Читать интересную книгу Нечаянная мелодия ночи - Елена Сазанович

– Нашел работу! Ну, же, быстрее, скажи где!

– Нет, сестренка! Праздник именно потому, что я ее не нашел. Я в очередной раз избежал возможности созерцать каждый день эти отвратительные физиономии.

Постепенно его оптимизм стал меня утомлять. И как бы Игнат не веселился, я не верила, что его душа подобна его улыбке. Он не работал. А я знала, что означала для него работа. Он больше всего на свете гордился, что может помогать мне и маме. Теперь же был вынужден принимать помощь от нас.

Однажды я более проницательно и менее снисходительно оглядела его внешний вид и решила поставить этому точку.

– Все. Хватит. Баста. Как там еще – ша! Ты только посмотри на себя.

Игнат оглядел себя с ног до головы и казалось остался вполне доволен.

– Очень даже хорошенький мальчик, – и он пригладил свою лохматую шевелюру.

– Вот именно – мальчик! – я многозначительно подняла указательный палец. – Мальчиков меньше всего хотят брать на приличную работу. Мальчики моют на перекрестках машины. У хорошеньких мальчиков есть шанс стать альфонсами или еще какой-нибудь гадостью. Думаю, тебя не устраивает ни один из этих вариантов.

Игната не устраивал ни один вариант. И поэтому он вынужден был согласиться с моими глубокомысленными замечаниями. И спустя какой-то жалкий час передо мной стоял не мальчик, но муж. Не брат, но отец. Не легкомысленный шалопай, но серьезный деловой человек.

Строгий костюм, начищенные ботинки, белая сорочка, аккуратно повязанный галстук. В груди у меня защемило. Я затосковала по своему прежнему непутевому братцу. Но отбросив всякие сомнения тут же протянула ему вырезку из газеты «Ищу работу» и указала на нужный абзац.

– И ты этому веришь? – рассмеялся Игнат. – Вот так, прямо с улицы меня возьмут на телевидение. Учитывая что я его терпеть не могу. И ты веришь, что бывает это так просто?

Этому я верила меньше всего. Но чем черт не шутит. Вдруг у меня легкая рука.

Черт пошутил. Рука оказалась тяжелой. И я всю свою жизнь жалела, что мне на глаза попалась эта газета. Но тогда я не могла знать, что собственными руками толкаю Игната в пропасть. А мой брат утверждал, что это просто судьба…

Тем вечером пошел снег. Он был как всегда мягкий, пушистый и первый. В сумерках он по особенному блестел, напоминая о предстоящих праздниках.

Я хорошо помню этот вечер. И не потому что наступила зима. Он запомнился, как что-то приятное, неуловимое, в холодке первых заморозков, в дымке снежных сумерек, в запахе мандаринов и грецких орехов. С примесью грустных воспоминаний о детстве.

А еще в тот вечер я хорошо запомнила своего брата. Как-то запомнила по-особому. Словно узнала впервые, будто не знала никогда.

У него были красные от мороза щеки. А ресницы были запорошены инеем. А в глазах – какой-то незнакомый блеск. Он выглядел гораздо старше. И я подумала, что во всем виновата зима. Он держал в замерзших руках маленького снеговичка. Так было всегда. Едва выпадал снег, он в подарок мне приносил снежную фигурку. И я ее хранила в морозилке до весны. Это был своеобразный, придуманный нами, талисман. Снеговичок в холодильнике – значит зима пройдет успешно.

И в этот вечер он протянул мне снежную фигурку как-то неловко, поспешно, мне даже показалось, что у Игната слегка дрожат руки. И я ее тоже взяла как-то неловко. И снеговичок упал на пол и рассыпался. На полу постепенно стала образовываться небольшая лужица. И я почему-то заплакала. Наш талисман, наше непрочное, очень хрупкое представление о счастливой зиме сегодня таяло на глазах.

Игнат прижал мою голову к своей груди. Мне стало холодно. Он сегодня принес зиму в дом.

– Ну-ну, сестренка, не плачь. Я завтра тебе принесу другого снеговичка. И все будет хорошо, честное слово. Тем более, я не верю в талисманы. Тем более, что сегодня удачный день.

– Опять не приняли на работу? – я слегка отпрянула от него и заглянула в глаза. И вновь – этот незнакомый мне блеск. И мне почему-то больше всего не свете захотелось, чтобы он ответил: Да, Светка, не приняли, к счастью.

Он ответил.

– Нет, сегодня, Светка, меня взяли на работу, – он старался говорить весело, беспечно. Как всегда. Но не знаю почему – я ему не верила. Не знаю почему, но впервые за долгие годы мне он показался вдруг чужим и далеким. И очень усталым. Казалось, он устал от себя, от своего легкомыслия, от своего жизнелюбия, от своей безалаберности.

