сторону. Только левая сторона ее рта приподнялась. Правая была слишком изуродована, чтобы двигаться. Пока я изучала ее темные волосы, стянутые сзади, ее платье, мое сердце сжималось.
— И они вырастили тебе как чири?
На этот раз она убрала руку, а затем, помолчав несколько секунд, покачала головой. Наконец, она встретилась с моим взглядом и ответила:
— Я оказалась здесь, чтобы быть моной… как и вы.
Я уставилась на нее. Затем, не намеренно, но мой взгляд переместился на ее шрам. Прекрасно видя мое замешательство, она добавила:
— Я совершила ошибку, сопротивляясь тренировкам. — она указала на свою изуродованную щеку. — Это было мое наказание.
— Почему? Как? — спросила я, чувствуя, как волна грусти заполняет мою душу.
Нижняя губа чири задрожала, но она все же взяла себя в руки и ответила:
— Кислота. Они плеснули мне в лицо кислотой, — она судорожно вздохнула. — Меня наказали за то, что я отвергла ухаживания охранника. Поэтому он позаботился о том, чтобы я больше никогда не выглядела красивой.
Она замолчала, но потом неохотно добавила:
— Это было по приказу Господина. Он приходил посмотреть, как идет процесс тренировок новых монеби. Он увидел мое неповиновение и решил сделать меня показательным примером. Он приказал мне выйти вперед, затем дал инструкции охраннику, как изуродовать мое лицо.
По спине пробежал холодок. Мой взгляд скользнул по моим запястьям, испещренными веревками, к болезненным синякам, а затем и к бедрам.
«Да, — подумала я. — Господин более чем способен приказать совершить такой жестокий поступок».
— Мне так жаль, — сказала я приглушенным голосом.
Когда я подняла глаза, то заметила во взгляде чири кое-что новое — сходство. Общее понимание того, каково это быть жертвой жестокости Господина.
— Что сделали вы? — спросила чири и продолжила очищать мое тело.
Я опустила руку в воду, наблюдая, как жидкость колышется возле меня.
— Я не знаю, — призналась я, повторяя свои действия лишь для того, чтобы чем-то себя занять. — Он был так зол, его глаза так собственнически смотрели на меня. Казалось, что он был в ярости от того, что так сильно меня хотел. Словно он наказывал меня за то, что очень сильно хотел меня взять, — я покачала головой. — Я не понимаю. Господин не скрывал того, что хочет меня с тех пор, как я была возведена в этот статус Верховной Моны.
Я посмотрела на чири и спросила:
— Так почему же сейчас он, кажется, противится этому?
— Не знаю, — призналась она.
Я могла видеть смущение, которое отразилось на ее лице. Перейдя к изголовью ванны, чири быстро вымыла мне волосы.
Пока она смывала мыло, я спросила:
— У тебя есть имя? — мои брови насупились, и я добавила: — У меня есть имя… но я не могу… я не могу его вспомнить.
Чири присела рядом со мной. Она изучала меня, словно что-то пыталась увидеть в выражении моего лица. В итоге ее плечи опустились, и она сказала:
— Да, мисс. Однажды у меня было имя, хотя никто меня им не называл уже долгое время, — она сделала глубокий вздох и продолжила, — и вы не будете тоже. У нас всех есть имена, всех, кто порабощен в этом мире. Мы все когда-то были кем-то, но Господин быстро заставляет нас об этом забыть.
— Имя, — прошептала я и попыталась напрячь свой мозг, чтобы вспомнить, как оно звучало.
Но все было напрасно. Единственное имя, которое всплыло в моем сознании было 152-ая. Я была 152-ой, всего лишь номером 152.
— Я не помню, — грустно сказала я.
Чири начала отходить, но я вытянула свою руку и взяла руку чири, несмотря на протесты ноющих мышц.
— Подожди, — взмолилась я. Чири замерла. — Ты помнишь свое имя? У тебя есть имя?
Лицо чири побледнело, и тогда я поняла. Она знала. Она помнила свое имя. Я села так быстро, как только могла, и надавила:
— Какое? Пожалуйста, скажи мне.
Чири покачала головой, прикусив нижнюю губу, и ее глаза заблестели. Ее голова наклонилась вперед, и она ответила:
— Меня могут убить за то, что я говорю с вами, мисс. Господин запрещает тем, кто помнит свое имя, произносить его вслух, — ее рука задрожала под моим прикосновением. — Я знаю, на что он способен, и, хотя я ненавижу эту жизнь здесь в тюрьме, но я все еще хочу жить. Я живу только ради того дня, когда мы станем свободными. Я помню мир снаружи. Не все, конечно, но достаточно, — она закрыла глаза и вдохнула. — Я помню солнце и свежий воздух. Я не теряю надежды, что однажды мы получим это снова.
Разочарованная, я снова погрузилась в воду.
— Понимаю, — сказала я успокаивающе, и именно это имела в виду. Я никогда не подвергну ее опасности.
Я оставалась в ванной еще несколько минут, затем чири помогла мне выбраться. Так же, как делала каждый день, она высушила мои волосы, а затем повела меня к креслу, поправляя прическу и прихорашивая мое лицо. Я наблюдала, как она выбирает ярко-красное платье. Это платье отличалось от других. Оно было сшито из прозрачной ткани, что давало прекрасный обзор на то, что находится под ним.
Когда чири подняла меня за руку, то начала заворачивать меня в платье, закрепляя его на плечах. Я нахмурилась. Заметив мой немой вопрос, она сказала:
— Господин приказал мне надеть на тебя именно это платье. Я отведу тебя к нему.
Я проглотила тревогу и ответила:
— Ладно.
Когда чири направилась к двери, то внезапно остановилась. Я удивилась этому. Опустив подбородок к груди, она прошептала:
— Майя.
Я открыла было рот, готовая переспросить, что она сказала, но когда она встретилась со мной взглядом, то повторила:
— Меня зовут… мое имя… Майя.
Почувствовав, как мое сердце наполняется теплом, узнав ее имя, в моих глазах она превратилась из чири в молодую девушку. Молодую девушку с именем. Она больше не была «чумой», она была личностью.
Не в силах скрыть улыбку, я позволила себе показать счастье от того, что она доверилась мне. Щеки Майи вспыхнули от этого.
— Оно прекрасно, — сказала я. Щеки Майи покрылись румянцем еще сильнее.
Подойдя ближе к ней, я взяла ее за руку и сказала:
— Спасибо, что сказала мне. Клянусь, я не скажу ни одной живой