Читать интересную книгу Концерт «Памяти ангела» - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Сгорбившись, Аксель лелеет планы мести, когда Крис, заметив пациента, дотронулся до его руки:

— Теперь вы, месье.

Встревоженный Аксель поднимает голову. Что, если Крис сейчас узнает его?

— Меня зовут Крис, в течение часа я буду делать вам массаж. Согласны?

Аксель кивает.

— Как вас зовут?

Аксель называет первое пришедшее в голову имя: Альбан.

Он кусает губы. Вот идиотизм! Он сказал «Альбан», мучимый общим для них воспоминанием о том, как в присутствии Криса он исполнял концерт «Памяти ангела» Альбана Берга! Прокол столь очевиден, что Крис тотчас его вычислит.

— Альбан, я помогу вам войти в воду. Позвольте мне подкатить ваше кресло, а по ступенькам я снесу вас на руках. Хорошо?

— Мм… ладно.

Крис не узнал его. Украдкой взглянув на него, Аксель понял: с одной стороны, Крис не ожидал его увидеть, с другой — он проявляет суперпрофессиональную предупредительность, стараясь никоим образом не выдать, что шокирован или испытывает отвращение к немощности пациента. Из опасения унизить его он концентрирует внимание на технических деталях, помогая снять халат, убрать железную подножку, стараясь поудобнее обхватить тело.

Успокоенный Аксель решает расслабиться, отдавшись попечению Криса.

Уже в воде тот спрашивает у него, нет ли противопоказаний, может, следует избегать каких-либо жестов. Аксель мотает головой. Тогда Крис велит ему закрыть глаза и начинает сеанс, тихим голосом объясняя каждое движение.

Этот шепот на ухо смущает Акселя. Обычно двое перешептываются, закрыв глаза, при этом их почти обнаженные тела соприкасаются, когда речь идет о любовных отношениях. Но сейчас он в руках своего злейшего врага, человека, чья беспечная надменность некогда едва не убила его. Нелепо… слишком нелепо…

Меж тем в этой неловкости нет ничего болезненного. Напротив. У Акселя создается впечатление, что, став с помощью Криса легче весом, он тем самым освободился от собственного недуга. Он парит, переворачивается, кружится. Этот незапланированный благотворный сеанс возвращает ему ощущения детства, первые занятия с отцом в сиднейском бассейне, хрупкое тельце мальчика рядом с огромным, внушительным телом взрослого мужчины, их вылазки на океанские просторы в Уайтхэвен-бич, когда он, совсем малыш, взволнованный этим контактом, цеплялся за плечи мужчины, плывущего брассом.

Как странно вновь испытать это доверие, оказавшись бок о бок с собственным убийцей… Что, если попытка реванша сведется к ежедневным, до смертного часа, сеансам Криса, ставшего его рабом… Не превратится ли это в такую же пытку для мстителя, как для его жертвы?

— Альбан, как вы себя чувствуете?

Аксель открывает глаза. Лицо Криса, укачивавшего на руках своего пациента, находится сантиметрах в двадцати.

— Хорошо, очень хорошо.

Взгляды их скрещиваются, потом Крис спрашивает, указывая на ноги Акселя:

— Что с вами случилось?

— Несчастный случай, двадцать лет назад.

Крис вздрагивает. Не потому, что догадывается, кто перед ним, просто этот срок — двадцать лет — пробуждает в нем воспоминания. Аксель пытается отвлечь его внимание.

— Как вам пришло в голову заняться этой практикой — водной мануальной терапией?

— О, я не знаю… хотелось придумать что-то полезное, что можно делать в воде.

— Почему? А что, в воде можно делать что-то дурное?

Крис, отстранившийся, чтобы ответить на улыбку пловчихи, стоящей под душем, не отвечает. Аксель продолжает:

— Со мной несчастье случилось именно в воде.

Крис оборачивается и, оцепенев, озадаченно смотрит на него; вначале в его взгляде мелькает подозрение, потом тревога и, наконец, ужас. Аксель выдерживает его взгляд. Он видит, что Крис понял все; будто над его памятью поднялась завеса, постепенно впуская свет. Сглотнув слюну, выцветшим голосом спрашивает:

— Это ты, Аксель?

— Да.

На глаза Криса наворачиваются слезы. Он пытается сдержать улыбку.

— Значит, ты… ты жив?

— А ты что думал?! — восклицает Аксель.

За двадцать лет австралийцу, уверенному, что Крис в курсе всего, что последовало за инцидентом под водой, не приходило в голову, что тот может не знать.

Крис опускает голову, будто подставляя затылок под удар.

