в ней нет, а прям мороз по коже. Так в этом мире выглядит подростковое отрицание?
— Это Док, — сказал Креон. — Он тебя осмотрит.
Парень не отреагировал. Он сидит и смотрит на экран какого-то гаджета в руке. Знакомая картина, что уж там. Миры разные, но подростки везде остаются подростками.
Креон сделал поощряющий жест — мол, медицина, вперед. Не жди, в общем, реакции пациента. Поэтому я не стал задавать наводящих вопросов, типа «Что беспокоит?» и «Как вы себя чувствуете?», а просто подошел к креслу сзади и положил руки на плечи. Под моими руками они вздрогнули и напряглись, но и только. Да и черт с ним, мне активное содействие не требуется. Я сосредоточился на том, что вижу, и на секунду подумал, что меня клинит. Но нет, все верно.
— Что с моим сыном? — строго спросил Креон.
— Извиняюсь, если это сюрприз, — ответил я растерянно. — Но у вас дочь.
***
Плечи под моими ладонями нервно дернулись, и я убрал руки. Воцарилось неловкое молчание. Алька раскрыла было рот, наткнулась на мой огненный взгляд и закрыла обратно.
— Во избежание дальнейших недоразумений, — ледяным тоном сказал Креон, — напоминаю один раз. У меня — сын. Этот вопрос обсуждаться не должен. Ни здесь, ни, тем более, за пределами этого помещения. Последствия этого будут крайне негативны не только для вас, но и для ваших рекомендателей.
— Понял-понял, — моментально согласился я. — Гендер — социальный конструкт и все такое. Я чисто с медицинской точки зрения.
— Медицинская проблема у моего сына не между ног. Занимайтесь ей.
Я вернул руки на плечи, чуть придавил, снимая напряжение с дельтовидных мышц, провел ладонью вверх по шее, нащупал уплотнение в основании черепа. Раздвинул мягкие темные волосы — чуть выше наружного затылочного выступа, между ним и наивысшей выйной линией затылочной кости, наличествует некое инородное включение, выступающее наружу плоским диском размером примерно с ноготь.
— О том, что у вашего… ребенка торчит в голове, тоже нельзя спрашивать? — осторожно поинтересовался я.
— Это интерфейс слияния оболочки, — недовольно пояснил спикер.
Я положил ладонь на затылок. Подросток продолжает сохранять неподвижность и видимое спокойствие, но чувствую, что от напряжения его/ее едва не разносит в клочья. Нервы на пределе, пульс за сотню, адреналин зашкаливает. Вон, тонкие волоски на шейке встали дыбом. Был бы хвост — раздулся бы в меховой шар. Не укусила бы.
— Что там? — нетерпеливо спросил Креон.
— Мы можем обсудить это вне присутствия пациента?
— Чушь, — отрезал заботливый папаша. — Мой наследник способен принять правду, какова бы она ни была.
Как по мне, наследное дитя на таких нервяках способно принять ранний инсульт, но спорить явно бессмысленно. Вернул ладонь на затылок, гася адреналиновый шторм. Трачу себя на всякую ерунду.
— Как скажете, — ответил я сухо. — У вашего ребенка опухоль заднего отдела мозга в районе варолиева моста, сдавливающая преддверно-улитковые, лицевые, тройничные и отводящие нервы. Думаю, чувствительность лица сильно снизилась, и с мимикой проблемы, так, Калид?
Подросток судорожно кивнул.
— При дальнейшем развитии процесса сперва начнутся проблемы со слухом… — тело под моей ладонью вздрогнуло, и я поправился. — Начались. Затем разовьются нарушения в управлении моторикой тела. Возможно затруднение глотания вплоть до невозможности приема пищи. Потеря ориентации в пространстве. С вашего позволения, не буду продолжать, прогноз так себе. Я не знаком с конструкцией и принципами работы вживленного устройства, но судя по расположению, его связь с заболеванием весьма вероятна. Уточнение потребует углубленного обследования, но в первом приближении я бы рекомендовал удаление импланта.
— Это исключено! — резко оборвал меня Креон. — Вы должны вылечить опухоль, не удаляя его.
Под моей ладонью снова начал раскручиваться адреналиновый торнадо, и я решил не обострять.
— Возможность такого лечения требует дальнейшего обследования.
— Обследуйте. Буду ждать доклада, — отрезал Креон.
— Калид, полное подчинение, — скомандовал он подростку. — Не препятствовать осмотру.
Мне пришлось снова притормозить надпочечники, чтобы ребенка не порвало в клочья адреналином, но внешне это выразилось только резким кивком головы. Приз «Лучший отец года» я бы спикеру не вручил, но у аристократии всегда такие заскоки. «Пусть ребеночек вырастет полным психопатом, лишь бы не таким, как это быдло вокруг».
Креон развернулся и покинул помещение. Мы остались втроем.
— Медицина — неприятная штука, — сказал я подростку. — Болезненно нарушает личные границы. Так что заранее извиняюсь за возможный дискомфорт, в том числе моральный.
Молчание было мне ответом. Я выдержал паузу и продолжил:
— Для начала сними, пожалуйста, маску. Я должен оценить нарушения иннервации лица.
Он/она поднял/а руки, что-то нажал/а на краях, маска щелкнула и упала на колени. Я застыл, а Алька не выдержала:
— Какая красивая! — выдохнула она шепотом.
Редкостной, почти невозможной красоты лицо. Большие, темные, слегка раскосые глаза, тонкий прямой нос, высокий чистый лоб, полные красивые губы. Закрывать такое маской — кощунство. Мне страстно захотелось все бросить и немедля нарисовать портрет, но это несвоевременный порыв. Блин, теперь у меня язык не повернется назвать ее в мужском роде. С трудом вернул себя в рамки профессионализма.
— Понимаю, что обстановка не располагает, но попробуй улыбнуться. А шире можешь? Подмигни. Левым, теперь правым. Хорошо. Скорчи рожу. Любую. Просто подвигай мимическими мышцами. Брови вверх. Ушами шевелить умеешь? А зря, попускает. Алька, подай шпатель. Вот здесь касаюсь — чувствуешь? А здесь?
Как я и думал, лицо почти ничего не чувствует, мимика сглажена и несимметрична. Улыбка выходит кривая, что несколько портит совершенство черт лица. Тревожный симптом.
— Эта штука у тебя в голове — она давно?
— Почти год, — наконец-то меня удостоили ответом.
Приятный голос.
— Она работает?
— Да. Я управляю силовой оболочкой в полном объеме. Остальные точки подключения также функционируют штатно.
— Хм… А сколько их всего?
— Кроме церебральной? Восемь. Коленная пара, локтевая пара, плечевая пара, позвоночная пара.
— Надо их осмотреть.
Девушка встала, молча сбросила на пол балахон и переступила через него, оставшись голой. Серьезно? И вот от этого она хочет отказаться? Да за одну мысль удалить такую грудь надо судить, как за преступление перед генофондом человечества!
— Ты такая красивая! — снова не сдержалась Алька. — Я думала, я красивая, но ты… Ты идеальная!