просто кошмар. Что ещё совсем немного, и ты проснёшься, но это не так. Ты проснёшься лишь тогда, когда закончишь своё путешествие, или просто умрёшь, как многие, кто играл в данную игру. Как Боннские дети, которые не являются создателями игры… Иди за Вифлеемской звездой и она укажет тебе дорогу».
А Старец всё это время, пока Дмитрий лежал на дне лодки и пытался кричать, пытался заглушить этот чёртов голос, который буквально разрывал его голову, смотрел на него, при этом, не проявляя ни каких эмоций, словно он был просто идолом, — изображением бога, — вырезанного из дерева, к которому принесли жертву, мучительно умирающую и страдающую от боли. Он методично работал вислом и просто смотрел своей чёрной впадиной вместо лица на Дмитрия. Старцу было абсолютно всё равно на Дмитрия, так как он просто тот, кто должен доставить игрока к началу этой игры.
Голос тем временем, стал умолкать, отпуская Дмитрия в свои личные размышления по поводу того, где он находится: в обычном кошмаре или в игре. Но перед этим, Дмитрий услышал:
«Когда ты сойдёшь с лодке на белоснежный берег, что будет знаменовать о начале твоего путешествия, у тебя будет лишь два варианта: либо умереть, как умерли многие, кто осмелился осуществить ритуал и сыграть в эту игру, или закончить это путешествие, тем самым выиграть в игре. Не надо думать, что это сон, потому что это находится по ту сторону сна, по ту строну разума».
После этих слов Дмитрий почувствовал облегчение, так как его голова перестала болеть от поступающей в неё информация, которую его разум не хотел воспринимать самостоятельно, а сопротивлялся тому, кому принадлежал данный голос, похожий на фонограмму, сделанную из голосов его знакомых, да и просто тех, с кем он хоть когда-то общался в живую.
Дмитрий просто лежал с закрытыми глаза, при этом, свернувшись калачиком на дне лодке, боясь вновь услышать этот голос и почувствовать боль, но этого не произошло. Дмитрий просто лежал и скулил, чувствуя, как последние противные ощущения ускользают из него, словно яд, который удаляют из его организма. Но вдруг, в глаза Дмитрия начал светить яркий лучик белого света, который осветил лодку в темноте, опустившейся на землю. Этот лучик, который принадлежал Вифлеемской звезде, был настолько ярким, что даже сквозь закрытые глаза, Дмитрий не мог его игнорировать. Он попытался открыть их, но у него ничего не получилось. Лучик света слепил его, заставляя жмурится.
Превозмогая страх вновь ощутить головную боль и услышать этот проклятый голос у себя в голове, Дмитрий принял вертикальное положение, садясь на дно лодке перед Старцем. Дмитрий посмотрел на Старца, которого освещал этот белый свет от звезды, и который был покрыт снегом. Его чёрная мантия развивалась на сильном ветру, как и длинные волосы Дмитрия. Его взгляд уперся в тёмный провал вместо лица Старца, в котором Дмитрий видел лишь бесконечность… бесконечность… бесконечность и больше ничего. Дмитрий не видел в этом провале никаких эмоций, а видел только пустоту, видел только бесконечность. Дмитрий окрестил его серьёзным и безразличным взглядом, потому что понимал, что он ему ни чего не сделает, понимал, что его не стоит бояться, потому что бояться стоит того, что его ждёт впереди.
Он обернулся назад и направил свой взгляд на яркую звезду, которая была, словно белым солнцем на ночном небе, что даже Луна не смеет с ним сравниться. Туман полностью исчез: его заменяла метель, которая сильно била по лицу Дмитрия своими снежным песчинками, делая ему неприятно и заставляя его мышцы лица полностью онеметь от холода. Дмитрий смотрел на эту звезду, щурясь не только от её света, но и от снега, летевшего ему в глаза. Дмитрий узнавал этот свет. Этот свет был там. Да, это был тот самый свет, который появился в тёмном безграничном пространстве, словно неоткуда и показал ему путь, когда он полностью отчаялся. Хотя на тот момент, он был полностью уверен, что это был просто сон, но сейчас, Дмитрий не уверен в этом на сто процентов. Всё же доля сомнения у него появилась, когда он понял, что не может поменять этот сон, благодаря своему воображению и что он не может проснуться, когда ему становилась страшно, что происходило практически всегда, когда он, в своих снах, испытывал страх. Это был тот свет, на который Дмитрий пошёл, потому что он был его последний надежной, том в тёмном безграничном пространстве, и который перенёс Дмитрия сюда. Перенёс непосредственно в эту игру.
И благодаря немейваренным усилиям Дмитрий оторвал взгляд от звезды, которая словно поглощала его внимание, заставляя любоваться собой, искушая постоянно смотреть на себя, и перевёл его на горизонт, где увидел, сквозь летевший в ему лицо снег — берег, усыпанный белоснежным снегом. Дмитрий понял, что до начала его путешествия остались считанные минуты. Он повернулся к Старцу, который весь этот путь, от берега до берега, только и делал, что работал вислом, при этом, не сказав ни единого слова, потому что это было незачем. Его всё равно забудут, а значит, забудут и сказанные им слова.
«Как же холодно, — растирая себе предплечья ладонями, думал Дмитрий. — А я ещё и босиком»
Дмитрий посмотрел на стопы ног, на которых были одеты одни единственные тонкие белые носки. Дмитрий приставил, как он будет идти по снегу в них. Представил, как будет мучиться и кричать от боли, когда они замёрзнут и их придётся разогревать, чтобы не получить обморожение, если конечно, это не кошмар, который набирает свои обороты, и который ещё не дошёл до своей точки, которая заставляла вскакивать Дмитрия в своей кровати. Он представил, как будет вообще идти сквозь этот ветер и снег, который становится всё сильней; представил, как он будет совершать это путешествие, которое должно дать ответы на его вопросы, как сказал голос. Дмитрий смотрел на Старца, которого тут словно и не было, и пытался найти в нём понимания своего положение, но единственное что он видел, так это полное безразличие. Перед Дмитрием просто стоял деревянный идол, который просто грёб вислом по водной глади, которая перестала быть такой ещё с первыми порывами ветра, рассекая толщу воды.
Дмитрий дрожал от холода, однако его сердце было горячее и сейчас оно колотилось в его груди, в ожидании неизвестности, которая пугала Дмитрия намного сильней, чем просто холодная смерть в этой игре, хотя он искренне не хотел брать этот вариант как истинный. Всё — таки он был скептиком, который не верит во все мистические