В лице Тарика ничего не дрогнуло. И не изменилось. Глазищи медленно, не по-человечески смигнули.
- Как знаешь.
Пустой сумеречный голос, словно и не слышались с нем мгновение назад подлинные горечь и сочувствие.
Нерегиль тронул сиглави, и через мгновение Абид снова остался наедине с чихающей и бормочущей проклятия гурией.
Уже отойдя на порядочное расстояние, он решил обернуться.
Тарик подсаживал на коня сумеречницу в распашном платье-халате. Девушка ставила ногу в стремя, и видно было, что на ней просторные штаны, похожие на шальвары. Сумеречница легко взбросила себя в седло и посмотрела на нерегиля.
Абид разглядел ее лицо и тут же отвел глаза. В нем было столько замкнутого на себе, отрешенного счастья, что юноше стало стыдно - словно за поцелуем подсматривал.
Потом Абид не выдержал и обернулся снова. Тарик вел коня под уздцы - куда-то прочь, в песчаные дюны, на которых ветер трепал камыш и сухой кустарник. Девушка покачивалась в седле, тяжелые волосы отдувало с прямой спины в сторону. Нерегиль поднял голову и обернулся. Что-то сказал. А девушка весело, весело засмеялась.
аль-Ахса, окрестности замка аль-Бара, месяц спустя
На горизонте торчали щербатым гребешком Маджарские горы. Издалека хребет казался безобидно низким и состарившимся. Время погрызло горы, вода погрызла горы, горы осели широкими седловинами. Не осталось острых сколов, страшных пиков, зеркальных обрывов. Серо-бурый песчаник отрогов плавно повышается, повышается, верблюду все труднее шагать - а потом раз, и ты на перевале. А перед тобой выбитая тропа, плавно идущая вниз, к крошечному оазису среди редких пальм.
Все это было обманом.
Вблизи Маджары вставали отвесными скалами с крупными валунами у подножия. Да, в паре мест они проседали перевалами, но страшная громада, нависавшая над предгорьями, внушала путникам священный ужас.
А то, что виделось гладкой, уходящей к виднокраю пустошью, на поверку оказалось лавовым плато. Мариды вернулись из разведывательного рейда траурно-серыми от печали:
- Аль-харра, воистину мы видели аль-харра, там нет ничего кроме больших камней. Долина непроходима ни для человека, ни для коня, - важно кивал Амр ибн аль-Сад, старший над маридами.
Остальные джинны тоже кивали большими полосатыми - как джинны любят носить - чалмами.
Такие же безжизненные пространства разведчики видели несколько недель назад под Дайр-Айюбом: на фарсахи и фарсахи вокруг простирались неживые поля черно-серых каменьев. Словно земля отрыгнула лишнее и отвернулась от непотребного зрелища. Круглое солнце в белесом небе и молчащая мертвая равнина под ним. Аль-харра начинались неожиданно: вот только-только ты ехал по зеленым от тамарисков склонам, и вдруг раз - все кончилось.
Мариды прятали руки с лишними пальцами и шелестели тихими, ночными голосами.
- Воистину на этой земле творится странное. Клянусь Всевышним, - тут Амр ибн аль-Сад значительно поднял палец с длинным когтем, крашенным золотом, - я не видел более удивительных мест.
- Объяснись, о Абу Салих, - вежливо попросил халиф.
Ночи здесь тоже изматывали - смутным, давящим чувством тревоги. Словно уперт в тебя чей-то большой глаз. И смотрит - брезгливо, как на вонючего древесного клопа. Призывы муаззинов к рассветной молитве войско встречало радостным гомоном: азан избавлял от гнетущей тоски и обещал восход солнца.
Но до рассвета еще далеко. Ущербная луна остро мелькала в разрывах туч - странных, беззвучных, без ветра плывущих туч. Ночные облака в аль-Ахсе вели себя причудливо, словно обладали собственной волей.
- Мне приходилось бывать в здешних краях, - строго сказал марид.
Золотой коготь поскреб в аккуратно расчесанной бороде.
- Клянусь именем Могущества - перед Маджарским хребтом не было аль-харра. Здесь цвели оазисы, распахивались поля. Ветры приносят с моря много дождей - говорили, здесь палку в землю воткнешь, и она расцветает.
Кстати, о дождях. Зимних дождях. За месяц с неба не упало ни капли.
- Как же нам приблизиться к горам, о Абу Салих? - почтительно спросил аль-Мамун седого марида.
- Все в руке Милостивого, - тихо отозвался джинн. - Но мы видели проход и путь к хребту.
- Воистину видели, - важно закивали полосатые тюрбаны его спутников.
- Долина теперь пролегает ближе к морю. А где-то за фарсах от гор аль-харра заканчиваются, и мы сможем подойти к перевалам.
- Слава Всевышнему! - поднял обе ладони аль-Мамун.
- Слава Всевышнему! - шелестяще отозвались мариды.
Отпустив джиннов с благодарностями, халиф повернулся к военачальникам:
- Завтра мы снова пойдем на штурм Хисн-аль-Бара. Я не оставлю замок в тылу. К тому же войску нужны припасы. Идите, готовьтесь к бою.
Все поклонились и принялись расходиться.
Поглядывая на своих военачальников, аль-Мамун не знал, радоваться или печалиться.
Тахира ибн аль-Хусайна с нишапурскими гвардейцами, куфанцами и ополчением он отправил брать крепости и города на побережье. Харсаму ибн Айяна и Сияха аль-Усвари с Бессмертными - на запад, к границе с пустыней. Сам же халиф вел Среднее войско. В нем шли джунгары - и джунгары Тариковой Движущейся гвардии. Ну и сумеречники, состоявшие в этой самой гвардии. Поэтому сегодня в собрании аль-Мамун не видел ни одного ашшаритского лица. Перед ним сидели Тарик, Элбег ибн Джарир - и аураннец, которому нерегиль отдал командование Движущейся гвардией.
Одни джунгарские да сумеречные лица, мрачно подумал аль-Мамун. Причем сумеречных лиц становится все больше - а как же, назначь самийа на одну должность, он потянет за собой своих. Да, они хорошие воины и верные слуги, но... неуютно как-то. А ведь в собрании не было шейха из ар-Русафа, Джунайда. Еще одно нелюдское лицо. И с ним - толпа аураннцев.
Кстати, вазир барида слал неприятные донесения из столицы: в народе ходят плохие слухи и злые сплетни. Мол, халифа околдовали и прибрали к рукам аль-самийа и теперь судьба войска правоверных висит на волоске. Абу-аль-Хайр писал, что до открытых мятежей и проповедей в масджид не дошло, но люди шепчутся: эмира верующих окружают одни нелюди. Хурс, гвардия, военачальники - везде они.
Нехорошие настроения в столице, зайядитские волнения в южных землях, непонятная звезда, вызывающая ужас у простого люда - что еще? Ах да, Нум со своими плутнями. А вокруг нее - опять сумеречники. Точнее, сумеречницы Джунайдовой жены. Действительно, кругом одни нелюди.
С другой стороны, ашшаритские военачальники сейчас спорили бы - всю ночь напролет. И неизвестно еще, согласились бы с приказом идти на приступ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});