Возвращаюсь к параше и сажусь на пол, все более углубляясь в изучение иероглифов. Сомнений нет: это надписи, сделанные, очевидно, острым осколком оконного стекла и совсем недавно закрашенные. Краска втянулась в царапины и высохла, но углубления букв проступили вновь, хотя о некоторых можно лишь догадываться.
Повозившись минут десять в реставраторских усилиях, я почти на ощупь разбираю наконец первую строчку: «За что меня бьют П Л».
Кто такой «П Л» и когда написаны эти жуткие слова?
Вторая надпись дается уже легче: «Сегодня опя били вал П Лоб». Кто же такой этот бедняга «П Лоб»? Дух исследователя овладевает мною со всей силой. Изучив последнюю надпись, почти у самого плинтуса, я прочитываю в порыве интуиции: «И вы звери умрете и будь вы прокляты Павел Лоб».
Ошарашенный, долго сижу на полу возле жестянки, не чувствуя ее запаха и холодея, словно предвижу новые испытания.
Мысли постепенно обращаются в недавнее прошлое. Неужели это тот самый Павлуша Лобов, за которого я заступился на том злополучном собрании в редакции? Жив ли он сейчас? А если жив, значит, прошел уже свое страшное чистилище? А где Арский? Миров? Если следователь связывает меня воедино с ними, значит, они прошли через пытки, которые ждут и меня?
Лобов пишет, что его били валенком… С той самой фунтовой гирей внутри… Где их всех учили, наших палачей, в какой высшей школе? Не могли же они сами все это придумать?
Пусть же бьют, негодяи! Авось не выбьют душу. Вырвавшись на волю, я добьюсь правды. Надо беречь силы. С этой мыслью я возвращаюсь на свое ложе и, чтобы не думать о куреве, о хлебе, о еде, заставляю себя еще раз пережить закрытое партийное собрание в «Трибуне», на котором исключили из партии Арского и Лобова, чьи имена попали в мое следственное дело…
Тени «черного ворона»
Как-то в понедельник в середине мая Миша Арский, секретарь редакции и всеобщий наш любимец, вдруг не вышел на работу. Для всех это было ЧП, так как Арский разве что не ночевал в редакции, и, если его не было на месте, это значило, что он вышел в наборную поругаться с метранпажем Сколь рано ни придешь, а он уже сидит за своим длинным столом, рядом с кабинетом редактора, просматривает отпечатанные на машинке листка ТАССовской информации, прикидывая, что выбросить и что оставить.
Михаил Павлович Арский, как и редактор Миров, старше меня лет на пять, коммунист с 1927 года. Ни в какой отдел он не входил и как ответственный секретарь подчинялся только редактору и его заму. Все его звали просто Мишей или Палычем. Всякий входящий устремлялся прежде всего к секретарскому столу-за самыми последними известиями.
– Тише, тише, товарищи! – своим мягким баритоном осаживал он миролюбиво. – Редактор еще не читал, а вы хватаете.
– А ты не подхалимничай перед редактором!- обычно шутил я, пробегая по строчкам наиболее интересных листков.
– При чем тут подхалимство? Порядок есть порядок!
И вдруг неслыханный случай – Арского нет на месте, Арский не пришел на работу. Дежурный по редакции, приходивший к семи утра принимать по радио сводки ТАСС для районных и областных газет и уходивший отдохнуть после сдачи их секретарю, на этот раз в растерянности толкался у двери с табличкой «Редактор» и не знал, что ему делать.
– А домой ему звонили? Может, заболел?- спросил Миров, бегло просматривая принятую от дежурного пачку листков.
– Дважды звонили, но никто не отвечает…
– Пошлите кого-нибудь на квартиру.
Посланный на дом молодой хроникер Козловский вскоре вернулся и сообщил, что ночью Арского увезли на «черном вороне».
– Как увезли? На каком основании?!- наперебой спрашивали мы Козловского.
– Ничего не известно, дома никого нет,- словно чему-то радуясь, говорил Козловский.- Соседка сказала, что рано утром жена Арского ушла в НКВД наводить справки и еще не вернулась. А насчет «черного ворона»- так о нем всему городу известно, разве только кроме редактора газеты…
– Что за чертовщина!- И Миров, не заходя в кабинет, снял телефонную трубку секретаря райкома, в то время как все мы замерли в тревоге.- Алло! Товарищ Лохов? Здравствуйте, Павел Семенович! Миров говорит… Да, Миров… Ты не скажешь мне, за что арестовали Арского? Как, как? За какие связи? Ах, родство… Знакомство? Что Лобов? Лобов с утра должен быть в районе! Как, неужели и Лобов тоже?
Миров положил трубку, и мы вошли в кабинет, не закрыв двери. Перед столом редактора сгрудились почти все сотрудники. Длинный и близорукий ветеран редакции Михайлов, завсельхозотделом, тянулся позади всех голов, боясь пропустить что-нибудь.
– Оба арестованы,- глухо сказал Миров, подходя к своему креслу. Его доброе и всегда спокойное лицо покрылось вдруг малиновыми пятнами.
Что же все-таки случилось? Что сказал Лохов? За что арестовали сразу двоих? Миров опустился в кресло и с минуту молчал.
– Никаких подробностей Лохов не говорит. Сказал лишь, что против обоих есть какие-то материалы, уличающие их в связях с врагами народа… Чего-то он не договаривает.
– А что он может сказать по телефону?
– Да, верно. Ну что ж, подождем.
К концу дня просочились кое-какие подробности: Арский оказался не то родственником, не то старым другом ленинградского скульптора Томского, будто бы на днях арестованного, а Паша Лобов якобы когда-то, на заре туманной юности, примыкал к комсомольской оппозиции… Проступки не столь уж важные, и причины для ареста, да еще ночного и с обыском, казались нам ничтожными,
Работалось в тот день плохо. После обеда Миров поднялся и решительно сказал:
– Пойдем в райком, Иван, выясним. Нечестно будет оставлять в беде хороших ребят.
Бложис встретил нас с мрачной подозрительностью.
– Вам лучше знать, за что арестовали воспитанных вами работничков!- Его тон не предвещал ничего хорошего.
– Почему нам лучше знать?- взволнованно забасил Миров.- Мы не сыскное бюро, а орган райкома! Должны же меня хотя бы проинформировать из райотдела: ведь как-никак, а Лобов и Арский наши товарищи, коммунисты, работники районной газеты!
– Нам тоже пока ничего не известно, но коль скоро их арестовали, то, наверное, не зря! И вам следует все учесть и принять соответствующие меры…
– Соответствующие чему?
– Мне вас учить, товарищ Миров? В партии не может быть места врагам народа! Ясно вам это?- И Бложис принялся что-то искать в ворохе бумаг на столе, давая понять, что разговор окончен.
А Миров еще топтался на месте.
– Врагам, конечно, не может быть места в партии, о откуда они вдруг взялись?
– Пойдем к Аполонику,- потянул я Мирова за Рукав.
– Аполоника нет в райкоме,- не поднимая глаз от бумажек, буркнул культпроп.- Да он вам ничего нового и не скажет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});