Читать интересную книгу Санькино лето - Юрий Бородкин

— Не гони так!

— Не бойся!

Зря, что ли, дорогу построили? Где же дать волю мотоциклу? Воскресенье, машин встречных нет — жми на всю катушку. Ни разу не ездил на такой скорости. Ветер сечет лицо, забирается под рубашку, холодит и сжимает грудь, останавливая дыхание. Застоявшийся воздух взбудораженно рвется в клочья. Какая все же сила в моторе мотоцикла!

— Я хочу на новый карьер съездить. Сгоняем? — перебарывая ветер, крикнул Санька.

— Поехали.

Свернули к реке — дорога песчаная, укатана самосвалами, только едешь будто бы по волнам. Мост сверкнул тесаными перилами, поиграл под колесами каждым бревнышком. Спасибо дорожникам. Бывало, за реку по ягоды и грибы редко ходили, а теперь все кинулись по малину в делянку, где рубили лес.

Дорога уводит все дальше и дальше. Треск мотоцикла гулко отдается в сосняке, где-то здесь плутали с Валеркой, а сейчас не собьешься, и нисколько не пугает Саньку эта боровая глушь. Ощущая прикосновения Ленкиных рук, он представляет себя Иваном-царевичем, вместо серого волка ему надежно служит мотоцикл. Удивительно, как это получилось, что они едут вдвоем? Сосны заслонили солнце, лишь над самой просекой — голубая полынья неба.

Быстро добрались до карьера: лес расступился, выросла желтая стена береговой осыпи. С этой стороны стояли вагончик на автоколесах, бульдозер и погрузчик с ковшом, задранным кверху, похожий на ископаемое животное. Еще была оборудована эстакада из накатных бревен на тот случай, если грузить прямо бульдозером.

— Это и есть Волчиха? — спросила Ленка.

— Она. Мы с Валеркой заблудились вон в той стороне. Давай наверх заберемся.

Ленка едва поспевала за ним, он держал ее за руку, стараясь помочь, где тропинка забирала круто. Задышались так, что слова не могли вымолвить, когда поднялись на берег. Вид открылся захватывающий — внизу раскинулся лес, обвальная высота, песок и мелкие камни сползают к речке. Вдоль русла положили бетонную трубу, засыпали ее, и Волчиха как бы ныряет под землю, потом снова родником выбивается из нее на простор, обрадованной притрусочкой бежит по вымощенному камнем дну. Если взглянуть на лесные увалы, сердце приостанавливается от непонятного восхищения перед немым величием природы. Саньке подумалось о том, что на земле, наверно, немало таких уголков, которые ждут человека, храня свою вековечную первозданность.

— Э-ге-гей! — торжествуя, взмахнул он кепкой, точно на них, как на отважных покорителей какой-то вершины, смотрели люди.

— Оказывается, Волчиха совсем как ручей, — сказала Ленка.

— Пересохла она, в начале лета была больше. Жаль, нам не удалось тогда найти это место. Красиво, правда?

— Очень уж дико, будто тайга вокруг.

Отзвенело лето. Тишина в бору. Сосны обреченно придвинулись к самому обрыву: устоят ли они? В лощинах между увалами после дождя накапливается туман, кажется, стекает сюда, к непреодолимой круче. Горизонт отступил далеко, тянешься к нему глазами, и словно бы подхватила тебя какая-то сила и плавно несет над безмолвной землей.

— Ночью здесь, должно быть, жутко.

— У нас ружье было.

— Все равно.

— Мы тогда израсходовали патроны попусту, а после покаялись. Видишь, кепка пробита дробью. Я Валерке совсем сделал решето, так что он ее бросил.

— Говорите спасибо Малашкину.

— Мы бы сами вышли.

Разве признаешься, что пришлось натерпеться всяких страхов? Вот бы сейчас ружье-то! Он бы показал Ленке, как бьет дедова централка. Чем стоять пеньком, хоть камни побросать: набрал Санька полную кепку и давай запускать их с кручи — далеко летят. А Ленка и не смотрит, собирает в брусничнике розовато-фиолетовые цветы — девичье занятие.

— Думаешь, как эти цветы называются? Вереск. Они долго живут даже без воды.

По сухим местам полно растет жилистых вересковых кустиков, идешь — хрустят под ногами, как сухие макароны. На цветы Санька почему-то и внимания не обращал: мелконькие, невзрачные, даже собранные в букетик, застенчивы, но именно этой ненавязчивостью они и трогательны, как прощальный привет уходящего лета.

— Поехали домой.

— Поехали, — согласился Санька, хотя ему еще хотелось побыть в лесу.

