Тех животных, которым в борьбе перебили ноги, здесь же, в лесу, зарезали. В дальнейшем их мясо пошло на продажу.
В этом мероприятии была одна беда: ловцы не рассчитали, что лоси не смогут жить в хлеву вместе с домашними животными. Впущенные в хлев дикари покалечили немало коров, телят и овец. Пока строили новые звериные жилища, заарканенные лоси лежали в коровьих хлевах.
И вдруг — кто бы мог после всего на такое рассчитывать? — лоси очень быстро стали приручаться. В хозяйствах начали рождаться маленькие лосята. Через год они уже гуляли на крестьянских выгонах вместе с прочим скотом. Впрочем, лосиных маток хозяева на выгон не выпускали: они боялись, что матки сами уйдут на волю в леса да и уведут с собой лосят, уже вполне домашних. А если же лосих по весне все-таки пускали на молодую травку, то им связывали ноги.
Мужики теперь жили со своим хозяйством в открытую, не прятались от Эгера и другого начальства. Они имели в достаточном количестве и без проблем мясо, шерсть, шкуры. Бабы вязали теплые чулки и свитеры, чем прославили всю Ростокинскую волость. Их мужья за хорошие деньги поставляли мясной товар в Москву…
Но удача длилась недолго. Местное райское благополучие было нарушено действиями все того же Эгера. Он проведал о крестьянской массовке в лесу, загоне и последующем приручении лосиного стада. Несмотря на давность события, он приказал обойти все дворы, собрать лосей и выпустить животных на волю в Лосиноостровский лес. Что и было сделано его помощниками. После чего был усилен надзор за лесом.
Взрослых особей решение немца наверняка обрадовало. Они охотно ушли жить на лесные просторы. Вместе с ними очутились под открытым небом в первобытной стихии своих предков прирученные людьми лосята. Не приспособленные с рождения к жизни на воле, они еще долго прибегали из Острова в селения и терлись мордами об ограды тех дворов, где прежде стояли. Просили хлеба…
Вот почему по сей день жители северо-восточной части Москвы иногда наблюдают, уже, правда, среди бетонных домов, случаем забежавшего сюда лося. Помню, как в 1975 году я с трехлетней своей дочкой рано утром увидела у школьного двора на нашей улице Широкой резвого лосенка.
«Какая странная лошадка», — сказала мне Женя.
«Какой странный крестьянский опыт», — подумала я о том экспериментаторе-самородке Антоне Королеве.
Беспризорные Каштанки
На вопрос «Какое из животных наиболее близко человеку?» — девяносто девять из ста опрашиваемых ответит: «Собака».
Вряд ли найдется человек, в детстве не мечтавший иметь собаку. Или такой, чье сердце не переживало за Му-Му и потерянную Каштанку. Как оно радовалось за цирковую артистку при возвращении ее к хозяину!
Бездомность для собаки — беда. И для нее, и для всего человеческого общества. Москва как крупный город всегда имела проблемы с городскими животными.
В далекие времена, когда столичная река Неглинная, протекая свободно, отражала в себе стены Кремля и открытое небо, ее берега были приспособлены… под городское кладбище для собак и кошек.
Мало известно, что в старой Москве, отдавая должное преданной собачьей службе, поставили несколько памятников этим охранникам. Так, вход в Александринский дворец (рядом с Нескучным садом) караулили два каменных изваяния с сильными лапами и зубастыми пастями. Раньше, до постройки этого дворца, они стояли «при службе» у Пресненских прудов. В студенецкой Школе садоводства также находился памятник собаке. Был такой страж и при Петровском дворце на Санкт-Петербургском шоссе.
Ни каменные, ни домашние ухоженные животные не вызывали никакого беспокойства у населения. Однако верное человеку животное вдруг может стать врагом, даже — убийцей.
Укус бешеной собаки смертелен, а определить бешенство в самом начале болезни очень трудно, так как оно почти незаметно. Поэтому в старые времена с целью предохранения населения от такой опасности через газеты и журналы сообщались признаки бешенства животных и методы борьбы с бедой. В одной такой статье писали:
«Собаки приходят в бешенство чаще летом, во время жары, редко — зимою. Первыми признаками являются тоска, ворчание без причины, прятание в угол, отказ от пищи и питья. Правда, те же признаки сопровождают и другие болезни. Дня через два-три признаки эти усиливаются. Собака может убежать без цели. Бег ее становится неуверенным и торопливым. Она поджимает хвост, шерсть торчит кверху, глаза мутные, неподвижные, голова наклоняется, высовывается язык, и пасть покрывается пенистой слюною. Собака не узнает хозяина, омрачается, может, несмотря на природную водобоязнь, броситься в реку и переплыть ее. В старину был способ возможного спасения от укуса бешеной собакой. Рану следовало немедленно обмыть водою и выдавить из нее кровь с разных сторон. Лучше рану промывать теплой водой с солью, с мылом или с известью. Делать это надо не менее десяти минут. Потом рану прижигали раскаленным железом или вытравливали другим сильным средством. Если все проделать быстро, то можно как-то спастись».
