я ей еще чем-нибудь заеду.
Крапива хлопнул в ладоши:
– Ну все, валим, валим!
Глава одиннадцатая
Из Записок Рената.
За год до описываемых событий.
Габдул
В тот год Габдул еще не работал в лаборатории, где делали анализы крови. Он был продавцом книг, а из-за сходства одновременно с Цоем и Брюсом Ли, казался мне мастером кунг-фу. Есть еще каратэ, но кунг-фу круче, потому что его придумали китайцы. А китайцы, как известно, самые сильные. Особенно такие, как Габдул.
В те времена изо всех щелей, как зомбаки из-под земли, поперли невидимые ранее сэнсеи. Они селились в каждом унылом ДК, каждом подъезде, каждом киоске, под каждым батончиком Сникерса.
Было не ясно, откуда взялись эти сэнсеи и где они обитали раньше. Может, их забросили сюда японские подводные лодки.
За небольшую плату сэнсеи готовы были преподать юным падаванам уроки джиу-джитсу, шакатана, рюноске-ицунбоси, боритсу, и любой другой вымышленный и не очень способ защитить себя от «а если найду».
В нашей школе тоже был сэнсей. И по-японски он знал два слова: «Кипадачи» и «Куцадачи». Уроки его стоили 30 (еще советских) рублей в месяц. Я посчитал, что за эти деньги могу 30 раз сходить в кино, или 200 раз в видеосалон (билет на фильм стоил 15 копеек). Тогда я все мерял в эквивалентах видеосалона: буханка хлеба – 2 фильма, батончик «Баунти» – 20.
А к
огда меня впервые пытались посадить на шпагат, я вдруг понял, что нужно искать другой способ овладения мастерством.
И решил учиться кунг-фу у первоисточников, признанных мастеров – Брюса Ли и Джеки Чана. Они не заморачивались шпагатом. Им все давалось легко.
Пока старшие верили в исцеляющую силу Кашпировского, я верил, что уборщик из монастыря может за две недели научиться кунг-фу у старого бомжа.
"Карате-пацан", "Змея в тени орла", "Американский ниндзя" с Майклом Дудиковым… Все это помнят лишь упомянутые выше седобровые мастера кунг-фу, древние как стареющий Эдриан Пол.
И сам Майкл Дудиков.
И пока наши матери в шлемах и латах бились в кровь в очередях за мясом по талонам, мы смотрели "Не отступать и не сдаваться" – фильм, где дух Брюса Ли делает из пацана моего возраста матерого бойца. За две недели и без шпагата.
Н-ск был серым, бетонным и майским. Солнце в это время года никогда не садилось, но его было мало, чтобы создать день. Оно ползло партизаном по небу вдоль горизонта, пряталось за вросшие в унылый щебень девятиэтажки и выныривало ненадолго, чтобы показать свое грустное оранжевое лицо.
В городе 20 часов в сутки стоял вечер. Серый.
По обочинам ютились черные блиндажи недотаявшего снега. Я шел домой из видеосалона.
Ничто не предвещало беды.
На Ленинградской били кого-то рыжего, свалив его в лужу. Били трое. Ребята чуть постарше. Били молча, чтобы никто не услышал.
Но я услышал. Они не знали, что я знал кунг-фу. А в давеча посмотренном "Не отступать и не сдаваться" как раз был такой момент, когда пацан, ну, то есть, я, с лету (ногой вперед) прыгает, ну, то есть, прыгаю, на пятнадцатилетних, которые бьют слабого.
Я прыгнул…
Что главное в такой ситуации? Правильно: сгруппироваться, прикрыть лицо и затылок и громко кричать "не бейте, пожалуйста". Я так и делал. Брюс Ли такому приему не учил. Подозреваю, он его и не знал.
Рыжий не стал за меня заступаться. Он убежал.
Мир казался нереальным и несправедливым. В фильмах бандиты всегда нападали по очереди. Пока Чак Норрис бил одного, остальные восемь окружали его, трясли палками и ждали своей очереди. А эти как-то быстро и слаженно меня одолели. Да и в прыжке я, надо сказать, промазал.
Готов спорить, они не смотрели кунг-фу фильмов.
А потом вдруг меня перестали бить. Послышалась ругань и строгий взрослый голос. Я вскочил и увидел.
Передо мной был китаец. Я протер слипшиеся от грязи глаза и увидел знакомого дядю Габдула, у которого покупал недавно книги.
Габдул меня спас.
– Ты их побил? – спросил я восхищенно, пока мы шли прочь от места схватки.
Сейчас я понимаю, что Габдулу было около двадцати. Но тогда он казался мне бывалым опытным бойцом, и отдаленное сходство с Брюсом только подтверждало это.
– Запомни пацан, – сказал он. – Лучший бой – тот, которого ты избежал.
Тогда я ничего не понял. Я рассказал про того рыжего, который уж точно избежал боя, бросив меня одного.
– Так это он меня привел, – ответил Габдул.
В тот день я еще не знал, что к карате Габдул не имеет никакого отношения.
***
Воскресенье, 8 мая 1994 года
Габдул был взрослом мужиком двадцати лет или около того. Он недавно стал стажером в лаборатории при каком-то бывшем НИИ. Само НИИ уже года два как закрылось, и теперь на его месте стояли очередные торговые ряды. Но лаборатория работала. Правда, теперь была частной и носила гордое имя «Лаборатория медицинского анализа «Экклезиаст».
Ренат знал Габдула давно, еще когда тот продавал в Филателии книги про Конана.
Габдул был докой в фантастике и все время рекомендовал Ренату каких-то Стругацких.
То, что Габдул любил фантастику, давал шанс, что он поверит во вторжение пришельцев.
Найти его было нетрудно. Публичные мероприятия он не посещал, а жил с мамой, от которой все время угрожал съехать.
Номер квартиры у Габдула был 42, и это, по его словам, должно было что-то значить.
Габдул вышел в подъезд и смерил взглядом Крапиву.
– Кажется, я его знаю, – сказал он, повернувшись к Ренату.
– Он со мной, – сказал Ренат.
– Ну не со мной же, – усмехнулся Габдул. – Я с дебилами не корешаюсь.
– Впусти, у меня к тебе серьезное дело.
Габдул заглянул в квартиру.
– Ладно, но только тихо, мама спит. И ботинки снимайте. Тапочек нет, так что вам придется босиком.
Комната Габдула была кладезем всего фантастического. Тут пахло чудом и плесенью.
Стены его квартиры были облеплены фотографиями звезд: Ван Дамма, Шварценеггера, Майкла Дудикова, Дона Дракона Уилсона. А на одной стене, прямо напротив сломанного дивана, висел плакат с загадочным словом Stalker. За словом из темноты плаката выглядывала зловещая морщинистая лысина.
Гости сели на диван.
– Ну что? – спросил Габдул. – Валяйте.
И они сваляли.
Сначала Крапива обстоятельно, ни разу не сбившись, рассказал, как у него на глазах