Читать интересную книгу Бегство от запаха свечей - Кристина Паёнкова

Заведующий смеется: не зарекайся, мол, но хвалит меня за самостоятельность. Я не позволяю морочить себе голову, работаю и наслаждаюсь жизнью.

У меня настоящая собственная квартира! Да еще какая! Первая собственная квартира! Такое бывает только раз в жизни! Это прекрасно и непостижимо!

Заведующий Мацеевский поселился на первом этаже, кто хотел – мог занимать остальные.

Я расположилась на втором этаже. Восемь комнат, кухня, выложенная до потолка кафелем, две ванные.

Я, конечно, там не ночую, да и днем почти не бываю – некогда. Только время от времени забегу на минутку, прогуляюсь по комнатам. Все они обставлены. В трех комнатах паркет застлан великолепными коврами. Есть у меня и картины, и фарфор. Одним словом, дворец.

Вчера я впервые надела форму. Она голубовато-стальная, похожа на летную. Я затянула ремень, пристегнула кобуру с пистолетом и… долго не могла решиться выйти из комнаты. Мне казалось, все сразу поймут, что форма новая. Я даже подумывала, не помять ли мне ее немного или почистить ею ботинки, как это делал до войны со своими гимназическими фуражками Михал. Но, в конце концов, мне стало жаль форму, и я вышла на улицу в такой, какой она была, – с иголочки. На работе я получила полное одобрение: и фигура у меня для этой формы подходящая, и сидит она на мне как влитая, а уж с пистолетом вид получается прямо-таки воинственный. У этого пистолета очень красивое название: парабеллум.

Кругом масса людей, причем очень интересных. Вчера я узнала много нового. Был у нас Янковский. Он организует в Свиднице комитет ППР, то есть Польской рабочей партии. Эта партия возникла в годы оккупации. Программа у них замечательная. В частности, они хотят, чтобы восторжествовала справедливость, стремятся уничтожить эксплуатацию человека человеком. Есть и другие партии: ППС, ПСЛ и СД.[10] Из них ППР – наиболее радикальная и самая справедливая.

Янковский вступил в партию во время войны, воевал в партизанском отряде, а теперь приехал в Свидницу. Живет он пока в специальном партийном доме, который охраняет часовой. Без часового не обойдешься – случается, на членов ППР устраивают покушения. Янковский очень знающий человек. Ко мне он относится доброжелательно, называет «товарищ». Я сначала смущалась, но потом решила, что ничего плохого в этом нет. Через отделение Красного Креста, словно через большой перевалочный пункт, проходят разные люди: главным образом больные, возвращающиеся из лагерей. Часть из них, наиболее слабые, задерживаются у нас надолго, другие, отдохнув несколько дней, отправляются дальше. Приходят не только поляки, но и иностранцы разных национальностей и вероисповеданий. Молодые и старые. Представители самых разных профессий. Особую группу составляют переселенцы, приезжающие сюда на постоянное жительство. Эти, быстро уладив формальности, перебираются в отведенные им квартиры или дома. Медицинский персонал, состоящий преимущественно из врачей – бывших узников гитлеровских лагерей, под стать пациентам, многоязычен. В случае необходимости нам помогают советские врачи из стоящей в Свиднице воинской части. Главный врач, поляк, объяснял мне:

– Из лагерей все возвращаются больными. После таких испытаний это вполне понятно. У некоторых останутся комплексы до конца дней. У многих возвращение к нормальной жизни вызывает нервный шок.

Наши пациенты часто с жадностью набрасывались на еду, а это было очень опасно, особенно после длительного недоедания. Я наблюдала за такими людьми. Они не всегда сознавали, что серьезно больны. Некоторые впадали в апатию, сами не могли понять, чего хотят. На вопросы о дальнейших своих планах обычно не отвечали. Другие, стараясь наверстать потерянное в лагерях время, отказывались соблюдать режим, и сестрам с превеликим трудом удавалось удерживать их в постелях. Во всем этом следовало как-то разобраться. Я старалась каждому помочь, доставить хотя бы маленькую радость.

Однажды я целое утро пробегала в поисках польской газеты. Газеты привозили из Кракова или Познани, и к нам только время от времени попадали разрозненные экземпляры. Но в тот день ни у кого газеты не было.

– В чем дело, Катажина? – спросил заведующий. – Ты так ищешь эту газету, словно от нее зависит, по крайней мере, человеческая жизнь.

– Вот именно зависит. Пожалуйста, не смейтесь. – Я вспылила. – Тут одна женщина из пятой палаты не верит, что война кончилась. Все твердит, что это ей только снится. Когда ее будили, чтобы покормить, она приложила палец к губам и сказала: «Тише, я не хочу просыпаться». Сидит на постели, ловит руками воздух и ничего не ест. Вот я и подумала: если положить ей на кровать газету, то, может, она невольно ее заметит и начнет читать. Понимаете?

