Читать интересную книгу Синдром удава - Борис Витман

К исходу первой ночи, сменяя друг друга, едва осилили половину толщины обшивки, а на ладонях уже вздулись волдыри. Только к середине второй ночи образовалась небольшая щель вокруг болта. Днем работу прекращали и только с наступлением ночи снова брались за дело. Лишь на третью ночь наконец одолели обшивку вокруг второго болта. Люк свободно открылся.

Сборы были недолгими. Обитатели вагона спали крепким предутренним сном. Из открытого люка потянуло сыростью. Моросил дождь. На еще темном небе не видно ни луны, ни звезд. Это было нам на руку. Вот только поезд шел слишком быстро. Было бы совсем некстати после стольких стараний сломать себе шею. Ведь люк находился у самой крыши вагона. Но медлить нельзя. Ночь подходила к концу.

Мы сгрудились у люка в нерешительности. И вот тогда быстрый и смелый Керим, тот, что сумел пронести обломок ножовки, снял с шеи шарф, привязал его к крышке люка и ловким движением скользнул в проем. Он спускался вниз, перебирая руками по шарфу. Еще мгновение и, оттолкнувшись от вагона, исчез в темноте. Вслед за Керимом в люк пролез я. Встречный поток воздуха обрушился на меня, стараясь оторвать от шарфа. Я повис, не в силах разжать пальцы. Вверху из люка выглядывали напряженные лица товарищей, внизу громыхали колеса. Захотелось вернуться обратно на нары, в обжитое тепло вагона. Но это состояние безволия продолжалось недолго. Я спустился ниже. Уже можно было различить мелькание шпал соседнего пути, они сливались в сплошную серую дорожку, разрезанную двумя уходящими вдаль рельсами. Вот и конец шарфа. Ноги оказались на уровне колес. Движением воздуха меня развернуло спиной вперед и тянуло под колеса. Пришлось подтянуться немного обратно, вверх. Только теперь, получив опору для ног, смог развернуться. С силой оттолкнулся от вагона и разжал пальцы...

На земле несколько раз перевернулся и ударился обо что-то твердое. Первое, что увидел, придя в себя, были удаляющиеся красные огни последнего вагона. Я лежал на рельсах возле стрелки и не мог пошевельнуться от боли. Начинало светать.

Оставаться на рельсах было нельзя, и это заставило отползти в сторону. Здесь и нашел меня путевой обходчик. Сказал ему, что сорвался случайно с подножки поезда. Пока он возился со мной, помогал подняться на ноги, возле нас остановилась дрезина, с двумя немецкими солдатами. Они, ни о чем не спрашивая, посадили меня на дрезину и отвезли в лагерь недалеко от вокзала. Это был город Перемышль.

На большой территории за колючей оградой было собрано много мужчин и женщин. Здесь, на утрамбованной тысячами ног голой земле, я проспал до вечера. Боль немного утихла, и я смог подняться. С радостью убедился, что кости целы. До темноты бродил по лагерю, заглядывал во все уголки в надежде увидеть кого-либо из товарищей по побегу, но тщетно. Подошел какой-то парень и заговорил с сильным нерусским акцентом. Он рассказал, что вчера отсюда несколько партий фашисты отправили в душегубку, а затем сожгли в крематории. Ни одному человеку не удалось спастись. Он предлагал этой ночью совершить побег всем лагерем. Его план был явно нереальным и мог привести только к гибели многих людей. Да и сам он не внушал доверия. Кроме того, к чему бы немцам, нуждающимся в рабочей силе, уничтожать здоровых людей.

Рано утром все были разбужены криками полицаев. Они уже успели отделить большую группу мужчин. Раздалась команда:

— С вещами, становись!

Тех, кто пытался вырваться из оцепления и скрыться в общей массе, охранники тут же отбрасывали обратно, награждали ударами палок. Видимо, слух о душегубке успел распространиться по лагерю. За воротами конвой отсчитывал пятерки. Оказавшись в группе отобранных, мне ничего не оставалось, как стать в строй. Нас повели в сопровождении конвоя с овчарками. Люди шли, обреченно понурив головы. У некоторых подкашивались ноги. Одни вспоминали молитвы, другие плакали или проклинали фашистов.

Впереди показалось мрачное одноэтажное здание. Над ним возвышалась кирпичная труба. Из нее шел густой дым. По колонне пробежал ропот. Люди замедлили шаг. Конвою стоило больших усилий с помощью овчарок загнать всех внутрь. Мы оказались в довольно просторном помещении. Посредине стояли два решетчатых контейнера на колесах. Всем приказали раздеться догола и сложить одежду в контейнеры. Затем нас перегнали в другое помещение с бетонными скамьями. Над головами несколько рядов труб. Все замерли в ожидании, что вот-вот послышится шипение газа... Действительно, в трубах что-то зашипело, но вместо газа Из множества мелких отверстий полились струи теплой воды...

