которой стала изба-шестистенок, то есть, два сруба под одной крышей, связанные сенями и переходом. Вот это самое, что она сейчас с восторгом созерцала, как раз и являлось примером шестистенной избы. Причем двухэтажной, что свидетельствовало о достатке обитавшего здесь семейства. Герман сказал, что она датируется первой половиной XIX века.
Не так уж долго он возился. Снял десяток размеров, нащелкал два десятка кадров, сложил имущество в рюкзак и объявил перекур перед посещением братских могил.
Сидя на крыльце, они выкурили по сигаретке. Окурки Герман завернул в листок из блокнота и передал Норе с просьбой не забыть выбросить в мусорный контейнер по возвращении на ферму. Но проклятый дом интересовал ее гораздо больше, чем могилы заключенных ГУЛАГа.
— Можно войти внутрь? — спросила она, глядя на дверь.
Герман пожал плечами.
— Почему бы нет?
— А ты там был?
— Конечно. Внутри ведь тоже надо было снимать размеры.
— Точно. — Нора фыркнула. — Но там, наверное, темно…
Покосившаяся дверь отворилась со скрипом. Темень тьмущая, древесная пыль, духота. Застоявшийся воздух, характерный для небольших помещений при отсутствии регулярного проветривания.
Отважно сделав три шага, Нора остановилась. Ее охватил иррациональный страх. Что если в недрах проклятого дома их поджидают наемники? Но откуда эти самые наемники узнали бы, что следует поджидать именно в этом месте, именно в этот час? Даже сам Герман до последней минуты не мог сказать точно, когда они выдвинутся с фермы. Завтрак, сборы, то да се… Успокоив себя таким образом, Нора пошла дальше. Герман следовал за ней.
Прямо по курсу, очевидно, сени. Она же видела чертежи! По левую сторону сеней так называемый «перед» — «изба», «заулок» и «горница», — три жилых помещения, окнами выходящие на главный фасад. По правую сторону «озадок» — крытый двор с двумя клетями, «светелкой» и «зимовкой». Еще ей запомнилось, что на второй этаж двора с улицы ведет пандус, он же «ввоз».
— Ну? — спросил негромко Герман. — Насмотрелась? Здесь особо не на что смотреть.
— Поднимемся наверх? — предложила Нора.
— На второй этаж?
— Выше.
Герман внимательно посмотрел на нее.
— Что тебя интересует?
— Мансарда.
Молча он продолжал разглядывать ее, как будто она попросила сопровождать ее в обитель Пифии из «Матрицы» братьев Вачовски.
— В чем дело? — мягко осведомилась Нора.
— Все в порядке. — Герман улыбнулся пластиковой улыбкой манекена. — Пойдем.
Щербатые половицы, изредка поскрипывающие под ногами… специфическая атмосфера необитаемых помещений… тяжелые удары собственного сердца, от которых больно в груди.
Друг за другом они поднялись по узкой деревянной лестнице, где воздух казался особенно душным и жарким. Ближайшая дверь была распахнута настежь, и Нора заколебалась. Осмотреть второй этаж? Вдруг удастся найти что-нибудь интересное. Разумеется, дом уже облазили сверху донизу любознательные туристы и дотошные реставраторы, но им, возможно, не показалось интересным то, что покажется ей.
Стоящий рядом Герман глубоко вздохнул и расстегнул еще одну пуговицу рубашки.
— Слушай, — тихонько заговорила Нора, — ты веришь в то, что в некоторых местах остается своеобразный след… след эмоций, сопровождавших трагическое событие, которое произошло в определенном месте… или след мыслей, похожих мыслей разных людей, которые пережили одно и то же в этом месте?
— Я верю, что есть некое поле, в научно-популярной литературе его иногда называют «психический эфир», где присутствует информация, доступ к которой имеют не все. Только люди, наделенные даром сверхчувственного восприятия. Но это именно предмет веры, обосновать я ничего не могу.
— Я спросила, веришь ли ты. Обоснования мне не нужны.
— А ты? — Герман тоже старался говорить тихо, но у него, как всегда, не очень получалось. — Ты веришь?
— Да.
— Но не чувствуешь?
— Здесь — нет. Во всяком случае, пока. В других местах бывало. В лабиринте на Большом Заяцком. В разрушенной Преображенской гостинице. Хотела бы я чувствовать чаще, но… — Она развела руками, словно извиняясь за свою толстокожесть. — Видимо, не дано.
— Люди, которым дано, в большинстве своем не очень этому рады, — пробормотал Герман, глядя в сторону.
И вот она — та самая комната в мансарде.
Переступив порог, Нора окинула взглядом серые стены, рваные бурые ленты не то мха, не то грязи в местах стыка их с потемневшими досками пола, зияющий квадратный пролом на месте окна. Окна, которое было заколочено разгневанным отцом семейства. Сейчас через дыру в помещение проникал дневной свет, правда, не очень яркий. На солнце набежали облачка, и громадные ели, обступившие дом, казалось, приблизились к самым стенам, угрожающе покачивая темно-зелеными лапами. Жуткая картина в деревянной раме… картина, вызывающая дрожь.
Нора посмотрела на Германа. Тот стоял в напряженной позе и, похоже, прислушивался. Не то к посторонним звукам, не то к своим ощущениям. Но никаких посторонних звуков до Норы не доносилось, дом был тихим как склеп, поэтому она решила не донимать своего спутника вопросами.
Пол. Лера сказала, посреди комнаты была огромная лужа крови. Даже если раньше тут лежал ковер, что весьма сомнительно… даже если пол потом сто раз вымыли… это же доски, доски! Должно остаться пятно.
Очень медленно Нора обошла комнату, внимательно глядя под ноги. Старые растрескавшиеся половицы покрывали пятна столь многочисленные, что не было никакой возможности определить, где заканчивается одно и начинается другое. Также вызывало вопросы происхождение этих пятен. Кровь? Краска? Сок? Вино? Без помощи химиков не разберешься.
Слева от окна — вернее, того, что раньше было окном, — на полу чернел большой прямоугольник. Вероятно, здесь стояла кровать. Прикусив губу, Нора боязливо потрогала мыском кроссовки темный участок пола, как трогают воду пальцами ног, прежде чем окунуться. Вдруг холодная. Она и сама толком не понимала, что ищет в мансарде необитаемого дома, объявленного памятником архитектуры, чего ожидает. Реакций Германа, быть может? Вербальных и невербальных. Есть же такая штука — следственный эксперимент. Предполагаемого убийцу привозят на место преступления и просят показать как все было, при этом наблюдая за его поведением. Но глупо же подозревать Германа в причастности к произошедшей здесь трагедии. Его тогда и на свете не было…
…а это еще что?
Ее размышления прервал не то вздох, не то всхлип, очень тихий, раздавшийся вот прямо здесь, над самым ухом. Вздрогнув, Нора почувствовала, как забилось сердце, и оглянулась на Германа. Слышал он или нет? По тому, как сдвинулись темные ровные брови, стало ясно — слышал.
— Герман, что это?
Молча и быстро он подошел, схватил ее за плечо и решительно вытолкнул за пределы темного прямоугольника. Оказывается, в своем состоянии легкого транса она не только «потрогала воду», но и преступила обеими ногами границу между виртуальной кроватью и остальной комнатой.
— Старые дома щедры на визуальные и аккустические эффекты, —