Читать интересную книгу Канцелярский клей Августа Мёбиуса - Юрий Горюхин

— Хорошая клюшка.

— А где Сережа?

— Вы ошиблись, Сережа здесь не проживает.

— Я один. А где Сережа?

— Откуда же я знаю. На четвертом этаже, кажется, живет паренек твоего возраста — поспрашивай там.

— А это какой?

— Третий, четвертый — следующий, умеешь считать до четырех?

— Я до ста умею!

Обиделся летний хоккеист. Надо сходить к Георгию Григорьевичу отчитаться.

* * *

Георгий Григорьевич предложил мне теплого пива и соленых орешков.

— Как поживает Коромыслов?

— Нормально. Дрова рубит, самогонку пьет.

— Самогонку? Как бы он в запой не ушел, помнишь, в прошлый раз с Толиком две недели не просыхали?

— Может быть, сейчас без Толика не уйдет.

Георгий Григорьевич задумчиво посмотрел сквозь меня и сказал:

— Что?

— Говорят, налог на добавленную стоимость вот-вот отменят.

— Брехня.

Я влил в стакан пиво, белая пена поднялась над краями и в зыбком равновесии повисла. Георгий Григорьевич сказал:

— Сейчас не удержится — отхлебни.

Я сказал:

— Удержится.

— Не удержится.

— Удержится.

Георгий Григорьевич сильно дунул, пена колыхнулась и сползла по краю стакана на расписанный аляповатыми цветками поднос.

— Я же говорил, что не удержится. Возьми эти черновики и отпечатай договоры и акты так же, как в прошлый раз.

— Хорошо.

Я залпом выпил пиво и закусил тремя орешками, хотел налить себе еще стаканчик, но Георгию Григорьевичу кто-то позвонил по телефону, и он сказал, что в данный момент свободен, и совершенно один, и ждет с нетерпением. Я тактично откланялся, вышел из уютного дворика Георгия Григорьевича и пошел куда глаза глядят.

Я шел, шел, шел и пришел к квартире номер тридцать девять.

Черная дверь, глазок, строгий звонок, здорово сдавшая Вероника.

— Здравствуйте, а Вероника дома?

— Нет. А ты кто?

А черт его знает кто.

— Я Виктор. А скоро ли она придет?

— Часа через два, я думаю, подойдет. Что-нибудь передать?

— Да. Передайте, что я непременно зайду еще раз.

— Зачем?

— Обещал. А так как я человек слова, то сами понимаете, не могу не прийти.

* * *

Я сидел на кухне и смотрел в окно. За окном мальчики бегали за девочками и обливали их водой из полиэтиленовых бутылей, девочки пронзительно визжали и громко кричали, что мальчики дураки, но при этом далеко от мальчиков не убегали. Я достал из холодильника водку и налил полный стакан. Чиркнул спичкой, синее неустойчивое пламя заскользило по выпуклому мениску, сжигая молекулы несвязной речи, путаных мыслей, утомительного бахвальства, вздорной агрессивности, немотивированной похотливости и никому не нужного свободного времени. И что же? Прошло два часа четыре минуты. Пришла? Я накрыл стакан ладонью, потом вылил водку обратно в бутылку и решил, что, пока не поздно, нужно принимать превентивные меры.

* * *

У Дворца культуры имени Серго Орджоникидзе я не увидел ни одной подходящей превентивной меры. Девушки либо кружили стайками, либо были с кавалерами, либо были очевидными профессионалками.

А говорили, что здесь всегда можно найти неплохую любительницу.

Я уже стал падать духом, но вдруг на скамейке в глубине аллеи засветился красный огонек сигареты от глубокой затяжки и послышался девичий, пока еще звонкий кашель. Я подошел поближе.

Ну, не бог весть — да пойдет.

— Здрасьте.

— Привет.

Что дальше?

— Что делаете в такую позднюю пору?

— Дрова рублю.

Кто-то уже сегодня у нас рубил дрова.

— Меня зовут Виктор. Может быть, по бутылочке пива?

— Джин с тоником.

— Идет.

Мы вышли на освещенный тротуар, я пригляделся к моей спутнице: а не посадят ли меня в тюрьму?

— Тебе сколько лет?

— Пошел ты!

Непременно посадят.

Я купил в ларьке бутылку пива и баночку джина с тоником. Моя юная подруга ловко открыла баночку и предложила посетить дискотеку во Дворце культуры имени Серго Орджоникидзе. Я откровенно поморщился:

— А может быть, лучше водку попьем у меня дома?

— Не хочешь — как хочешь.

Ну вот, не успел найти свое счастье, а уже почти потерял.

— Хорошо, давай попрыгаем немного.

