Директор театра И. Мочабели определяет судьбу певца на два сезона. Он дает согласие на выплату пятисот рублей в месяц при норме семь спектаклей. Договор был подписан, и с начала сезона 1929 года Лемешев становится солистом прославленной Тбилисской оперы. А опера эта, ее мастера были действительно прославленными. Именно на подмостках ее сцены получил свое первое признание юный Шаляпин. Кумиром публики первых десятилетий века был выдающийся грузинский тенор Вано Сараджишвили.
После революции театр заблистал своими оперными звездами, укоренил традиции национальной школы пения. В труппе театра Лемешеву посчастливилось работать с такими великолепными мастерами, как Д. Андгуладзе, Н. Кумсиашвили, Г. Венадзе, из приезжих – с Е. Поповой, М. Баратовой и И. Гореловым. Дирижерами театра были И.П. Палиашвили и А. Павлов-Арбенин. На протяжении двух сезонов в Тбилиси Лемешеву удалось петь вместе с выдающимися мастерами русской оперы – А. Пироговым, К. Держинской, С. Мигаем, В. Сливинским, М. Максаковой, Д. Головиным.
Сергей Лемешев – солист Тифлисской оперы. 1929 г.
Первым спектаклем тбилисского периода Лемешева был «Евгений Онегин». Дебют прошел успешно, и, как бы в подтверждение первого успеха, Лемешев получает весь ведущий теноровый репертуар и ряд новых партий, среди которых – Герцог в «Риголетто», Рудольф в «Богеме» и Джеральд в «Лакме». В партию Герцога певец внес свою собственную трактовку образа. Публика, посещавшая театр, была более сведущей в музыке, нежели в Свердловске и Харбине. Лемешев стал кумиром поклонников оперы.
Особо хочется отметить и еще одну встречу певца в стенах старейшего театра. Она стала началом дружбы на многие десятилетия с Александром Шамильевичем Meлик-Пашаевым, талантливейшим музыкантом, примером истинного служения музыке.
Сергей Лемешев в партии Ленского («Евгений Онегин» П. Чайковского). Свердловск, 1926 г.
В партии графа Альмавивы («Севильский цирюльник» Дж. Россини). Тифлис, 1929 г.
Тифлис. Академический театр оперы и балета
Работа в Тбилисской опере вселила в Сергея Яковлевича уверенность в своих творческих силах. Он пишет письмо на имя Б. Арканова (который к тому времени уже работал заместителем директора Большого театра) с просьбой предоставить дебют в партиях Берендея и Герцога. Ответ пришел скоро. Спектакли назначались на 20 и 24 февраля 1931 года.
Спектакль «Снегурочка» 20 февраля прошел успешно, но второй спектакль пришлось отменить из-за несогласованности в работе администрации театра. 26 февраля Лемешев получает приглашение спеть в Большом театре в спектакле «Лакме». Имеет успех. Наутро, после беседы с Е.К. Малиновской, тогдашним директором, получает предложение работать в труппе в качестве солиста, а с 16 августа 1931 года Лемешева зачисляют в состав солистов Большого театра СССР.
Берендей («Снегурочка» Н. Римского-Корсакова). Большой театр
Алиса
«Дорогая мамочка. По приезде в Москву я встретил очень милую, хорошую во всех отношениях женщину, безумно ее полюбил и сегодня на ней женился. Чувствую себя таким счастливым, каким никогда не был. Думаю, что ты меня поймешь и будешь рада моему счастью.
Сергей.
Июнь 1929 г., Москва».
Их встреча произошла в доме Ивана Николаевича Соколова, человека, с которым его связывали родственные узы. Ей уже было тридцать два, а ему – двадцать семь. Он выглядел совсем юным и удивительно красивым, с тонкими чертами лица, а она смотрелась старше своих лет. Мудрый взгляд проницательных глаз, совершенные формы подчеркивали зрелость ее женственной и царственной фигуры.
Она очаровала его своим мягким голосом, роскошными косами и не менее изысканными манерами. Внутренняя культура, исходившая от нее, была той притягательной силой, которую одинаково ценят молодые и умудренные жизнью мужчины. Все это ей досталось в наследство от раннего брака с блестящим морским офицером царской армии Владиславом Адольфовичем Багрин-Каменским. Он был страстно влюблен в нее, когда ей минуло всего двенадцать лет.
Алиса Михайловна Корнева-Багрин-Каменская. Санкт-Петербург, 1915 г.
В своем имении под Псковом ей, дочери управляющего, он дал прекрасное образование. И уже к пятнадцати годам она владела французским, прекрасно танцевала. Он просил разрешения Святейшего Синода на брак и представил ее своим товарищам по офицерскому собранию. Их брак длился шесть лет. В 1918 г. он был расстрелян новой властью. Она долгие годы носила траур по своей первой и, может быть, последней, как ей казалось тогда, любви.
И вот встреча с Сергеем Лемешевым – натурой нежной, простой, открытой. Его обаяние покорило Алису. В ней снова проснулась любовь – искренняя, чистая, светлая. Всем существом она стала подтягивать его к той внутренней планке культуры, которая была присуща ее натуре. Она привнесла в сознание Сергея новые для него правила жизни. Их отъезд в Тифлис и совместное семейное счастье с каждым годом становилось прочнее. Когда его пригласили в Большой театр, они поселились в двухэтажном особнячке на ул. Москвина, 6. Любовь к нему чувствовалась во всем. Она понимала, что ему – молодому солисту Большого театра – необходима моральная поддержка, и всячески шла на ее укрепление. Она завязывала дружеские отношения с его поклонницами и была с ними в переписке. Он любил бывать на родине в деревне, и она почти каждое лето приезжала с ним в простую избу, купалась и загорала на пляже, ходила по грибы, запросто общалась с крестьянами.
Все годы жизни с Лемешевым были наполнены страхом за него. Не было ночи, чтобы она не переживала в ожидании его после прибытия машины от Сталина.
Его известность стала фантастической с выходом на экраны страны киноконцерта и фильма «Музыкальная история».
Ее мягкое сердце не вынесло ударов, которые он уготовил ей. Они расстались. Она удачно вышла замуж, прожив сорок лет с новым мужем.
Когда Алиса Михайловна умирала в возрасте девяноста двух лет, последним ее желанием было увидеть фотографию самого дорогого ей человека – Сереженьки Лемешева.
В Большом театре
Сергей Лемешев в книге «Путь к искусству» писал: «В Большом театре я спел почти все ведущие лирические партии, которые знал: от Ленского до Фауста. Эти годы явились для меня школой высшего мастерства, которую ничто не могло бы заменить – ни крупнейшие педагоги, ни лучшие провинциальные сцены. Нигде больше я не встретил бы такого оркестра и хора, которые не позволяют солисту, если у него есть чуткое ухо и музыкальная душа, петь неточно, небрежно, некрасиво».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});