Читать интересную книгу Чудо-камень - Иван Сотников

Набрал еловой суши, разжег костер. Стало чуть веселее. Огляделся. В подлеске есть редкие кустики дикой малины. Набрал с горсть ягод, и во рту стало меньше горечи. Вблизи ни ручейка, ни родничка. С заходом солнца сразу померк день, и сумерки быстро загустели. Лес почернел, и кругом непроглядная темень. Усталость валит с ног, слипает глаза. Разжег еще костер, еще и еще. С четырех сторон. Хорошо много суши. Теперь к нему не подступиться. А в случае чего — дерево рядом. На сучьях безопаснее.

И все же заснуть страшно. Ведь кругом не просто лес, а тайга. Сколько тут хищников. Может ужалить змея. Погаснут костры — его ничто не защитит. А сушь горит быстро. Заготовленного не хватит и до полуночи. Не лучше ли забраться на дерево, привязать себя к стволу ремнем? Все безопаснее.

Лес сначала притих, притих до жути. Затем задышал, как богатырь-исполин. Какие-то птицы громко били крыльями. Кто-то бродил вокруг. Явственно доносились шаги. Не крадется ли волк или рысь? Не медведь ли вышел на огонь и кружит за деревьями? Какой-то непонятный вскрик, нет, не человеческий, вовсе переполошил его. Лес сделался таинственно страшным, опасным каждым шорохом, каждым звуком.

Как ни крепился Сенька, страх одолел его. Лучше все же на дереве. Быстро забрался по сучьям. Туго пристегнул себя ремнем к тонкому стволу ели. Сидеть неудобно. Ремень больно давит. Сводит ноги. Зато уже не страшно. Усталость в конце концов сломила его, и Сенька задремал.

А проснулся — уже светло. Сквозь ели пробились первые лучи солнца. Костры вокруг дерева едва тлели. Тело все затекло. Больно шевельнуться. С трудом отстегнул ремень. Ноги зашлись — сделались чугунными.

Он не слез, а, можно сказать, сполз, вернее, даже свалился с дерева. Исцарапал себе грудь, руки, лицо. Долго отлеживался на траве. Живой все-таки! Днем будет легче.

Встал и огляделся. Костры теперь не нужны. Затоптал их, чтобы не было пожара. Набрал с пригоршню дикой малины. Завтрак ничего. Чуть приободрился и осмелел. Можно и снова в путь.

Видимо, Златка выбралась из травы, и лучше искать ее где-то в лесу, в горах. Побродил по тайге — никого. Пошел опушкой. Изредка кричал, звал Злату. Опять никого. Лишь рассыпчатое эхо. Будто перескакивает с горы на гору.

Выбрался на какую-то тропку. Не выведет ли она его к жилью? Шел долго. Все никого. Тайга вдруг поредела, и по нагорью опять раскинулись травы. Низкие, зеленые.

Узкая тропка выбежала на дорогу. Куда ведет она? Лучше все же идти дорогой. Что там чернеет вдали? Даже движется. Пока не разобрать. Ага, стадо! И со всех ног бросился бежать.

Едва приблизился, как налетела на него сторожевая собака. Лохматая, злющая. Задыхаясь от злости, она кидалась под ноги, пыталась прыгнуть на грудь, отчаянно заливалась лаем. Сенька перепугался. Пастуха не видно: не отобьешься — разорвет. Он пинал ее ногами, наносил удары геологическим молотком. Собака взвизгивала, еще больше ярилась, ожесточенно кидалась ему под ноги. Схватила зубами за рукоять молотка и чуть не выбила его из рук.

Ожесточился и Сенька, с силой угодил ей молотком в голову. Собака заскулила, стала кататься по земле. Затем вдруг стихла и судорожно подергивалась всем телом. Он обрадовался и испугался. Обрадовался, что уцелел, спасся. Испугался, что убил собаку, Но что делать? Не нарочно же, ведь загрызла бы.

С горки бежал пастух и что-то кричал. Сенька глядел на него и не знал, радоваться ему или страшиться этой встречи. У собаки кончились судороги, и она как-то подобралась. Неужели сдохла? Подошел ближе, с опаской притронулся молотком. Собака сжалась, напружинилась, зарычала. Не успел Сенька отскочить, как она прыгнула ему на грудь, сбила с ног и стала рвать зубами фланельку, добираясь до живого тела.

С трудом схватил ее за челюсть и стал раздирать пасть. Только сил у него уже не было…

К счастью, налетел пастух, рывком отбросил собаку в сторону. Рыча и взвизгивая, она поползла на брюхе.

— Что ты наделал, чертяка! — наскочил он на Сеньку. — Зачем трогал. Загрызла бы.

Черный, курчавый, он чем-то напоминал своего пса. Такой же яростный и страшный. Казалось, набросится сейчас с кулаками, и, как ни защищайся, уже ничто тебе не поможет.

— Правда, чуть не загрызла! — стиснув зубы, сказал Сенька.

— Ладно, обошлось, — чуть отдышался гигант. — Жаль, если оглушил собаку. Ты знаешь, какая она! Семерых чабанов заменяла.

— Я не хотел… — оправдывался Сенька.

Чабан подошел к собаке, приласкал, заговорило нею по-башкирски. Чувствовалось, собака понимала его, ластилась к нему, словно винилась в случившемся.