В ДК им. С. Орджоникидзе было темно, тесно и душно, в оба моих уха вставили по отбойному молотку, и я попробовал изобразить удовольствие, подергивая то правой, то левой коленкой. Девочка моя исчезла в толпе, я одиноко поозирался и вышел в прохладный холл, где по тройной цене торговали теплыми прохладительными напитками, жвачкой, шоколадом и лотерейными билетами.

— Бутылочку колы и лотерейный билет.

В лотерейном билете было написано, что я выиграл еще один лотерейный билет. Вторым билетом я выиграл третий, третьим — четвертый, в четвертом было написано: «См. три предыдущих», я тряхнул головой, продавщица мило улыбнулась:

— В следующий раз обязательно машину выиграете.

Я благодарно осклабился и купил леденец на палочке.

— О, дай попить!

Моя девочка выхватила у меня из рук бутылочку и залпом всю выпила. Я протянул ей леденец:

— Закуси.

Девочка захохотала и громко крикнула, что я мужчина ничего, а я кисло спросил:

— Еще будем прыгать?

— Ладно, пошли.

* * *

— Ты один живешь?

— Не совсем, в общем, тут, а что?

— Ничего.

Квартирный вопрос испортил жителей не только нашей славной столицы.

— Ты проходи, пока я один, но на днях вот-вот… Там достань из холодильника чего-нибудь закусить.

Я вымыл две пыльные рюмки, открыл банку шпрот, нарезал остатки уже отчетливо пахнущего плесенью хлеба, нашел два червивых яблока и раскромсал их на огромное количество долек.

Моя рука дрогнула, и жирная прозрачная лужица поползла от рюмок в сторону моей гостьи. Подавляя желание сплюнуть выделившуюся слюну, я бодро сказал:

— За что будем пить? Давай за тебя!

— У тебя курить нету?

Я выпил водку, кинул в свой рот две дольки яблока, один навильник шпрот и кусок хлеба.

— Есть, сейчас принесу, как прошла?

— Нормально, дай воды запить.

Пили мы вяло, разговор тоже не шел, на каждую рюмку девочка выкуривала по две сигареты и складывала окурки в банку из-под сметаны.

— Много куришь.

— Ну и что.

— Так, ничего.

Я раздробил зубами веточку от яблока и хотел разлить еще по одной, но указательный пальчик с обгрызенным ноготком остановил горлышко бутылки.

— Я больше не буду — не идет. Пошли спать.

— Душ?

— Не-а.

— Пошли. Я сейчас.

Я подставил затылок под струю холодной воды, пытаясь выкристаллизовать в обмякших мозгах сексуальную ясность, потом тщательно вытер голову махровым полотенцем и вышел из ванной.

Опять курит, зараза! Потом неделю проветривай.

— Пойдем.

Пока я раскладывал диван и стелил постель, моя собутыльница разделась и сразу юркнула под одеяло, достаточно разочаровав меня своей поспешностью.

А как же прелюдия? Кожа гладкая, но чуть липковата, надо было понастойчивее предложить принять душ. Вяловата моя юная жрица. Грудь остренькая, у Вероники, наверно, поаморфнее. А как со здоровьем? — опомнился! Что-то вольная борьба у нас совсем не того. Хотя кое-какая активность… Да смотри-ка ты… С насморком можно и задохнуться. Акробатическое доставание языком моего неба — я же водку пил, как бы рефлекс не сработал. Она слижет весь загар с моего тела, полегче — слюни стягивают кожу. Куда это она? Ой. Не ожидал, то есть, конечно, ожидал, но… Вероника… жарко… как жарко, Вероника… жарко… не надо было пить…

— Вероник, не надо было нам пить.

— Твоя Вероника с кем-то другим трахается.

Тьфу, дурак! И как я мог так.

— Это я это… Ты извини, все в голове перемешалось, ты извини, просто это…

— Да мне плевать.

— А тебя как зовут?

— Андромеда.

— Андромеда? Папа увлекался мифологией?

— Нет, обсерваторию сторожил — зови Анечкой.

* * *

Я проснулся в семь утра, очень небрежно умылся, поставил чайник и пошел будить мою ночную фею. Фея намотала на себя одеяло с простыней и накрылась сверху подушкой.

Как же она говорила ее зовут? Сильфида, Клеопатра, Джульетта или, может быть, Пенелопа? Все равно наврала, наверно.

— Вставай, Брюнхильда, мне на работу пора!

— Какую работу?!

Если бы я знал какую.

— Вставай скорее — опаздываю!

— Не ори, сейчас встану.

Кокон из постельного белья развернулся, и я подумал, что можно на некоторое время и задержаться, но утомленный за ночь организм как-то меня не поддержал, и пришлось нервно шагать из комнаты в кухню и обратно.

— Выпьешь?

— С утра не пью.

— Молодец — у тебя еще все впереди.