Одним из таких людей был двадцатилетний еврей из Александрии Элиа Коген. Коген родился в еврейском квартале Александрии 16 декабря 1924 г. Его родители, Шауль и Софи Коген, эмигрировали в Египет из сирийского города Алеппо. Шауль зарабатывал на жизнь продажей галстуков из парижского шелка богатым клиентам. Семья жила очень скромно: надо было накормить и одеть восьмерых детей.
Эли, как его братья и сестры, воспитывался в строгих ортодоксальных традициях, но в отличие от них он педантично соблюдал свою веру. В то время как его братья, пропуская молитвы, проводили послеобеденное время по субботам с приятелями, Эли молился в синагоге. Во время религиозных праздников его всегда можно было видеть молящимся вместе со своими родителями.
Эли с отличием закончил школу и получил желанную стипендию во Французском лицее. Он проявил себя блестящим учеником, особенно в математике и языках, и вскоре начал бегло говорить на иврите и французском. Время, отведенное на игры, Коген предпочитал использовать для чтения или выполнения домашних заданий. Он изучал Талмуд и знал наизусть целые отрывки из него. Он имел исключительную память и любил проверять ее: садился на балконе своей квартиры и записывал номера машин, проходящих по улице, затем передавал этот список родителям или одному из братьев и безошибочно называл по памяти все номера.
«Эли всегда был среди первых учеников по любому предмету», — вспоминал один из его школьных друзей. Но он никогда не возбуждал к себе зависти или злобы. Он был превосходным спортсменом и ежедневно плавал в Средиземном море, а затем делал длительные пробежки вдоль пляжа и легко обгонял других бегунов, которые пытались состязаться с ним. Эли всегда помогал своим одноклассникам, передавая им шпаргалки или разрешая списывать у него на экзамене.
В день совершеннолетия родители подарили Эли фотоаппарат «Кодак», и фотография стала его новым увлечением. Он бродил по городу и делал снимки, а фотографии аккуратно вклеивал потом в альбом. Эли прочитал десятки книг по фотографии и стал специалистом в этом деле.
Учитывая склонность Эли к наукам и глубокий интерес к иудаизму, родители направили его в школу Май-монида в Каире, а затем в Мидраш Рамбам — центр изучения Талмуда, которым управлял Моше Вентура, главный раввин Александрии. В этих заведениях он тоже проявил себя блестящим учеником.
Кроме того, Эли интересовала жизнь его египетских сверстников — и евреев и неевреев. Он бродил с фотоаппаратом в районах, населенных мусульманами, разговаривал с ними и делал снимки. Он без труда общался со всеми, кого встречал.
Однако Эли был одинок. Среди одноклассников у него было мало друзей. Казалось, он предпочитал быть наедине с собой или проводить время со своими родными.
Одной из возможных причин этого было финансовое положение семьи. Родители редко давали ему карманные деньги, а то и вовсе не давали, и во время каникул он часто подрабатывал, чтобы помочь семье. Каждый заработанный пенс он отдавал родителям.
В отроческие годы интерес Эли переключился с религиозных дисциплин на математику и физику. В результате он отказался от планов стать раввином и твердо решил заняться наукой. Это решение сильно огорчило раввина, который учил его. Он сказал: «У Эли мозги гения. Он мог бы стать одним из великих ученых-талмудистов».
В 1940 году в Египет пришла война, и у Эли появилось новое увлечение — боевое оружие. Особенно привлекали его различные типы самолетов, снимки которых он помещал в альбом. Когда немецкие самолеты летели бомбить тылы англичан, он пренебрегал требованиями укрыться в убежище и оставался на улице, пытаясь опознать самолеты. Его попытки сфотографировать воздушный бой, к сожалению, не увенчались успехом: маленький аппарат «Кодак» не справился с такой задачей.
Один из одноклассников вспоминал, как вел себя Эли во время воздушного налета, когда ученики были в школе: «Он был всегда спокоен, всегда уверен в себе. Он обычно утешал перепуганных малышей и ласково просил их не бояться, отводил их в убежище и возвращался обратно. Он понимал, что подвергался серьезной опасности, выходя на улицу для наблюдения за воздушным боем. Казалось, что Эли был лишен всякого страха за себя. Это было очень странно…»
Однако война имела и другую сторону, более важную теперь для Эли.
