и безмятежен, влажные волосы лежали красиво и свободно. Хорошие волосы, густые, ни сединки в них. Пока что.
- Да, - сказал капитан сухо. - Пришел наш черед.
Инженер Рудик тонко разбирался в капитанских интонациях. Он быстро обвел взглядом центральный пост, но не обнаружил никаких поводов для тревоги.
- Что случилось? - спросил он все же.
- Сядьте. Обрисую обстановку.
Он объяснял недолго. Потом наступила такая тишина, что когда с обычно неслышным щелком включился климатизатор, им показалось, что ударил выстрел - все трое вздрогнули и подняли глаза; потом головы снова опустились.
Луговой смотрел на свою руку - смотрел так, словно видел ее. впервые в жизни. Гладкая белая кожа, тонкие светлые волоски, ровно обрезанные ногти. Сейчас он в первый раз заметил, что пальцы - средний и безымянный - у него чуть изогнуты навстречу друг другу; на указательном, около самого ногтя, сохранился, оказывается, маленький рубчик - здесь был нарыв много лет назад - а вообще, если подумать, не так уж давно это было... Своя рука, часть его самого, сейчас выглядела чужой и даже страшной; дико было сознавать, что состоит эта рука не из нормального, обычного вещества, а из страшного своей непривычностью - противоположного. По виду ничего не скажешь... Штурман перевернул руку ладонью вверх и с тем же упорством стал разглядывать ладонь, словно в линиях, которыми она была разрисована, можно было отыскать ответ на любой вопрос и даже на главный: что же теперь будет?
Он взглянул на капитана - украдкой, потом прямо. Капитан был человеком, которому Луговой верил во всем, который все знал и умел, с кем ничего не могло случиться. От капитана исходили разумные и своевременные приказы, и если сейчас он порядком напугал друзей, то лишь для того, чтобы через минуту пояснить, что выход им уже найден и надо лишь сделать то-то и то-то. Луговой ждал, но капитан медлил, не отдавая распоряжений. Тогда штурман спросил:
- Что надо делать, мастер? Я готов.
- А ты инженер? - спросил капитан.
Рудик себя не разглядывал: человек - устройство приблизительное, не поддающееся строгому расчету. Он медленно поворачивал голову от одного прибора к другому в поисках того отступления от нормы, которое он, инженер, проглядел при первом, беглом осмотре. Но все выглядело нормально, и это вызывало в инженере раздражение. До сих пор он сталкивался лишь с такими нарушениями естественного хода событий, которые можно было устранить с помощью инструментов и ремонтных автоматов. Теперь же приборы показывали норму, но непорядок все же был - раз Устюг утверждал это. Рудик склонил голову к плечу.
- По нормальным законам, - неспешно проговорил он, - нам сейчас положена профилактика на Космофинише и замена узлов, выработавших ресурс. Остальное, тебе виднее.
- О профилактике забудь, - сказал капитан.
- Тогда командуй, - сказал Рудик. - Что станем делать?
- Прыгать, - объяснил капитан на их привычном жаргоне. Прыгать в сопространство и обратно - пока не вернемся к норме или не разлетимся вдребезги.
- Всего и делов, - сказал инженер.
- Не так просто. Надо как можно точнее воспроизвести условия. Начать переход в той точке, куда мы вышли, возвращаясь с Анторы, - твоя задача, штурман. Соблюдать все режимы до мелочей - это тебе, инженер.
- Ясно. Мне надо как следует полазить по всем закоулкам, раз уж обслуживания мы не получим.
- Сколько понадобится времени?
- Постараюсь побыстрее. Но сам знаешь: выигрыш во времени - проигрыш в безопасности. Считай, несколько дней. На Космофинише копались бы две недели.
- Тогда отойдем подальше от Системы, и придется будить пассажиров.
- А они не устроят нам детский крик на лужайке? - поинтересовался инженер.
- Поживем - увидим, - неопределенно ответил капитан.
"Если поживем" следовало сказать - "если" он опустил.
Путь для них был расчищен, как никогда. Вокруг было пусто; сияла Земля в третьей четверти, да чистильщик маячил неподалеку. Капитан вызвал его.
- Эй, помело, - сказал он, пытаясь говорить бодро. - Кто на связи? Я "Кит", капитан Устюг.
- Капитан Слай слушает.
- Настоятельно советую отойти подальше. Сейчас начну разгон.
Капитан Слай колебался.
- Видишь ли, мне приказано проследить...
- Ты-то меня знаешь?
- Да, - сказал капитан Слай. - Ладно, отхожу. - Он передохнул. - Значит, доброго пути.
- Счастливо оставаться, - ответил Устюг, с тоской понимая, что это, может быть, последние слова, какие он говорит человеку с Земли. Последние в жизни.
Командор огляделся. Его салон в Космоцентре был полон, тут была, кажется, вся смена, да еще и подвахтенные - все, кроме дежурных диспетчеров. Информация утекала прямо-таки катастрофически. Надо было взгреть кого-то. Потом, не сейчас. Сволочи, трепачи, подумал командор. Толкутся тут, целые и невредимые. А такого, как Устюг, не уберегли. Лучшего капитана!..
Устюг не был лучшим капитаном, и худшим не был, а просто средним, одним из десятков, и командор это знал рассудком. Но сердцем ощущал, что теряет все-таки самого лучшего, и каждый, кого ни приходилось ему терять в жизни, был лучшим, потому что другие оставались, а этого уже не было.
Корабль "Кит", гибрид груши с тыквой и телефонной трубкой (как именовался этот класс машин в профессиональном просторечии), плавно ускорил движение, разгибая орбиту. Звезды, на фоне которых он был виден, мелко задрожали; потом фиолетовая дымка затянула их.
Странное дело: "Кит" уходил в одиночку, а здесь оставалось все: флот, Земля, человечество. Но почему-то командору на миг показалось, что это он отстал, остался, а люди уходят, друзья уходят вперед. Скверное чувство, когда друзья идут вперед, а ты стоишь на месте...
В Космоцентре кто-то включил траурный марш.
- Уберите дурака! - сквозь зубы приказал командор.
Фиолетовая точка таяла вдали.
Глава четвертая
- А девочка-то плакала, - сказал Карачаров, взглянув на только что появившуюся в салоне Веру. - Глазки красные, как у кролика. Или надо сказать "как рубины"?
Физик чувствовал себя великолепно. Он выспался, а пробудившись, прежде всего вспомнил, что уже сегодня окажется на Земле. Ну, тогда - держись! Признание, возможность работать широко, с размахом, ожидали его на планете, а думать об еще не начатом, что можно