Мотоцикл не подвел, быстро прочихался и затарахтел. Снова покатили машинной колеей, оставляя на просеке синий дымок. Вспомнилось Саньке, как придавила его обида, когда Ленка с Валеркой уезжали на велосипедах от больницы. Напрасно. Ведь беда могла случиться с любым из них.

Около деревни, на автобусной остановке, встретились с учительницей русского языка. Сквозь землю бы провалиться! Если бы ехал один, а тут — Ленка, да еще с букетиком вереска. Санька почувствовал, как кровь прихлынула к лицу.

— Здравствуйте, Виктория Борисовна!

— Здравствуйте! Постой, Губанов.

Ленка спрыгнула с мотоцикла, пошла тропкой к дому — ей и дела мало.

— Я говорила твоему отцу, в среду буду экзаменовать тебя. Готов? — спросила учительница, загадочно улыбаясь.

— Пока в больнице лежал, весь учебник повторил. Опять изложение будет?

— На этот раз — сочинение, например, как ты провел каникулы.

— Я сочинение лучше люблю, — признался Санька.

— Вот и хорошо! В среду к десяти приходи в школу.

Крутнул Санька ручку газа, чтобы остудить лицо, чтобы на радостях ворваться в деревню, как если бы уже пересдал русский. Почему-то уже сейчас он понял, что Виктория Борисовна не оставит его на второй год в шестом классе, не зря и тему сочинения подсказала. Ему есть о чем написать как искали осыпь на Волчихе, как ездили в город, о лесном пожаре, рыбалке, строительстве дороги. Это не про степь, все свое, знакомое, ничего не надо выдумывать.

Глава семнадцатая. Всем миром

Бригадирка тетя Оля Карпова обошла деревню, напомнила, чтобы выходили строить будку на автобусной остановке. Плохо без нее, потому что, когда ждешь автобус, негде посидеть, укрыться от солнца или дождя, а зимой будет того хуже торчать на открытом ветру.

Вскоре под окнами у Губановых собрались мужики, все с топорами, как в тот раз, во время пожара. Только никто не суетился, степенно посидели на завалинке, покурили для порядка, как перед началом большой и важной работы.

Вместе с бригадиркой подошли тетя Катя Никитина, тетя Люба Киселева, Марья Сударушкина — словом, вся деревня была в сборе: редко такое случается. Санька тоже не усидел дома.

— Что прикажете, товарищ начальник? — с шутливой готовностью спросил бригадирку Малашкин.

— Без приказу знаете, что будку надо поставить. Директор разрешил взять доски от летней телячьей кухни.

— Жаль, Евдокимова нет — доски-то дернуть бы на тракторе.

— Он в Ермакове клевер семенной убирает.

— Да на руках перетаскаем, только пусть кто-нибудь из мужиков доски отколачивает. Дружно — не грузно.

— Ломать — не строить, пожалуй, я в плотники не гожусь, — с улыбкой согласился Андрей Александрович, Валеркин отец.

— Эх, постукаем, побрякаем! — Володька Чебаков задорно потряс топором. — Все — на субботник!

— И верно, как будто субботник! Поди-ка, с того время, как был колхоз, не работали всем-то миром? — заметила Марья Сударушкина.

— Хватит митинговать, пошли, мужики.

Отец Санькин взял ящик с инструментом, повел Малашкина с Володькой Чебаковым на загумна к шоссейке. Остальные двинулись в другой конец деревни, где был огорожен загон для телят. Больше их в Заболотье держать не будут, и кухня-времянка, сшитая из тесу, не потребуется.

Лиха беда — начало. Андрей Александрович отдирал топором тес, Санька и Валерка таскали его через деревню вместе со взрослыми: вереница людей с ношами — как муравьи.

Главное — поставить каркас будки из брусьев, останется только обшить его со сторон да покрыть. Отец сам приколачивает перекладины и доски, опиленные по размеру, ловко это у него выходит: три раза стукнет по гвоздю — готово. Прикинет что-нибудь карандашом, снова сунет его под кепку. Малашкин на много старше отца, а все советуется с ним, как подручный.

Санька готов работать без устали, впервые он видит свою деревню такой дружной; никто ни на кого не сердится, наоборот, люди перекидываются веселыми словами, смеются, будто заняты подготовкой к празднику.

Тетя Люба Киселева бросила доски, отдуваясь, присела на бугорок.

— Укатали сивку крутые горки, — сказала в шутку.

— Ты отдохни, тетя Люба, — позаботился Санька, — мы дотащим твои доски.

Солнце перевалило за полдень, пора бы обедать, но решили в один прием закончить работу. Володька укладывает последние тесины на крыше будки и пришивает гвоздями.

— Вот и готов наш автовокзал! — победно пристукнул молотком и окинул своим бойким взглядом однодеревенцев. — Хоть из ведра лей — не промокнет крыша.