Читать интересную книгу Теракт - Ясмина Хадра

— Спасибо, я не голоден. Ты одна?

— Да. Ясер вернется только вечером.

— А дети?

— Да ведь они выросли за то время, что ты их не видел. Девочки замужем, Адель и Махмуд живут самостоятельно.

Следует пауза, потом Лейла опускает голову.

— Это должно быть больно, — говорит она бесцветным голосом.

— Это худшее, что может произойти с мужчиной, — подтверждаю я.

— Могу себе представить… Я много думала о тебе после теракта. Ты чувствительный и тонкий, и я все спрашивала себя, как тот, с кого заживо содрали кожу, будет справляться с такой… с такой…

— Катастрофой, — подсказываю я нужное слово. — Потому что это именно катастрофа, иначе не скажешь. Я для того и приехал — хочу что-то понять. Я ничего не знал о намерениях Сихем. Честно говоря, и не подозревал о них. Ее трагический уход меня буквально раскромсал.

— Не хочешь присесть?

— Нет… Скажи, как она выглядела накануне?

— То есть?..

— Какой она была? Как, по-твоему, она понимала, что собирается сделать? Она была в нормальном состоянии или казалась какой-то странной?..

— Я ее не видела.

— Она была в Вифлееме 27 числа, в пятницу накануне теракта.

— Знаю, но она оставалась здесь совсем недолго. Я была в гостях у старшей дочери, на обрезании ее сына. О теракте узнала в машине, по дороге домой.

Вдруг она прижимает пальцы к губам, словно боясь сказать больше.

— Боже мой, что за вздор я болтаю.

Она поднимает на меня испуганные глаза.

— Зачем ты приехал в Вифлеем?

— Я тебе уже сказал.

Покачнувшись, она прикладывает ладонь ко лбу. Я подхватываю ее — иначе она рухнула бы на пол — и помогаю ей опуститься на стоящую позади нее скамейку с мягким сиденьем.

— Амин, брат мой, я думаю, мне нельзя говорить об этом. Клянусь тебе, я не знаю, что там было на самом деле. Если Ясер узнает, что я не удержала язык за зубами, он мне его отрежет. Я не ожидала тебя увидеть, и у меня вырвались слова, которым не я хозяйка. Понимаешь, Амин?

— Считай, что ты ничего не сказала. Но мне нужно знать, что моя жена здесь делала, на кого она работала…

— Тебя из полиции прислали?

— Я тебе еще раз говорю: Сихем была моей женой.

Лейла совершенно растеряна. Она жестоко досадует на себя за несдержанность.

— Меня здесь не было, Амин. Это правда, чистая правда. Можешь проверить. Я была у старшей дочери, на обрезании ее сына. Там были твои тетки, двоюродные сестры, еще родственники, которых ты должен знать. В пятницу меня не было дома.

Я вижу, что она в панике, и спешу ее успокоить.

— Ничего страшного не происходит, Лейла. Это же я, твой брат, у меня нет ни оружия, ни наручников. Мне было бы досадно причинить тебе неприятности, ты прекрасно знаешь. Не затем я приехал, чтобы было плохо тебе и твоей семье… Где мне найти Ясера? Пусть лучше он прольет на это дело хоть какой-то свет.

Лейла умоляет меня не рассказывать мужу о нашем разговоре. Я обещаю. Она называет адрес маслобойни, на которой работает Ясер, и провожает меня до порога, чтобы своими глазами увидеть, как я ухожу.

Выйдя на площадь, я пытаюсь поймать такси, но тщетно. Проходит с полчаса, и я уже тянусь за телефоном, чтобы позвонить Ким, но тут частный водитель предлагает отвезти меня, куда я скажу, за несколько шекелей. Это молодой парень, крепкий, с насмешливыми глазами и причудливой бородкой. Он с нарочитой угодливостью распахивает передо мной дверцу и чуть не силой впихивает меня в свою колымагу с вытертыми сиденьями.

Мы огибаем площадь и выезжаем на разбитую дорогу; разросшийся поселок остается позади. Лавируя среди машин, едущих как бог на душу положит, мы наконец выруливаем на поле, пересекаем его и оказываемся на шоссе, проложенном по холмам.

— Ты сам-то не из этих мест? — спрашивает водитель.

— Нет.

— К родственникам приехал или по делам?

— И то и другое.

— Издалека?

— Да как сказать.

Водитель покачивает головой.

— Ты не из тех, кто любит поболтать, — говорит он.

— Сегодня — не из тех.

— Заметно.

Мы проезжаем несколько километров по пыльной дороге, не встретив ни души. Солнце лупит по каменистым выпуклостям холмов, которые, прячась друг за другом, словно следят за нами.

— А я вот не могу, когда рот на замке, — опять вступает в разговор водитель. — Если не буду болтать, лопну.

