Читать интересную книгу На передних рубежах радиолокации - Виктор Млечин

Не могу не сказать несколько слов о Марии Ивановне Бабановой, бывшей членом ДСК более 40 лет. При постройке дачи она несколько отступила от типового проекта 1937 г. и возвела небольшой рубленый второй этаж. Насколько я знаю, никаких замечаний по этому поводу она не имела. В жизни кооператива особого участия не принимала, предпочитая направлять на общие собрания своих представителей, но жила на даче довольно часто. Здесь её посещали актёры, критики, театроведы. Здесь я видел направлявшихся к ней актёров А. Лукьянова, Тер-Осипян, критика В. Вульфа. На даче во время войны жили её родители, вывезенные из родных мест в связи с немецкой оккупацией. Мария Ивановна была человеком скромным, сдержанным, что я мог наблюдать во время её посещений по приглашению отца, когда они вместе работали в театре Революции. Я смотрел ряд спектаклей с участием М. И. Видел «Ромео и Джульетту», «Иркутскую историю», «Собаку на сене». Остались в памяти незабываемый голос, грация, очарование образа. Воистину народная артистка. В начале 80-х годов М. И. Бабанова умерла. Прямых наследников у неё не было, и она завещала дачу театроведу Берновской. Некоторые члены ДСК пытались оспорить волю артистки на том основании, что дача является кооперативной собственностью. Но суд не принял этих доводов и передал дачу согласно завещанию актрисы.

Глава 4

«РТ», «Лес» и прочая «Тайга»

Придя в ЦНИИ-108 через несколько лет после окончания войны, я на первых порах не ощущал признаков прошедшего лихолетья. Звуки, оповещающие о воздушной тревоге, канули в прошлое, людей на костылях было мало, и они практически были незаметны, вовсе отсутствовали инвалиды без ног, всё ещё передвигавшиеся по Москве на самодельных тележках с подшипниковым ходом. Встречались сотрудники с приправленным в карман рукавом, но некоторые уже приобрели протезы, что внешне маскировало их инвалидность. Не было непрерывной поголовной двух – или трёхсменной работы; ночью институт в основном пустел, хотя некоторые задерживались допоздна, а то и трудились всю ночь. Карточная система была отменена, «талонная» жизнь закончилась, в столовой, которая размещалась на втором этаже во втором корпусе, работали официантки, но наплыв сотрудников в обеденное время был велик, и избежать очередей в кассу не удавалось.

И всё-таки после нескольких дней или недель пребывания в стенах института «дух» прошедшей войны чувствовался во всём. Первые дни в лаборатории, где я «прописался», ушли на создание рабочего места, беседы с моим руководителем А. А. Расплетиным и на знакомство с имевшейся под рукой литературой довольно общего характера. Затем я решил «проветриться» и посмотреть, где же я нахожусь. Первое, что бросалось в глаза, когда я входил в соседние комнаты, разбросанные по углам свалки из немецких радиоламп, деталей, включая дефицитные тогда малогабаритные конденсаторы 0,1 мкф, и других импортных компонент. На это никто не обращал внимания, каждый, кому это было нужно, подходил к развалу, брал нужное сопротивление или конденсатор и впаивал в схему. Рабочие столы также немецкого происхождения были недавно получены и пользовались успехом, т. к. имели большую, прочную и удобную столешницу и множество выдвигающихся ящиков. Измерительные радиоприборы, главное «оружие» инженера-радиста, стояли частью в металлических шкафах, частью – на рабочих столах. Английские осциллографы «Коссор» соседствовали с отечественными генераторами стандартных сигналов и немецкими авометрами, имевшими защиту от «дурака».

В мастерской, куда я пришёл, стоял гул работающих станков, частично также полученных по репарациям, хотя и старых годов выпуска.

Постепенно осваиваясь, я обнаружил, что большинство инженерного состава лаборатории – фронтовики, кончившие вуз до войны или в первые её годы. Ранения и контузии, случавшиеся с ними ещё совсем недавно, до сих пор дают о себе знать. Некоторые даже лежали в госпитале, который размещался в одном из соседних корпусов. Были, правда, инженеры и техники, ранее работавшие на оборонных заводах, но и они прошли через все атрибуты военного времени, включая авиационные налёты с бомбёжками, голод и чувство страха за родных и близких.

Объект, над которым тогда трудился коллектив лаборатории, назывался «РТ». На мой вопрос, как расшифровывается это сочетание букв, однозначного ответа не получил. Одни предположили, что это радиолокатор танковый, другие – что это есть сокращение от слова «радиотехника». Ввиду того, что в коллективе я был в то время один из немногих, если не единственный, кто имел квалификацию радиоинженера с чёткой направленностью радиолокационщика, мысленно стал перебирать получившие развитие типы РЛС. Одними из первых были созданы РЛС дальнего обнаружения самолётов. Тем самым они работали в системе «земля-воздух». В той же системе функционировали станции, защищавшие гражданские и военные объекты от авиационных налётов противника. Они разрабатывались до и во время войны в интересах повышения боевой мощи войск ПВО. В системе «воздух-воздух» действовали первые РЛС, установленные на истребителях и бомбардировщиках, и, наконец, всем известные радиолокационные бомбоприцелы размещались в основном на фронтовых бомбардировщиках и относились к системам «воздух-земля».

