Иосиф Михайлович Туманов приглашал в театр и уже заявивших о себе ярких актеров из других городов. Достаточно назвать среди них несравненных Николая Рубана (он приехал из Петрозаводска) и Владимира Шишкина (из Рижской оперетты), сразу полюбившихся москвичам и ставших очень популярными. Таких актеров, и приглашаемых в Москву из периферийных театров, и приходивших в труппу со студенческой скамьи, было немало. Так что, когда И. М. Туманов взял к себе в 1953 году сразу семерых из своего первого выпуска в ГИТИСе, это никого не удивило. Он просто был последователен в деле обновления и укрепления труппы театра. Скорее это удивило (и, естественно, обрадовало) нас, его учеников.
Когда я только пришла в училище имени Глазунова, мои планы на будущее конечно же еще не могли быть определенными. Это уже потом, в ГИТИСе, я начала невольно задумываться о том, где и кем буду работать после его окончания. Мечта стать камерной певицей все еще не оставляла меня. Но поскольку я училась на таком специфическом отделении, то понимала, что мне предстоит работа в каком-нибудь из театров музыкальной комедии.
Понятно, что, живя в Москве, я хотела бы остаться в родном городе, чтобы не расставаться с родителями, друзьями, с привычной мне обстановкой. Но сказать, что я только и думала о том, чтобы попасть в Московский театр оперетты, было бы неверно. Выйдет — хорошо, не выйдет — так тому и быть. Я просто продолжала учиться, увлеченно, с удовольствием. Иосиф Михайлович относился ко мне с теплотой, и все же, когда он объявил, что берет меня в свои театр, и не во вспомогательный состав, а сразу в основной, это было неожиданно. Вот так и решилась моя судьба. Жизненный парадокс: мечтала совсем о другом, а стала артисткой оперетты. И потом всю жизнь посвятила этому, проработав вот уже скоро полвека в одном театре.
Помню, как я готовилась к первому своему появлению на сборе труппы в начале нового сезона. Специально сшила себе платье для такого дня — самого важного в жизни каждого начинающего актера. Вошла в здание на площади Маяковского, теперь уже не как все зрители, а через служебный подъезд, по праву работника театра. Но все равно шла со страхом. По поводу своей полноты я теперь не комплексовала, потому что к окончанию института, после выпускных экзаменов, похудела. Меня смущало другое — я понимала, что меня будут разглядывать, оценивать. А в то время я все еще не избавилась окончательно от своей застенчивости. И потому, уже работая в театре, выходя на сцену, продолжала робеть.
Эта моя «зажатость» продолжалась довольно долго. Когда меня назначали на роль и я приходила на репетиции, то садилась в зале и все время тряслась от страха: «Только бы меня не позвали на сцену. Только бы забыли, что я здесь». Совсем как девчонка в классе. Другие актеры рвутся на сцену, а я… Помню, что даже молилась, прятала на груди иконку, что по тем временам было не совсем обычно. Хотя среди старых театральных актеров это было распространено.
«Старики» и, главное, дамы, отнеслись к появлению целой группы молоденьких актрис вполне благожелательно, хотя, казалось бы, они должны были принять молодых конкуренток с ревностью. Нет, они понимали, что идет естественная смена поколений, что им уже больше не выходить в ролях Виолетты-Фиалочки или Стасси. Так что приняли они нас, как своих детей, потому что театр для них был домом. «Старики» приходили сюда не на работу — они служили театру. Это была их семья, где все занимались одним и, что главное, любимым делом. Поэтому даже если кто и был свободен от репетиций, от спектакля, все равно приходил в этот день в театр — если не самому поработать на сцене, то посмотреть на игру коллег из зала или из-за кулис, встретиться с ними, поговорить, обменяться впечатлениями. Что примечательно — и в такие необязательные приходы в театр актеры все равно старались выглядеть элегантно. Никаких тебе свитеров, неглаженых брюк, рубах навыпуск. По внешнему виду было понятно, что для них театр — это особое место, это храм. А уж премьера — это был праздник для всех.
Для нас, молодых, поведение мастеров было наглядным примером того, что оперетта, такое, как принято считать, «веселое занятие», требует серьезного отношения. Мы приучались уважать дело, которым занимались.
Когда мы пришли в театр, все ведущие актеры казались нам уже пожилыми, хотя им тогда было лет по сорок — пятьдесят, так что «стариками» их можно было назвать с большой натяжкой: одна из известных актрис была старше меня всего лет на восемнадцать. Разрыв не такой уж большой. Но внешне эти мастера выглядели солидно, дамы, даже каскадные в прошлом актрисы, «носили» себя, знали себе цену. Они и на сцене умели себя преподнести, дать почувствовать свою значимость. Это была старая театральная культура. О том, какими зажигательными были эти актрисы в совсем недавнем прошлом, мы могли знать только по рассказам. Потому что собственные наши впечатления были другие: посещая еще в студенческие годы спектакли, к примеру, ту же «Сильву», с участием прежних премьерш, мы видели, что никакие они уже не молоденькие девушки с Козьего болота. Но все равно при этой внешней возрастной небесспорности Сильв, Мариц, Роз-Мари мастерство актрис покоряло зрителей: на сцене они были красивые, эффектные — в стиле той, прежней, традиционной оперетты.
Опытные мастера не просто приняли нас в свою семью, но и всячески старались помочь нам в профессиональном плане. Например, подходила ко мне Софья Матвеевна Вермель и говорила, что надо делать, чтобы не рисковать голосом: «Деточка, ты не делай этого, а лучше делай так». Был в театре замечательный актер В. Т. Карпов, который всегда внимательно относился к гриму, он тоже подходил и подсказывал: «Не клади много грима. Чем меньше его на лице, тем оно выглядит моложе». Елена Федоровна Савицкая, выдающаяся опереточная актриса с ярким комическим талантом (ее до сих пор помнят по фильму «Кубанские казаки»), очень добрая женщина, простая в общении, выговаривала мне, как дочке: «Не морщи нос!» А у меня с детства эта привычка, мне еще от мамы доставалось — она всегда щелкала меня по переносице.
Татьяна Яковлевна Бах была несколько другого плана — хотя ее прежняя слава, ее успехи были уже в прошлом, она продолжала держаться как примадонна. Это и понятно — о том, какой блистательной она была в молодости Сильвой, Марицей, Нинон, еще продолжали вспоминать с восхищением. Она потрясала зрителей не только своей эффектностью, бравурностью, каскадами, но и роскошными костюмами. Т. Я. Бах могла себе позволить выступать на сцене в собственных туалетах — ее мужем был очень известный в Москве врач-гомеопат Постников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});