Весной и летом 1942 года, когда дивизии Роммеля продвигались к Каиру, а союзники отступали, в Египте резко возросли пронацистские настроения, которые усиливались стремлением сбросить британское господство. Эли был верующим евреем, но считал себя полноправным египтянином и симпатизировал националистическим антибританским настроениям. Он даже участвовал в демонстрациях протеста против иностранного господства, за что получил серьезное внушение от своих родителей. Как и большинство египетских евреев старшего поколения, они не хотели привлекать к себе внимания и не принимали никакого участия в борьбе, ведущейся в соседней Палестине. Эли знал об этой борьбе, однако она не имела для него большого значения. Он был египтянином, Александрия была его домом, и события в Палестине не касались его.
Суд и казнь убийц лорда Мойна все изменили.
Эли почувствовал, что что-то связывает его с двумя молодыми террористами. Они были примерно одного возраста и носили имя великого пророка Элиа. Мужество, с которым они встретили смерть, открыло ему истинное значение совершенного ими поступка. Эли захотел каким-то образом выразить свои симпатии сионистам. Ему не пришлось долго ждать.
Египетское отделение «Алия бет», организации, созданной в Палестине для осуществления нелегальной иммиграции евреев, действовало уже несколько лет.
Организатором и руководителем этого отделения была Руфь Клигер. Для проведения своих операций эта группа использовала суда, автомашины и даже верблюдов. Эли как участник египетского еврейского молодежного движения «Хашерут» выполнял кое-какие поручения этой группы, действуя иногда в качестве курьера.
Однако к 1944 году руководители разведывательной службы «Хаганы» решили расширить свою сеть в Египте. Война близилась к завершению, и они готовились к возобновлению полномасштабной борьбы за государственную независимость. Из-за роста антисемитских настроений в Египте необходимо было активизировать вывоз евреев из страны. «Хагана» собиралась также воспользоваться огромными запасами оружия, накопленными союзниками в Египте. И как никогда она нуждалась в информации.
Каир — британский штаб на Ближнем Востоке, и лучшего места для выяснения планов англичан в регионе не было. Надо было узнать, как относятся арабские лидеры к идее создания еврейского государства в Палестине и что они предпримут в этом случае.
Для организации и осуществления такой операции был выбран опытный агент Леви Абрами, уроженец Палестины. Абрами заслали в Египет весной 1944 года как английского офицера. Прежде всего он посетил дом высокопоставленной египетской особы Иоланде Габай. Иоланде происходила из богатой еврейской семьи в Александрии, жила какое-то время в Париже. Она не была сионисткой, но пришла в восторг от предложения заняться шпионской деятельностью. Самым важным для Леви Абрами являлись ее многочисленные связи в высших военных и политических кругах Египта.
Вскоре эта пара сняла виллу за пределами Александрии и устроила там штаб для своей нелегальной деятельности под прикрытием курорта для военнослужащих союзных войск.
После казни убийц лорда Мойна Эли начал работать на подпольную сеть Леви и Иоланде. Он уже не был простым курьером, а выполнял все более ответственные и опасные поручения.
Для организации иммиграции египетских евреев в Палестину было создано туристическое агентство «Грунберг». Оно занималось добыванием виз на выезд, а также сертификатов об уплате подоходных налогов. Официально эти документы евреям не предоставлялись.
Эли отвечал за подкуп местных властей с целью получения от них помощи. Используя свое прекрасное знание языков (а к тому времени он владел итальянским, немецким, французским и арабским), Коген давал взятки работникам посольств и местным египетским властям. Они становились более сговорчивыми и выдавали документы либо делали вид, что не замечали контрабандных операций. Многие египтяне даже подружились с Эли, после того как он показал им свою щедрость в ночных клубах Каира и Александрии. Для них он был не только евреем, но и хорошим египтянином.