– Поедем, и я расскажу тебе все. Ты же воспаление легких подхватишь, Даша! – возмущенно воскликнул он. – Постой… ты боишься, да? Боишься идти со мной? Господи, как же я сразу не понял?!
Андре отошел от меня, пытаясь взять себя в руки. Потом огляделся по сторонам, скользнув взглядом по домам, по маленьким магазинчикам на площади, и тут увидел вывеску какого-то частного отеля, занимавшего целый подъезд небольшого четырехэтажного дома.
– Пойдем туда, – сказал он. – Что я могу сделать тебе тут, в гостинице в центре города? Пойдем, тебе нужно выпить горячего чая и переодеться. Тебя бьет как в лихорадке, ты что, не замечаешь? Даша, пожалуйста. Даю слово, что не стану удерживать тебя, пришлю твои вещи и даже помогу с билетом.
– Хорошо, – кивнула я наконец, чувствуя, как деревенеют от холода пальцы. Я ужасно устала, все, чего мне хотелось, – это лечь и закрыть глаза.
Андре снял номер на имя месье и мадам Немуа – незачем нарушать старые традиции. Портье в отеле сообщил, что, кроме люкса с выходом на крышу, других номеров не осталось – ничего не поделаешь, высокий сезон. Он явно не рассчитывал на то, что мы его снимем, но Андре не моргнув глазом подписал бумаги и бросил на стойку кредитную карту. Когда мы, наконец, зашли внутрь, я поняла, как вовремя это было сделано. У меня от усталости кружилась голова.
* * *
В затхлом номере было сумрачно, пахло застиранными простынями и ароматизатором воздуха. Андре распахнул высокие стеклянные двери, ведущие на крышу, и в комнату ворвалась свежесть. Номер был дорогим, с небольшой террасы открывался вид на всю площадь, но мебель, покрывала, кресла – все было старым, выцветшим, почти антикварным. В центре Парижа деньги брали за место, за вид из окна. И то, и другое было восхитительным, но я оказалась слишком измотанной, чтобы оценить это по достоинству.
– Идем, – шепнул Андре, подавая мне руку. Я сидела в кресле, не в силах подняться, но Андре уже включил воду в ванной комнате. Деловой, сосредоточенный, он вдруг снова стал тем Андре, от которого я не могла отвести глаз, но это ровно ничего не меняло. В грязь можно упасть, ею можно испачкать. Результат один и тот же.
– Выйди, Андре, – попросила я, когда мы зашли в ванную. Он посмотрел на меня с болью, но все же кивнул и, сжав губы, вышел прочь.
Я разделась быстро, просто бросив все на пол. Мокрая одежда была тяжелой и липкой. Как глупо вот так вымокнуть под дождем, от которого можно было легко спастись, всего лишь забежав под арку. А ведь Андре тоже промок насквозь.
Я забралась в горячую ванну и закрыла лицо руками. В первый момент ощущение было болезненным – слишком горячая вода против холодного, оцепеневшего тела. Потом я глубоко вдохнула и попыталась расслабиться. Пенная вода приятно щекотала руки, я смывала и смывала с себя все, что накопилось за день. Через какое-то время мои щеки порозовели, словно я целый день каталась на санках по снежным горкам. Я намылила волосы жидким мылом, оно пахло можжевельником. У Шурочки, маминой подруги, на даче много можжевельника. Зимой деревья так красиво зеленели, высовывая свои переплетенные кружевные ветки из-под снега. Интересно, как часто тут, в Париже, бывает снег?
Завтра я улечу из Парижа навсегда.
Эта мысль оказалась мучительной, но в то же время и освобождающей. Я нырнула под воду, зажмурив глаза, и замерла, насколько позволило дыхание. Все это должно было закончиться еще в прошлый раз, в аэропорту. Не стоило верить в сказку, но ведь я и не верила. Я просто хотела остаться с мужчиной, который сводил меня с ума. Все, что произошло потом, было лишь следствием.
– Даша, ты там в порядке? – услышала я за дверью обеспокоенный голос Андре. Кажется, он спрашивал уже не в первый раз, пока я была под водой.
– Нет, не в порядке, – ответила я, имея в виду ситуацию в целом, но не учла того, как Андре истолкует мои слова. Он влетел в ванную раньше, чем я успела пояснить. На нем не было рубашки, должно быть, он снял ее, чтобы просушить. Андре склонился надо мной и приложил руку к моему лбу.
– У тебя, кажется, жар, – пробормотал он, но я оттолкнула его руку, выдав при этом столб пенных брызг.
– Я же просила тебя не входить! – разозлилась я, сама не понимая из-за чего. – Никакого жара у меня нет.
– Я подумал, что тебе плохо.
– Конечно, плохо – почти закричала я, выскакивая из ванной. Я схватила с вешалки большой махровый халат и замоталась в него. Кажется, мое заявление о том, что у меня нет жара, было несколько преждевременным. Стоило мне вылезти из горячей воды, как я почувствовала ужасный холод. – Как я могу быть в порядке после того, что произошло? Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? Ты не просто попросил меня подписать какую-то дурацкую бумагу, что я не имею претензий, – ты связал меня, записал мои слова на телефон, сделал так, чтобы я почувствовала себя беспомощной, пылью, которую можно смахнуть ладонью. Думаешь, если бы ты просто попросил, я отказалась бы?
– Я хотел… – вздохнул Андре.
– Что же помешало тебе?
– Марко сказал, что поздно.
– Поздно? – нахмурилась я. – Почему поздно?
– Потому что ты уже была в полиции, – растерянно пробормотал Андре. – Он сказал… о, Даша, я так разозлился. Я просто сам себя не помнил от злости. Когда я набрал номер на твоем телефоне и услышал полицейского, во мне все так и закипело. Все выжгло, словно я выпил расплавленного олова. Я не прошу тебя простить меня, но попытайся хотя бы понять. Ты лежала у меня на коленях и смеялась, говорила, что тебе нравятся наручники. Марко написал, что это будет неопровержимой уликой. Что ты сможешь сказать…
– Я понимаю, что я могла сказать, – выкрикнула я. – Черт! Не надо говорить о том, что мне и так известно. Если бы ты не скрыл от меня драку с Сережей, я бы не оказалась в полиции. Так что не стоит строить из себя оскорбленную невинность.
– У тебя один Сережа на уме! Я не знаю, что случилось с ним. Я только хотел, чтобы ты была моей.
Андре отошел к открытой террасе. Его волосы были еще чуть влажными, они лежали в беспорядке, и это так шло ему. Как можно быть таким красивым и одновременно таким опасным? Я забралась в кресло и, подобрав ноги, обняла руками колени. Нельзя, нельзя было идти сюда с ним. Я слишком слаба, я слишком… люблю его, чтобы безнаказанно оставаться с ним наедине.
– Почему ты не хочешь рассказать мне, что случилось?
– Да потому что нечего рассказывать, понимаешь? Укравшему монетку уже не поверят, если он скажет, что не грабил банк. Я не знаю, что это за видеозапись, которую тебе показали. Да, в то утро я поехал на работу после того, как отправил тебя к маме. Как я был счастлив, не передать словами. Я подъехал к клинике, а там он – твой Сережа. Он был безобразно пьян. Ждал меня.