмен на золото! — резко перебил Бисмарк. — Но есть оружие, которое не купишь ни за какие деньги. Это нерушимость русской нации. Если бы даже мы добились полного военного успеха, то и тогда не одержали бы настоящей победы над Россией, ибо русский народ победить нельзя. Никакая война не может привести к разгрому России. Основная сила этой огромной страны зиждется на миллионах русских людей. Если даже какие-нибудь международные соглашения приведут к её расчленению, отдельные части её вновь быстро соединятся друг с другом, как соединяются частицы разбитой капли ртути. Более дальновидные и талантливые русские люди знают об этом преимуществе России. Недавно вышел новый роман графа Льва Толстого «Война и мир». Мне перевели оттуда несколько отрывков. Разрешите познакомить вас с некоторыми мыслями известного русского писателя.