30
А оказывается, пока на узкой койке студенческой турбазы я в муках счастья отдавалась Вадиму, несчастный Колян мучился терзаниями ревности!..
Но я ничего не знала об этом. Утром с аппетитом позавтракала, поиграла с ребятами в пинг-понг и ушла гулять в лес.
Стоя под облетевшими кронами деревьев, мы целовались подолгу, до головокружения. Потом шли вперед медленно, как пьяные, и снова замирали, обнявшись.
– Ну что, будем вместе ездить домой? – спросил он после очередного затяжного, как полет, поцелуя.
– Ты шутишь? У меня же лекции до девяти!
– Я буду встречать тебя после лекций.
– А иногда у нас занятия в анатомичке. Очень далеко, на Соколиной Горе.
– Значит, буду ждать тебя на горе.
– А под горой? – засмеялась я.
– Если надо, могу и под горой! Как же ты так поздно одна домой возвращаешься?
– Я так привыкла: одна, сама.
– А теперь ты будешь со мной...
И я на всю жизнь запомнила этот миг: задумчивый свет ноябрьского солнца, стылый воздух, запах опавший листвы и его губы на моих губах. Горячие губы, прерывистое дыхание... И эти слова – такие важные и простые.
Все дни я находилась под обаянием этих слов. И конечно, в упор не видела никакого Коляна.
31
В первый же день после праздников Вадим приехал за мной в институт. Стоял холодный ветреный вечер. Мы полчаса шли пешком к метро, останавливались на темных участках улицы и безудержно целовались.
Потом так же безудержно мы целовались в моем подъезде.
– Может быть, ты зайдешь ко мне выпить чаю? – предложила я.
И мы опять украдкой целовались в полутемной прихожей и на кухне, пока бабушка ходила в комнату за конфетами.
Время приближалось к полуночи.
– Идите-ка домой, молодой человек, – сказала бабушка строго. – Родители ваши беспокоиться будут. А ты, попрыгунья, ложись спать. Тебе завтра в первую смену на работу.
Целоваться при бабушке было невозможно, поэтому на прощание я лишь кивнула ему и, наскоро умывшись, скрылась в своей комнате.
Шторы были не задернуты. За окном темнела улица, по ней двигался одинокий, плохо различимый силуэт.
– Вадим, – прошептала я. – Вадим... – Потом распахнула дверь на лоджию и позвала громче: – Вадим, иди сюда!
Он услышал, оглянулся:
– Людмила?
– Вадим, ты приедешь завтра?
– На Соколиную Гору, как договорились. – Он стоял совсем близко – казалось, только руку протяни и можно потрогать, поцеловать. – Тебе холодно?
– Нет, – соврала я мужественно. На самом деле стоять на лоджии в одной футболке было невыносимо.
– Холодно, – поправил Вадим. – Иди домой.
– Сейчас, – пообещала я и не уходила. – Лучше ты иди. Я буду смотреть, как ты уходишь.
– Не хочу уходить.
– Придется.
– Ни фига! – Вадим приглушенно рассмеялся, указывая на водосточную трубу.
Через две минуты он уже был на лоджии. Мы опять надолго слились в поцелуе. Не отрываясь от моих губ, Вадим расстегнул куртку, и я юркнула под нее, согреваясь теплом своего первого и единственного мужчины.
Мы думали, что у нашего счастья не было свидетелей. Но свидетель, оказывается, был. Его звали Николай Соломатников...
32
Последний представитель «Промстройсервиса» покинул мой кабинет в девятом часу.
– Людмила Александровна, кофе? – Вера тотчас же возникла на пороге, свежая, энергичная, жизнерадостная.
Я машинально взглянула в зеркало и лишь подавила вздох, увидев в отражении свое напряженное, осунувшееся лицо. Черты заострились, взгляд померк, волосы, некогда пепельно-русые, казались сейчас просто серыми, а макияж – невыразительным, размытым. И все Вадим... Ну кто бы мог подумать?!
– Или чай? – напомнила о своем присутствии секретарша. – Людмила Александровна, вам надо перекусить. Вы устали.
– Чай, пожалуйста, Верочка.
Чай у Веры был необыкновенным. Она бесстрашно смешивала абсолютно несовместимые на первый взгляд сорта и почти всегда добивалась отличных результатов.
– Давайте я еще тосты приготовлю?
– Пожалуйста.
В ожидании чая я раздумывала о том, куда бы поехать после работы. Стаська звонит, обрывает телефон. А дома до того тошно, неуютно... И все напоминает о Вадиме.
Но стоит мне только выйти из дома, в голову начинают лезть разные идиотские мысли. Например, представляется Вадим, подходящий к нашему подъезду.
– Ты куда? – спрашиваю я у него.
– Пойдем домой. – Он улыбается нежно, почти интимно. – Пойдем домой, я страшно соскучился по тебе!
– Нет, это я соскучилась страшно! – отвечаю я, но видение быстро исчезает, и получается, что я говорила сама с собой.
Это почти сумасшествие... Почти начало конца!
Но все-таки я не утерпела – заглянула домой после работы. Благо идти было совсем недалеко, на соседнюю улицу.
Вадима нигде не оказалось: ни во дворе, ни в подъезде, ни в квартире.
Где он и с кем?! И сколько можно страдать от этой нелепой, унизительной зависимости?!
Еще недавно он раздражал меня. Я думала о разводе, о новой встрече и с трудом переносила его недостатки. А теперь... клянусь, я не могла припомнить ни одного! И окажись Вадик сейчас рядом, я бы... Стоило мне только представить себя рядом с мужем, и глупое сердце зашлось от радости!
Услышать на лестнице его шаги... увидеть глаза... ощутить запах, сказать «привет» и накормить ужином! Я проделывала это тысячи, сотни тысяч раз – привычно, почти безэмоционально. А теперь отдала бы все, чтоб повторить хоть еще разок. Пусть самый последний, один-единственный...
Почему мне так плохо, так мучительно плохо без него? Что это? Любовь? Привычка? Инстинкт собственника? А вдруг все дело в том, что Вадик просто-напросто меня опередил?
В очередной раз позвонила Стася.
– Ты где уже, тетя Мил? Из Москвы выехала?
...А если Вадим не застанет меня дома, он решит, что мне все равно...
– Тетя Мил, ты слышишь?
– Тут пробка километровая, – как могла, выкручивалась я, – как раз на выезде. Постараюсь вырваться как-нибудь.
– Давай-давай! – напутствовала Стася звонко. – У меня шашлыки уже на подходе!
33
– Ну наконец-то, тетя Мила! Где ужинать будем? На балконе или в саду?
– У тебя что, и балкон есть? – удивилась я.
– Господи! Да он прямо над входом. Огромный, целая терраса! Ты куда смотрела вчера?.. Странная ты стала какая-то, тетя Мил, в последнее время. Вот позвоню твоему Вадимчику, пожалуюсь.
– На что?
– А вдруг ты влюбилась?..
– Влюбилась, ты права.
– И в кого же?
– В Вадимчика, как ты выражаешься.
– Шутка?
– Угу.
– А говорят, в каждой шутке есть только доля шутки. Остальное – правда!..
– Давай ужинать на балконе, а то уже вечер, прохладно.
– Ну давай.