— Кажется, отойдет, — сказал чабан. — Такой во всей округе не сыщешь! — все хвалил он свою собаку.

Сенька с опаской подошел ближе.

— Ничего, не бойся: при мне не тронет…

— Как ее зовут?

— Альда.

— Альда? У нас в группе девочка Альда. Самая умная.

Чабан только теперь разглядел, как растерян паренек, как испуган еще, как полон невыразимого огорчения.

— Ты кто будешь, откуда? Вон оно что!.. Заблудился. Девочку ищешь. Да ты геройский парень! — все больше остывая, дивился чабан. Идем ко мне. Гостем будешь.

— Спасибо. Дайте попить.

— Идем, там напою.

Обнял его за плечо и повел за собою. У Сеньки как гора с плеч. Обошлось. А думал, убьет за собаку.

Присели у маленького шалаша. Большущая отара овец паслась тут же. Овцы крупные, породистые. Многие из них приближаются чуть не вплотную. Недоуменно поднимают голову и подолгу глядят на Сеньку. Дескать, что за чудо, откуда такой взялся? Затем спокойно начинают щипать траву и уходят прочь.

Чабан протянул Сеньке фляжку с овечьим молоком, сыр, хлеб.

— На-ка, подкрепись, — сказал он. — Небось, обессилел.

Сенька с жадностью припал к горлышку. Густое молоко очень вкусно. Поглядел на чабана. Улыбнулся, за обе щеки уплетая сыр с хлебом.

До чего же хорошо человеку с человеком!

Спросил хозяина, как зовут его. Салих-агай, значит. Ему тридцать лет, башкир. После семилетки учился на курсах. Оказывается, знатный животновод. О нем в газетах пишут. Нет, одному не скучно. У него радиоприемник. Целый день слушает. И люди приходят. А свой гурт он любит. Овцы, они понятливые. Донимают его с полуслова. Волки донимают. Правда, у него ружье. Однако без собак тут нельзя. У него их три, и Альда — самая лучшая. Такой нигде не найдешь.

Долго молчали.

— Значит, девочку ищешь? Потерялась. Говоришь, Златой зовут. В синей фланельке, в шароварах. Пожалуй, все сходится, она…

— Вы видели ее, где, когда?.. — даже привскочил Сенька. — Она жива, здорова?

— Видеть-то видел, а не говорил. Ее на дороге подобрал молодой геолог. Девочке очень плохо было. Он на мотоцикле и помчал ее к себе в лагерь.

— Это куда? — заволновался Сенька.

Чабан рассказал, что слышал. Стоянка геологов где-то у озера Зюраткуль, километрах в пяти от рыболовецкого колхоза. Там у них и девочка…

— Спасибо, Салих-ага! — обрадовался Сенька. — Теперь я найду ее.

Распрощавшись, тронулся в путь. Как ни палило солнце, было уже легче. Есть вода, есть хлеб с сыром. Неужели он найдет Злату? Только бы не заболела!

Перед заходом солнца он вышел к месту, где работали теологи-геофизики. С трудом разыскал их стоянку. Палатки разбиты у горного ручья на опушке леса. Но почему здесь так тихо? Неужели никого нет? Вдруг заурчал мотор мотоцикла. Ага, вот и живой человек. Рыжий парень лет двадцати семи остановил мотоцикл. На заднем сиденье он привез женщину.

— Здравствуйте! — подошел к ним Сенька. — Я ищу девочку Злату. Ваш геолог подобрал в горах. Могу ее видеть?

— Радуйся, дружок, — весело откликнулся рыжий парень. — Тебе очень повезло. Жива ваша девочка. И почти здорова уже. Вот доктора ей привез. Только тебе не отдам. Опять потеряешь.

Он говорил быстро, не позволяя ни перебить его, ни вставить словечко.

— Идем покажу!

Вошли в палатку, но в ней пусто.

— Злата, Злата! — позвал молодой геолог.

Никакого отзвука. Где же девочка? Ага, вот записка. Порывисто схватил со стола тетрадный листок.

— Смотри ты, ушла. Пишет, отправилась к своим. Ох, и разбойница, что отчебучила! А ну опять заблудится? Кому за нее отвечать? Простите, доктор, видите, пациентка сбежала. Ведь говорил же, сам отвезу, сам найду их лагерь. Нет же, сбежала! — все сетовал он, осуждая строптивую девчонку.

Сенька огорченно вертел в руках листок. А ну, в самом деле, заблудится снова? И записка, из которой ничего толком не поймешь. Одни благодарности. Как же быть теперь? Где искать ее? Видно, придется все же искать свой лагерь.

Выходит, новая задачка, и хочешь-не хочешь, а решай!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Горная одиссея

Никаких следов их девочки, ни среди трав, ни в горной тайге. Где же все-таки Злата и что с нею? Старый Корней просто выбился из сил. Сказывались и годы, и беды, что обрушились на его голову. Платон Ильич обратился за помощью в пионерский лагерь, и вместе с юными туристами Злату искали человек сто пионеров. Неутомимо искали везде и всюду. Звали, кричали. А травы и деревья оставались безмолвными. Откликались лишь горы, откликались их же, ребячьими голосами.