Мы пили на кухне чай с бергамотом. Игнат пытался согреться. И ему это долго не удавалось. И мне казалось, что он не хочет говорить ни о работе, ни о зиме. Мне казалось, что он избегает моего взгляда. И больше всего на свете ему хочется побыть одному. Но этого позволить я ему не могла. Мы всегда были самыми близкими на свете людьми. И эту близость вот так, в один вечер, я бы не позволила разрушить никому и ничему.

– И тебя вот так, просто так, прямо с улицы, взяли и приняли на телевидение? – нарушила я затянувшееся молчание.

– Угу, – нехотя промычал он, крепко сжимая в руках горячую чашку.

– Не хочешь – не говори, – обиженно сказал я.

Он не хотел, но сказал. И даже улыбнулся. Он вспомнил, что он мой старший брат. И что когда-то обожал поболтать со своей младшей сестренкой.

– Светик, не дуйся. Я чуточку приустал. Но в любом случае – чертовски доволен. Действительно, все вышло неожиданно и закончилось вполне счастливо. У тебя легкая рука, сестренка. Я понравился, кто-то что-то обо мне слышал хорошее, ну знаешь, как это бывает.

Я не знала. И мне во все это верилось с трудом. И я уже ревновала Игната к его будущей работе. Больше всего на свете я когда-то хотела, чтобы он нашел свой путь в жизни. И теперь я этому была меньше всего этому рада.

– Боюсь, что мы с тобой ошиблись, – вздохнула я, как старушка, умудренная опытом. – Ты музыкант, а не мальчик на побегушках.

– Я никогда не был мальчиком на побегушках, запомни это, сестренка, – Игнат не отрывал от меня взгляд. – И никогда им не буду.

Похоже, он пытался убедить в этом только себя. И я не ожидала, что он придаст значение моему глупому замечанию. Это было на него так не похоже. И мне это не понравилось. И я перевела взгляд за окно.

Хлопья снега, ослепительные в свете уличных фонарей, кружились в ночи. И вновь мне вспомнилось детство, это ни с чем не сравнимое ожидание праздника и новогодних подарков. И на душе мне стало легче. И мне подумалось, что ничего страшного не произошло и разбитый снеговичок только к счастью. Тем более, что теперь их можно будет лепить каждый день.

Игнат вслед за мной посмотрел за окно. И эта смутная печаль покинула его. И мое праздничное настроение передалось ему. Он искренне улыбнулся. Его щеки порозовели. Он согрелся.

– Представляешь, Светка, есть люди, которые никогда в жизни не видели снега. И никогда не увидят.

– Да, но есть и такие, кто никогда не видели океан или горы…

– Океан похож на море или даже озеро. Горы… Горы – на холмы или пригорки… А снег… Знаешь, снег ни на что не похож. Я очень счастлив, что живу здесь. Где бывает снег…

И вновь это жизнелюбие. Эта жажда жизни, так свойственная моему брату. Но она… Но сегодня она была все же другой. Замешанной на глубокой, необъяснимой грусти, которую могла видеть только я. И я уже ревновала моего брата к снегу, зиме, Новому году. Если раньше я это ценила как часть души Игната. То теперь эта любовь к природе, жизни воспринималась как бы отдельно. И это его жизнелюбие я уже ненавидела. Мне казалось, что его любовь к миру связана с чем-то или кем-то другим. Только не со мной. И мне казалось, мой брат где-то далеко, И уже никогда со мной не будет. И этот маленький снеговичок он тоже сегодня принес не мне. Не в наш дом и не на нашу счастливую зиму. Поэтому он разбился. Наш талисман не выдержал лжи…

И все же я не хотела знать правду. Я боялась ее. Я настолько привыкла воспринимать своего брата таким, каким его знала с детства. Что теперь любые изменения я бы с трудом пережила. Поскольку ничего не любила менять.

А Игнат как-то уж слишком беспечно присвистнул. Как-то слишком уж невзначай взглянул на часы. И как-то слишком уж равнодушно сказал.

– Пойду, телик включу.

Вот оно. Вот теперь я все узнаю. Он включит телик, который не мог терпеть, и я все, все узнаю. Даже если совсем не хочу знать.

Он включил телевизор. И я послушно поплелась за ним в зал. Женское любопытство сильнее любого нежелания что-либо знать.

На экране все было против меня. Там шла моя самая нелюбимая передача. И ее вела самая отвратительная ведущая. И вдруг я поняла, что Игнат влюблен. Не знаю, почему я это решила. В конце-концов, еще ничего не значит, что он поплелся смотреть телевизор. В конце-концов он мог перепутать время. Но нет, я поняла что это то время и та передача. Мой брат, милый славный, обаятельный добрый и умный никогда не любивший и никогда не думавший о любви всерьез, сегодня вновь влюбился. Влюбился в полную противоположность. Влюбился в старую, хитрую, наглую мегеру, делающую вид что она умна, серьезна, интеллигентна и неотразима. Это было выше моих сил. И я поняла что это надолго. И я поняла, что это непросто. И я поняла, что нужно все сделать, чтобы спасти его от этой любви.