К какой же категории можно отнести станцию «РТ»? Я пока этого не знал. Чтобы понять, надо было обратиться к истории вопроса. Инженеры не очень любили вникать в историю. «Есть задание, значит, будем выполнять. Всего делов». Расплетин был сильно занят, и настроить его на исторические экскурсы я не решался. Помог Гуськов, рассказ которого вместе с воспоминаниями ветеранов и последующим ознакомлением с документами позволил воссоздать некую картину прошедших событий. Я не военный, далеко не стратег, но и я понимал, что к концу отгремевшей войны новое радиолокационное оружие в каком-то количестве имелось на вооружении Военно-воздушных сил, войск ПВО. А самая боевая, самая мощная составляющая нашей армии – наземные танковые войска, артиллерия такой современной техникой не владели. И это при том, что одним из главных инициаторов и сторонников развития радиолокации в СССР было Главное артиллерийское управление. Вот почему представители ГАУ доказывали на всех уровнях, включая Совет по радиолокации, что необходима разработка станции, которая смогла бы резко повысить эффективность стрельбы артиллерии как в наступательных, так и оборонительных операциях сухопутных войск. Кроме того, говорили они, такой тип РЛС помог бы укрепить береговую оборону нашей страны, омываемой многими морями. Понятно, что создание такой РЛС означало бы появление новых систем вооружения, а именно систем «земля-земля»» и «земля-море». Возникали, однако, два главных вопроса: возможно ли создание подобной РЛС и кто за это возьмётся. Расплетин, когда при нём говорили на эту тему, отмалчивался, мнение других ведущих конструкторов сводилось к мысли, что всё это – фантазия. Мировой опыт вроде бы подтверждал такие заключения.

И вот в один из дней на рубеже 1945–1946 гг. Зам. председателя Совета по радиолокации вице-адмирал А. И. Берг собрал совещание, на которое были приглашены представители военных и наиболее крупные специалисты в области радиолокационной техники. В своём кратком вступительном слове А. И. Берг обосновал назревшую проблему, сказав, что необходимость создания новой станции очевидна. По имеющимся данным аналогов такой станции в мировой практике действительно нет, но ввиду важности задачи нужно определить, кому поручить разработку новой станции. Протокольные записи заседания не обнаружены, однако, по свидетельству очевидцев, выступавшие в основном разделились на две группы. Военные инженеры, опираясь на опыт недавних сражений, доказывали, что разработка станций такого типа не только серьёзно усилит боевую мощь войск в наземных операциях, но и вполне возможна при существующем уровне развития радиолокационной техники. Для подкрепления своей позиции некоторые из выступавших представителей военного ведомства изложили своё видение основных параметров будущего технического задания, включая требования по дальности обнаружения, точностным характеристикам засечки целей, разрешающей способности и т. д. По-иному смотрели на сложившееся положение те из выступавших, кто имел уже немалый опыт разработки самих станций. Ведущие конструкторы, учёные, инженеры-испытатели, соглашаясь в принципе с идеей необходимости иметь в войсках подобную станцию поля боя, говорили о том, что до сих пор РЛС в основном функционировали в свободном пространстве, где велось обнаружение и определялись координаты тех или иных объектов противника. Но как можно обнаруживать цели в лесу или даже на местности, обильно поросшей растительностью. Можно ли отличить стоящий танк от стационарной постройки, дома, сарая и подобных предметов. Пока это невозможно, повторяли они, и, следовательно, мы не можем брать на себя решение невыполнимых задач. Сидевший в зале Расплетин пока молчал и внимательно слушал выступавших. У него к этому времени был уже накоплен определённый опыт разработки станций, но он касался самолётных РЛС. Совещание клонилось к тупиковой фазе. Расплетин напряжённо думал. Но вот, обратившись к рядом сидящему Г. Я. Гуськову, произнёс: «Возьмёмся?» Тот согласно кивнул. С этого момента, как говорят биографы А. А. Расплетина, 13 лаборатория спустилась «с небес на землю». Нам неизвестны аргументы, которыми оперировал на совещании А. А. Расплетин, когда давал согласие на проведение разработки станции. Но беру на себя смелость предположить, что это были как субъективные, так и объективные факторы. Назову лишь некоторые из них. Вся жизнь А. А. Расплетина сложилась так, что ему приходилось решать неподъёмные задачи. Не говорю уже о трудном детстве, хотя и в зрелые годы, когда перспективы приёма телевизионных сигналов были весьма туманными, Расплетин взялся за эти проблемы и, преодолевая множество препятствий, довёл дело до успешного финиша. Но вот война, блокадный Ленинград. Личные несчастья следуют одно за другим, но в своём твёрдом намерении помочь фронту он придумывает, как из сданных населением радиоприёмников сделать так нужные армии радиостанции.