на что-то лучшее.
– А где охрана? – не удержалась Тринни, выходя из машины и с любопытством оглядываясь по сторонам.
Ни накачанных мордоворотов, ни забора. Странно, что нет толпы фанаток и вездесущих репортеров при такой открытости.
– Зачем? – отозвался Ричард. Дождался, пока такси мигнет фарами, сворачивая с подъездной дорожки, и нажал какую-то кнопку на брелоке. – По периметру участка установлена последняя версия сигнализации. Как только кто-то рискнет шагнуть на территорию, его тут же арестует полиция за…
– За нарушение «прайвиси», – подхватила Тринни.
Вот тебе и видимая открытость. Хорошо, что Лейн отговорил ее вламываться в дом. Вряд ли ему та самая продвинутая сигнализация по зубам. Скрутили бы на подлете.
Как только они зашли внутрь, Ричард проводил ее на кухню. Кухня как кухня… Никакой особенной звездной роскоши. Тринни поняла, что ей тут нравится. И этот некиношный Ричард ей нравится.
Осмотра достопримечательностей холодильника не было. Гостеприимный хозяин просто достал что-то из полуфабрикатов и бросил в разогрев-печь.
– Вы голодны, – он не спрашивал, он утверждал.
Тринни кивнула. Спорить было глупо и невыгодно.
Печь загудела в полной тишине. Задавать вопросы Ричард не собирался. Ждал, пока она выложит все сама. Что ж, самое время начать.
– Почему вы не соглашаетесь сделать свою копию? Вы знаете нечто такое, чего не знают остальные? То есть… почему делать копии плохо?
В глазах Чижова мелькнуло разочарование.
– Да почему же плохо? – он пожал плечами. – Хорошо. Если кому-то нравится, что с его телом благодарная публика будет творить, что только придет ей в голову…
Горячо! Возможно, она права, и с виртами что-то не так.
– То есть вы думаете, что это можно почувствовать? Что вирты… живые?
– Живые? – Изумленный взгляд сквозь прорези маски. – Это я живой! И мне противно каждую минуту своей жизни думать, что прямо сейчас со мной совокупляется тысяча-другая женщин.
«Почему только женщин?» – мелькнуло в голове. Но озвучивать Тринни не стала. Она сразу поверила, что о виртах ее кумир не знает ничего особенного. Так что ее хлопоты – беседы с Лейном, поездка на бал, деньги, потраченные на лимузин, – всё было зря. Но раз уж она здесь, то хотя бы попытаться понять, почему он упрямо не хочет создавать копию, она должна.
Надо же знать, за что она наказана.
– Да какая вам разница! Там же не вы, а программы с вашей внешностью!
– Не только внешностью. Они копируют мимику, жесты, манеру поведения, даже фразы…
Внезапно Ричард остановился и внимательно посмотрел на Тринни.
– Так вы из тех, кто страдает от невозможности получить мою копию? – насмешливо протянул он. – Неужели всерьез решили меня уговорить? Посчитали, что до вас плохо уговаривали?
Разговор принимал совсем не тот оборот, который ей хотелось бы. И она выглядела в этой ситуации совсем не так, как ей хотелось. И, конечно, она здесь совсем не для того, чтобы его уговаривать. Но не скажешь же: я заказала вашу пиратскую копию, и вы там плохо себя чувствовали!
Тринни так долго молчала, что он, похоже, принял ее молчание за согласие. Вот теперь он окончательно и бесповоротно разочарован. Ну уж нет!
– Я не собираюсь уговаривать. Я просто хочу понять, почему… – буркнула она.
– Все так привыкли, что любая их сексуальная прихоть должна быть тут же удовлетворена… Возможно, мне просто хотелось дать этому миру щелчок по носу. В некоторых случаях получить желаемое невозможно, или, по крайней мере, не так уж просто…
Тринни слушала его и внутренне закипала. Каждое слово из того, что он говорил, вызывало протест и злость. Эгоист! Для того чтобы сделать счастливыми кучу народа, ему достаточно пошевелить пальцем. А он не делает этого не из лени, не из гордости, а из-за какого-то нелепого принципа.
Дать миру щелчок по носу? Да не миру, а ей, Тринни!
Он остановился напротив нее и спросил:
– Вот, к примеру, вы. На что вы готовы пойти ради любви?
Она вспомнила парковку неподалеку от старинного дома. И пустырь, где шантажировала старого друга.
– На многое. Было бы ради чего.
Печка звякнула. Есть Тринни уже не хотелось. Хотелось уйти отсюда и как можно скорее. Ричард заметил перемену.
– Что, я вам уже не так нравлюсь? Вместо очаровательного рубахи-парня, добряка и умницы, вы обнаружили мрачного типа, который говорит неприятные вещи?
Он улыбался. Он рвал ей сердце на части и был совершенно спокоен…
Ей хотелось выкрикнуть: да, не нравишься! Но она почему-то промолчала.
– Это и есть реальная жизнь. Люди так себя ведут. Поэтому их тяжело любить. Они норовят не оправдать твои ожидания. Куда проще управляемые вирты. Разыгрывай с ними любую игру – и живи в плену своих иллюзий.
– Разве это плохо? – тихо спросила она.
– Может, и неплохо. Но без меня.
И в следующий момент Тринни сделала то, чего делать не собиралась, и чего не сделала бы никогда, будь она в своем уме.
Она сделала шаг, потом еще один и оказалась напротив Ричарда. Близко. Слишком близко, неприлично близко. И все-таки недостаточно… Животе сводило от сладкого ужаса, сердце колотилось как у воробья. Она встала на цыпочки и прижалась губами к его губам. И замерла.
Что он сделает? Оттолкнет? Рассмеется?
Она совершенно беззащитна перед его решением… Это же невыносимо! Что-то внутри разрывалось от смеси странной тягучей боли и надежды. Неужели такого можно хотеть?
Мгновение, которое длилось мучительно долго, – и его губы дрогнули в ответ, поддаваясь. А ей стало мало воздуха. Словно легкие наполнились счастьем – и теперь она задыхается…
И что дальше? Она растерялась, вдруг поняв, что весь ее прошлый опыт ничего не значил здесь и сейчас. Всё, что было до сих пор, – было не по-настоящему.
Прерывистый вдох. Его дыхание – свежая горечь мяты. От него темнеет в глазах, пол уходит из-под ног. Сильные теплые руки смыкаются на ее спине – и только поэтому она не падает.
Он снова едва касается ее губ. Мягко и тепло. И еще раз, и еще. Словно пробует на вкус, изучая, дразня…
Черт возьми! Что она делает?
Да что бы ни делала – она намерена продолжать. Теперь уже она касается языком его губ – и снова замирает. Вдруг ему это неприятно, как ей тогда…
Но нет… Он словно ждал чего-то такого. Разом прижал ее к себе так сильно, что стало трудно дышать… Поцеловал. По-настоящему… Жадно, глубоко, сминая ртом ее губы. И ей это нравилось! Нравился и жар, и влажность этого поцелуя.
Как бы она хотела записать его, сохранить, чтобы потом повторять раз за разом! И в то же