Из бани нас повели на вокзал и сразу же погрузили в товарные вагоны с решетками на открытых люках и конвоем в каждом вагоне.

Поезд шел всю ночь, а утром, когда мы проснулись, сразу почувствовали, что едем уже по территории Германии. Мы проезжали мимо селений с аккуратными домиками. Их красные черепичные крыши среди зелени деревьев торчали, словно подосиновики в траве. Поля четко расчерчены на аккуратные прямоугольники разных размеров и оттенков. Часто встречались многочисленные стада коров и овец. Все здесь говорило о благополучии, ничем не напоминая о войне. Мы были в пути уже вторые сутки. Останавливались редко и только на перегонах, минуя станции. Но вот поезд подошел к вокзалу небольшого городка. Заметно было, что здесь нас ждали. На платформе, на равных расстояниях по ее длине, были расставлены столы с множеством бумажных кулечков. Возле каждого стола суетились девочки-подростки в форме гитлерюгенда. На перроне столпилось довольно много любопытных. Здесь же стояли несколько человек в коричневой униформе. На рукавах красные повязки с черной свастикой в белом кружке.

Как только поезд остановился, девочки начали подносить к вагонам кулечки. В них оказался вареный картофель. В моем кулечке были три неочищенные холодные картофелины. Я обратил внимание, как девочки передавали кулечки. Они делали это со смесью брезгливости и испуга — боялись, чтобы наши руки не коснулись их рук, словно они имели дело с прокаженными. Протягивали кулек и тут же поспешно отдергивали руку, едва наши пальцы касались кулька. Так с опаской кормят голодных зверей. Если кулек падал на землю, девочки начальственно покрикивали.

Конечным пунктом оказался город Вупперталь. Здесь находился распределительный лагерь, а вернее, базар невольников. Сюда за дармовой рабочей силой съезжались «купцы» — представители фирм, концернов, ведомств. Отсюда людей, вывезенных с оккупированных территорий, развозили в различные районы Германии.

Лагерь состоял из нескольких десятков сборно-щитовых бараков, огороженных колючей проволокой. Бараки были переполнены, и вновь прибывшим пришлось разместиться прямо на асфальте возле бараков. Наступила ночь, угомонились заключенные...

Неожиданно тишину разорвал рев сирен и грохот зениток. Охранники в черной униформе стали палками поднимать нас с асфальта и загонять в набитые до отказа бараки. Им помогали овчарки.

Сирены в эту ночь не умолкали. Едва успевал отзвучать сигнал отбоя, как тишину снова взламывала очередная воздушная тревога, и где-то не очень далеко рвались бомбы. Сам лагерь в эту ночь не бомбили, но я представил, каково должно быть там, в Эссене, в самом центре германской военной промышленности.

С наступлением дня началась распродажа живого товара. Среди покупателей были и бауэры, так здесь называли фермеров. Эти выбирали особенно тщательно. Щупали мускулы, заглядывали в рот. Попасть на ферму к бауэру, где нет ни колючей проволоки, ни жестокого лагерного режима, ни бомбежек, считалось большой удачей. Жизнь на ферме не грозила голодной смертью и имелась реальная возможность для побега. И если пробиться на родину через всю Германию и Польшу представлялось маловероятным, то пробраться, например, во Францию или Бельгию было хотя и сложно, но осуществимо. Словом, жизнь на ферме по сравнению с лагерем казалась почти райской. Когда выяснилось, что бауэры отдают предпочтение семейным парам, многие парни и девушки тут же стали заключать словесные брачные союзы. Но больше всего шансов попасть на ферму давало хотя бы небольшое знание немецкого языка. Владение им предоставляло мне возможность выбора. Соблазн был велик. Но меня интересовал только Эссен и я надеялся, что будут «покупатели» и от Круппа. Чтобы попасть туда, я вслушивался в разговоры охранников между собой. Так я узнал, что на днях ожидается отправка большой партии рабочих-специалистов на заводы Круппа в Эссен. Это было как раз то, что мне требовалось. Чтобы не угодить куда-нибудь еще, забрался в самый дальний угол барака и решил не попадаться никому на глаза. Но вскоре меня разыскали мать и дочь из нашего эшелона. Они знали, что в пути мне пришлось обратиться к охранникам по-немецки, когда потребовалась помощь больному из нашего вагона. Мать предложила «пожениться» с ее дочерью, чтобы всей «семьей» втроем попасть к бауэру на ферму. Женщина вкратце рассказала их историю. Они ленинградки, война застала их на Украине. Эвакуироваться не успели и вот попали под отправку в Германию.