Несколько дней после этого Аракелов ходил в героях, а начальник экспедиции и капитан клялись ему в вечной любви. Это было всего два месяца назад. А сейчас…
Зададаев взглянул на капитана и увидел, что тот улыбается.
— Иди… Господин оберсубмаринмастер. Встречай своего духа.
Капитан тоже ничего не забыл. Зададаев сбежал по трапу.
Прежде всего он зашел в лазарет. Дежурил Коновалов. «Каково, однако, с такой фамилией быть врачом», — в который раз подумал Зададаев. Терапевтом Коновалов был неплохим, хотя от обилия практики на «Руслане» отнюдь не страдал. Минут пятнадцать они поболтали о том о сем, потом Зададаев попросил снотворное.
— Зачем? — В глазах Коновалова вспыхнул алчный огонек.
— Да так, не спится что-то, — уклончиво ответил Зададаев.
— Давайте-ка я вас посмотрю, — радостно предложил Коновалов.
— Спасибо, Владимир Игнатьевич, как-нибудь в другой раз, — отказался Зададаев со всей возможной любезностью. — Сегодня никак не могу, дела. Вот на днях непременно загляну, покажусь толком. Может, в самом деле что-нибудь там не в порядке, — постарался он утешить эскулапа.
— Знаю я вас, — тоскливо вздохнул Коновалов. — Здоровы больно. Разве что ногу кто сломает, так и то не мне, а Женьке работа, — завистливо добавил он.
Зададаеву стало смешно.
— В следующий раз обязательно, — серьезно пообещал он. — А сейчас просто дайте мне какое-нибудь снотворное.
Коновалов встал, подошел к шкафу в углу приемной, выдвинул один ящик, другой, достал ампулу для безукольной инъекции.
— Вот, — сказал он, протягивая ампулу Зададаеву, — и безобидно, и надежно. Приставьте ее к сгибу руки присоской, через сорок пять секунд содержимое впитается, а через пять минут вы будете спать сном праведника.
— Спасибо, — сказал Зададаев, бережно укладывая ампулу в нагрудный карман рубашки. — И клятвенно обещаю, что на днях приду для самого детального осмотра — как только будет время.
— Оставили-таки лазейку, — ухмыльнулся Коновалов. — Так я и знал: придете, когда курносый рак на горе свистнет…
— Что вы, — возразил Зададаев, — минимум на день раньше!
И поспешно ретировался, потому что Коновалов явно искал взглядом предмет потяжелее, собираясь расправиться с посетителем, как Лютер с чертом.
Зададаев взглянул на часы: до тех пор, пока медики выпустят Аракелова из «чистилища», оставалось еще больше часа. Пожалуй, можно было и пообедать. Не только можно, но и нужно — за всей суетой днем он не успел этого сделать. Зададаев направился в столовую.
Народу здесь было мало. Зададаев подошел к окошечку раздачи, посмотрел меню. По такой жаре стоило бы взять чего-нибудь такого… Ага, окрошка. Увы, окрошки не оказалось. Кончилась. Оно и понятно — время уже отнюдь не обеденное. Пришлось взять холодный свекольник (и то последнюю порцию) и плов. Плов, надо сказать, у здешнего кока получался изумительный, сплошное таяние и благоухание. И если плов значился в меню, Зададаев брал его, не раздумывая. Поставив на поднос тарелки и высокий стакан с кофе-гляссе, Зададаев направился к заранее облюбованному столику. В открытый иллюминатор временами плескал в столовую не то чтобы ветер, но все-таки глоток-другой свежего воздуха; прямо над головой крутился лениво вентилятор, заставляя чуть заметно подрагивать кончики бумажных салфеток в пластмассовом стакане.
Зададаев придвинул к себе тарелку со свекольником и принялся за еду. Только сейчас он понял, насколько проголодался. «Пожалуй, возьму вторую порцию плова», — подумал он.
За соседним столиком потягивали кофе океанолог Генрих Альперский и вездесущий Жорка Ставраки. Говорили они негромко, и Зададаев не стал прислушиваться.
— Константин Витальевич, — обратился вдруг к нему Генрих, — что тут Жорка заливает?
— М-м-м? — промычал с набитым ртом Зададаев, пытаясь придать этим нечленораздельным звукам вопросительную интонацию.
— Я не заливаю, — обиделся Ставраки. — Я просто рассказываю, как наш дух труса спраздновал.
— Ну и как? — спросил Зададаев, чувствуя, что молниеносно звереет. «Нет, — подумал он, — так нельзя. Спокойнее надо. Ведь ясно же, что так и будет. Только не легче от того, что ясно…»
— Очень просто, — охотно пояснил Ставраки. — Побоялся из баролифта выйти. Патрульники с Гайотиды-Вест взорвались, вот он и струсил… Хорошо еще, что не все у нас такие, — нашлась светлая голова, «Марту» угнала и сделала дело, спасла этого американца… Так ведь?
— Неужели так, Константин Витальевич? Не верю, — убежденно сказал Генрих. — Я Сашку не первый день знаю, не мог он…
— Нет, не так, Георгий Михайлович, — сухо сказал Зададаев, сдерживаясь, чтобы не наговорить резкостей. — Аракелов действовал абсолютно правильно, и все его действия я полностью одобряю. А той светлой голове, что «Марту» угнала, насколько я понимаю, сейчас мастер дает выволочку по первому разряду. И вряд ли я ошибусь, если предположу, что этой светлой голове небо с овчинку покажется.
— Неужто выговор вкатит? — сочувственно спросил Ставраки.
— Надеюсь, выговором ваш герой не отделается.
— Спишут? — ахнул Генрих. О таком он еще, пожалуй, и не слыхал.
— Все может быть, — не без злорадства сказал Зададаев.
— А кто это, Константин Витальевич?
— Не знаю, я раньше с мостика ушел.
— Я не знаю, но предполагаю… — начал было Ставраки, но Зададаев оборвал его:
— Вот и оставьте свои предположения при себе, Георгий Михайлович. — Право же, так будет лучше. Для всех.
— Я же говорил, не мог Сашка струсить, — сказал Генрих облегченно.
— Не мог, — согласился Зададаев. — Хотя некоторые доброжелатели рады будут истолковать его действия именно так.
Ставраки, не допив кофе, демонстративно поднялся и, не прощаясь, ушел.
— Ну зачем вы так, Константин Витальевич, — сказал Генрих. — Жорка же не со зла, ну трепло он, это правда…
— Аракелову от такого трепа лучше не будет, — сказал Зададаев.
Он лениво ковырял вилкой плов: есть уже не хотелось. Тем не менее он заставил себя доесть все и потянулся за кофе.
— Аракелов сейчас в таком положении… — Зададаев пошевелил в воздухе пальцами, подбирая слово, — в таком двусмысленном положении, что ему подобные разговоры хуже ножа. Ведь после взрыва субмарин Гайотиды и нашей «рыбки» он не имел права лезть на рожон. А какой-то дурак полез и… — Зададаев безнадежно махнул рукой. — Просто не знаю, что и делать.
— Да-а, — протянул Генрих. — Не хотел бы я сейчас поменяться с Сашкой местами…
— Завтра мы проведем разбор спасательной операции. Поговорим. Всерьез, по гамбуржскому счету. Потому что недоговоренность — штука пакостная, она всегда дает пищу любым кривотолкам. А ведь такой Ставраки не один… И всех их надо если не переубедить, то…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});