Массу проблем имел город с бездомными и бродячими собаками. Вопрос об устранении опасности с давних пор озадачивал московские власти. В некоторых местностях при наступлении темноты жителям было небезопасно ходить.
Раньше ловля и истребление собак поручались фонарщикам и пожарным служителям, состоявшим в распоряжении московского обер-полицеймейстера.
В 1863 году, гласным Карлом Ивановичем Феррейном, видимо, по праву главного аптекаря города, в Московской думе впервые был поднят вопрос об опасности, исходившей от разного рода собак. Он предложил для искоренения зла ввести налог на собак и обязать хозяев надевать на животных намордники.
В следующем году московский генерал-губернатор Офросимов обратил внимание думы на «повторяющиеся в столице несчастные случаи укушения пешеходов бегающими по улицам собаками» и предложил на примере городов Риги и Митавы обложить хозяев собак особым сбором. В результате работы Комиссии о пользах и нуждах общественных летом 1866 года думе был представлен доклад об установлении налога на собак и истреблении полицией собак бродячих, не обложенных этим налогом.
Заседание от 25 января 1868 года одобрило почин по упорядочению санитарного состояния московских улиц. Но сколько лет прошло! По содействию со стороны думы полиция вошла во взаимодействие с Обществом покровительства животным, и лишь в июле — августе 1884 года ходатайствовала, чтобы управа отпустила для этого обществу определенную денежную сумму.
Правление Общества покровительства животным предложило взять целиком на себя ловлю безнадзорно бегавших по Москве собак, а также запретить каким-либо другим агентам или живодерам эту ловлю. Агенты общества для такой работы должны были иметь на своей одежде особые значки.
Ловле (которой содействовала городская полиция) подлежали все бегавшие по Москве собаки, при которых не было хозяев или провожатых. Каждый владелец имел право получить собаку обратно, оплатив Обществу покровительства животным расходы за поимку, содержание, корм и прочее пособие собакам (но не более 25 копеек в сутки за животное).
Если собака не забиралась в течение пяти дней, то она признавалась бродячей. «Каштанки» систематически осматривались ветеринаром. Если собаку определяли на уничтожение, то ее умерщвляли моментально и безболезненным способом. Но такие случаи убиения были редки.
Предполагалось, что управа будет субсидировать это дело до тех пор, пока оно не станет покрывать свои расходы и приносить доход.
Для удобства и облегчения встречи животного и потерявшего его владельца Общество покровительства животным организовало «оплачиваемый абонемент», за который владельцу на дом доставлялась пойманная агентом собака. Абоненту выдавался для подвески к ошейнику собаки зарегистрированный медный значок общества. Общество также занималось продажей удобных, прочных и недорогих ошейников.
Ко всему прочему уполномоченный член общества П. А. Евреинов, во исполнение задуманного, выхлопотал в городе на дворе полицейского серпуховского частного дома место для следующих помещений: 2 сараев (с устройством в них 126 клеток для собак), конюшни, хозяйственного сарая, квартиры для служащих и смотрителя с конторою. Помещения были обнесены деревянным забором с воротами и калиткой. Затраты на все работы составили 900 рублей. На приобретение лошади, сбруи, фургона, принадлежностей для поимки собак, посуды для их корма, мебели для конторы, на содержание служащих, на корма и прочие расходы из отпущенных думою 3000 рублей было потрачено 2680 рублей, а 320 — выплачены фельдшерам за оплату квартир.
По смете расходов (на жалованье персоналу, на корм собакам, фураж лошади, ее ковку, на отопление и освещение помещений, на солому для подстилки лошади и собакам, на ремонт и прочее) требовалось в год 4500 рублей. Поэтому правление Общества покровительства животным просило в течение 10 лет иметь гарантированное выделение ему управой этой суммы. Оно также просило о прирезке к собачьему двору огорода — участка земли вдоль улицы Шаболовки. В планах общества была и организация городской лечебницы для всех домашних животных.