– Ясно. Раз так, позвони в комитет ППР. У них наверняка есть газеты, – посоветовал заведующий. – Они тебе дадут.

С нашим заведующим всегда можно договориться. У него самого большое несчастье – у дочери тяжелая болезнь сердца. Она лежала у нас в изоляторе. Мацеевский заботливо ухаживал за ней и в то же время прекрасно справлялся с работой. Пожалуй, он, как никто другой, разбирался во всех наших сложностях.

В тот же день к вечеру меня разыскала медсестра. Схватив меня за руку, она торжествующе воскликнула:

– Больная из пятой читает! Слышишь? Читает!

– Ну как успехи, Катажина? Достала что-нибудь хорошее? – этот вопрос повторялся ежедневно.

Сестре-хозяйке всегда полагалось подробно рассказывать, что, где и почем куплено. Хотя прочный курс еще не установился и цены постоянно менялись, она всегда требовала полного отчета.

Сестра-хозяйка была очень важной фигурой в Красном Кресте. Это она присматривала за кухней, и прежде всего благодаря ей больные так быстро становились на ноги. Готовила она превосходно. Удивительное дело, на кухне работали одни только немки и прекрасно ее понимали. Переводчика не требовалось, работа шла как по маслу.

Была наша хозяюшка сложения богатырского и весила сто двадцать килограммов. В низенькой кухне она едва не задевала головой потолок. Ребята ее побаивались и только на приличном расстоянии осмеливались отпускать на ее счет шуточки.

– Не миновать беды с нашей хозяюшкой. Того и гляди головой потолок прошибет. А сережки свои она бы лучше какому-нибудь велосипедисту подарила – отличные выйдут колеса.

Серьги хозяюшка и в самом деле носила гигантские. Но при своих огромных размерах была она человеком мягким и добродушным. А двигалась так быстро и изящно, будто полнота нисколечко ей не мешала.

– А яйца откуда? Почем брала?

– Купила совершенно случайно. Ездила-то я за хлебом и яблоками. Управилась быстро – булочник уже меня дожидался. И захотелось мне проехать еще несколько километров по дороге на Валим. Ужасно интересно, что тебя ждет за поворотом. И тут я впервые в жизни увидела такую огромную птицеферму. Там уже обосновались поляки. Они сказали, что охотно будут продавать нам свежие яйца. Для начала я купила все, что у них нашлось. И кур купила, да некуда было положить – съезжу за ними завтра. Хозяева очень милые люди, по фамилии Ковалик. Как и моя знакомая портниха из Кальварии. Приглашали в гости.

– Молодец! Видно, что знаешь толк в хозяйстве. Разве можно сравнить свежие яйца с яичным порошком, который мы получаем в ЮНРРА![11] Теперь я порошок буду пускать только в тесто. Люблю готовить, когда есть все, что полагается.

По вторникам я обычно ездила к мяснику за говядиной. Лошадьми я правила сама, чем страшно гордилась. Ребята смеялись:

– Ну, ты растешь на глазах! Уже стала заправским возчиком!

– Смейтесь, смейтесь. Неизвестно еще, что в жизни может пригодиться, – отмахивалась я.

В тот вторник, быстро сделав покупки, я залезла в повозку, но лошади, как я их ни понукала, не желали трогаться с места. «По кучерской части у меня еще не все в ажуре, – подумала я. – Хорошо, что ребята не видят».

Так я сидела, безуспешно дергая поводья, и тут к повозке подбежал какой-то человек с чемоданчиком.

– Помочь? – предложил он.

Я кивнула. Он ловко вскочил на повозку, взял у меня поводья, дернул разок, и лошади послушно попятились назад.

С виду человек этот был похож на горожанина, лицо интеллигентное, а с лошадьми справился превосходно.

– Вы случайно не в Свидницу? Подвезете меня?

– Пожалуйста, – ответила я.

Мы поехали. Я украдкой наблюдала за своим спутником. Он, казалось, был чем-то сильно озабочен.

Когда мы в молчании подъезжали к первым домам предместья, из-за деревьев вышли два милиционера. Один, подняв руку, крикнул:

– Остановитесь!

Я послушно дернула поводья. Лошади стали.

– Проверка документов. Ваши документы, гражданин!

Мой пассажир сунул руку в карман кожаной куртки и молниеносным движением выхватил пистолет. Раздался выстрел… еще один… Милиционер, что стоял поближе, пошатнулся и упал.