— Я думал, что…

— Разве я похож на покойника? Скорее на инвалида, разве нет? Меня вытащили из воды и вернули к жизни, пять месяцев я провалялся в коме, а когда пришел в сознание, то был как овощ. Мне пришлось учиться всему — точнее, учиться заново: говорить, писать, считать, двигаться. Мозг не был поврежден. Зато… — он указывает на свою негнущуюся правую руку, — со скрипкой покончено. — Палец направлен вниз, на ноги. — Со спортом тоже.

Аксель, усмехнувшись, переводит взгляд на купальные трусы, открывающие бессильно висящие, хилые конечности.

— И с сексом. Хотя тут я даже не успел войти во вкус.

Удрученном этими признаниями, Крису вдруг становится неловко прикасаться к Акселю. Он аккуратно и уважительно усаживает его на ступеньки бассейна.

— О, я так рад, что ты жив, так рад!

Он смотрит на жалкое тело, блеклые волосы, по спине пробегает холодок: бедный Аксель, некогда безупречная гармония его лица сменилась затвердевшей маской, перекошенные черты отражают уже не чувства, а лишь мертвенные, жестокие последствия несчастного случая.

— Как думаешь, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

— А что это изменит? — враждебным тоном возражает Аксель.

Крис в замешательстве размышляет.

Аксель, чуя закипающую внутри ярость, упорно настаивает:

— Что это изменит? Если я тебя прощу, ко мне что, вернется мое тело, музыка, потерянные годы?

— Нет…

— Ах, так, может, это облегчит твою участь? Ну да, тебе явно станет легче жить.

— Нет, моя жизнь по моей вине разрушена навсегда.

— Тогда что это изменит? Скажи! Да, скажи мне наконец!!

Аксель переходит на крик, не в силах контролировать себя. Голос его с металлическим призвуком мечется под влажными сводами бассейна. Старик прекращает описывать свои круги, а младенчески упитанный тренер наклоняется, готовый слезть со стула, чтобы вмешаться.

Аксель и Крис некоторое время молча смотрят друг на друга. В конце концов Крис со вздохом произносит:

— Ты прав. Это ничего не изменит.

— О-о, так я не стану тебя прощать. Не за этим я сюда прибыл.

Крис вновь бросает на него взгляд. Ему вдруг становится ясно, что Аксель предпринял такое путешествие лишь для того, чтобы осуществить некий план.

— Чего ты хочешь?

— Встретимся в девятнадцать тридцать в ресторане «Гризли» рядом с моим отелем.

Вернувшись на виллу «Сократ», Крис повидался с Каримом в столярной мастерской; они дружески поболтали, и он поднялся к себе, чтобы переодеться к вечеру.

Он не знал, чего ждать от этой встречи. Не знал, что думать после сегодняшнего разговора. То, что Аксель вообще остался жив, было превосходной новостью, но это не снимало с него вины, напротив: при виде измученного калеки с неприятным голосом и разбитой жизнью у Криса сложилось впечатление, что смерть Акселю заменили бесконечной пыткой. Не лучше ли…

Чудовищно… То, что взбрело ему в голову, чудовищно. Он вновь пытается избежать ответственности. Какая низость!..

Для него нестерпимо, что Аксель, которого он предал, не отправился тогда на тот свет. Единственный, кому известно его тягчайшее преступление, выжил и уже двадцать лет живет с этим знанием. Вот что его удручало… Крис презирал себя.

К столику было приставлено инвалидное кресло: Аксель уже ждал Криса в ресторане.

Они заказали ужин и начали разговор.

Крис кратко описал свое возвращение, внезапное прозрение, которое повлекло за собой решение резко изменить ход своей жизни, направить ее на благо других. Аксель же рассказывал обо всем подробно, с яркими деталями — прежде всего потому, что никогда ни с кем не говорил об этом, к тому же ему хотелось любить самого себя и, быть может, чтобы нынче вечером кто-то любил его.

До Криса постепенно дошло, кем сделался Аксель. Это привело его в ужас… Куда делся тот ангел, которого он знал когда-то, юноша с возвышенным образом мыслей, дышавший лишь искусством, музыкой? За столом сидел бизнесмен, неразборчивый в средствах, не чуждающийся кривых путей, не гнушающийся подпольной торговлей и аморальными сделками, если это позволяет набить карман. Он торговал игрушками, расписанными токсичными красками, и смеялся, когда ему сообщали о смерти детей. Он мошенничал с государством, эксплуатируя человеческую нищету. Перед Крисом был магнат, влачащий пустое существование, без любви, без друзей, без идеалов. В пылу повествования Аксель не отдавал себе отчета в том, какое производит впечатление; наоборот, в восторге от себя, он хотел произвести впечатление на собеседника. Двадцать лет назад Крис оценил бы такой взлет, деньги, власть, но новому Крису, воспитывающему трудных подростков, все это было не по вкусу.