Я молчу.

Он откашливается и продолжает:

— Сроду не видел таких чистых и холеных рук, как у тебя. Ты часом не врач? Только у врачей такие безупречные руки.

Я смотрю на сады, которые тянутся вдаль насколько хватает глаз.

Выведенный из себя моим молчанием, водитель фыркает, потом, порывшись в ящике для перчаток, находит какую-то кассету и вставляет ее в магнитолу.

— Вот послушай-ка это, мой друг, — восклицает он. — Тот, кто не слышал, как проповедует шейх Марван, полжизни потерял.

Он поворачивает ручку громкости. Салон заполняется смутным гулом, который прорезают экстатические выкрики и продолжительные рукоплескания. Кто-то — вероятно, оратор — стучит пальцем по микрофону, добиваясь тишины. Гомон постепенно стихает, и в сосредоточенное молчание проливается чистый голос имама Марвана:

— Что может быть великолепнее лика Господа, братья мои? Сыщется ли в этом бренном, переменчивом и легковесном мире такая ценность, ради которой можно отвратить взор от лика Аллаха? Но какая же? Лживая мишура, внушающая ужас простодушным и убогим? Обольщения порока? Миражи, таящие в себе гибельные ловушки, заманивающие обмороченных в смертоносную пустыню, где некуда скрыться от ярости солнца?.. В последний день, когда земля станет горсткой праха, когда обманные мечты отлетят от развалин наших душ, какой ответ мы дадим на вопрос о том, что мы сделали со своей жизнью? Что ответим, когда спросят нас всех, больших и малых: "Что сделали вы со своей жизнью, что сделали с пророками моими, благодеяниями моими, что сделали со спасением, которое я вам вверил?.." И в этот день, о братья мои, не помогут ни богатство, ни связи, ни союзники, ни приверженцы. (Слышны возгласы, быстро стихающие, когда вновь звучит голос шейха.) Истинно, братья, богатство человека есть не то, чем он владеет, но то, что он по себе оставляет. Что оставим по себе мы?.. Родину? Какую? Историю? Какую? Памятники? Где они? Памятью предков заклинаю, покажите… Ежедневно и ежечасно нас втаптывают в грязь, предают неправому суду. Ежедневно и ежечасно танки давят нас, опрокидывают наши машины, разрушают наши дома и без предупреждения стреляют по нашим детям. Ежедневно и ежечасно мир становится свидетелем наших бед…

Я протягиваю руку и с ожесточением нажимаю на кнопку; кассета выскакивает из магнитолы. Водитель столбенеет. Глаза у него вылезли из орбит, челюсть отвисла. Придя в себя, он кричит:

— Ты что делаешь?

— Не люблю проповедей.

— Что-о? — он задыхается от негодования. — Ты что, в Бога не веришь?

— В святых не верю.

Он с такой силой ударяет по тормозам, что машина с заблокированными колесами скользит еще метров десять и застывает на середине дороги.

— Ты откуда взялся? — рычит водитель, побелев от гнева, как мертвец. — Да как ты смеешь поднимать руку на шейха Марвана?..

— Я имею право…

— Не имеешь ты никакого права, ясно? Ты в моей машине. И ни здесь, ни в другом месте я не потерплю, чтобы всякое дерьмо замахивалось на шейха Марвана. А теперь вылезай из тачки и убирайся с глаз моих.

— Мы еще не доехали.

— А я говорю: доехали. Конечная! Выметайся из машины, или я с тебя голыми руками шкуру спущу.

Тут он изрыгает проклятие, перегибается через меня к двери, хрипя, открывает ее и выталкивает меня.

— И не вздумай попадаться мне на дороге, сукин сын, — угрожающе предупреждает он.

Он злобно хлопает дверью, резко разворачивается и, громко треща мотором, уезжает в направлении Вифлеема.

Я в растерянности стою на шоссе и гляжу ему вслед.

Присаживаюсь на камень и жду попутной машины. Убедившись, что это бесполезно, встаю и иду пешком, пока через много километров меня наконец не подбирает какой-то водитель.

Ясер вздрагивает, увидев меня на пороге маслобойни; внутри двое подростков хлопочут вокруг пресса, присматривая за плотными струйками оливкового масла, льющимися в чан.

— Ну и ну! — восклицает он, крепко обнимая меня. — Хирург наш пожаловал, собственной персоной. Что же ты не предупредил? Я бы прислал кого-нибудь тебя встретить.

В его радости слишком много замешательства, чтобы в нее поверить.

Он смотрит на часы, оборачивается к подросткам и кричит, что ему нужно отлучиться по делу и пусть они заканчивают без него. Потом берет меня под руку и подталкивает к старому грузовичку, стоящему в тени дерева, растущего у подножия холма.

— Поедем домой. Лейла будет рада… Если только ты с ней уже не повидался.