Договор, который лежал у Джона в кармане, был подписан на период с 18 августа по 16 октября 1960 года. Он гарантировал им еженедельное жалованье в 150 фунтов. Следуя тогдашнему обменному курсу, каждый получал на руки по двести немецких марок.
К этому добавлялось чувство неограниченной свободы — вдали от Ливерпуля и в недосягаемости для родителей можно, наконец, делать все, что хотелось.
В Хок-Ван-Холланде, после веселого морского путешествия, они покинули паром. Но на пограничной станции между Голландией и ФРГ их поездка чуть было не закончилась.
Договор у них был, но никто не располагал разрешением для «осуществления трудовой деятельности». На вопрос пограничного служащего, что они собираются делать в Гамбурге, Джон объявил всех студентами, которые собираются навестить друзей.
Чиновники недоверчиво посмотрели на гитары, но задерживать не стали.
17 августа, среда, время — около полуночи. Их автобус едет по Репербану. Световая реклама и лихорадочная суета самой знаменитой в Гамбурге развлекательной мили производит большое впечатление на ливерпульских парней.
Поведение Стюарта Сатклиффа несколько сдержаннее, его голос не присоединяется к ликующим крикам Джона, Пола, Пита и Джорджа. Его терзают сомнения — правильно ли он сделал, что оказался здесь, ведь в живописи он куда талантливее, чем в музыке. Только тесная дружба с Джоном заставила его пуститься в это сомнительное предприятие.
Микроавтобус покидает Репербан, сворачивает на улицу Большой Свободы и останавливается перед «Кайзеркеллером». Настроение, которое их переполняет, Джон усиливает замечанием, что уж здесь-то они точно на своем месте. Клуб заполнен до последнего стула: плотная толчея на танцевальной площадке, световые эффекты, синхронизированные с ритмами музыки… Исключительно юная публика вскакивает с мест при первых тактах очередного хита.
Бруно Кошмидер, владелец «Кайзеркеллера», приветствует «Битлз» и сообщает им, что здесь они играть… не будут. Он ведет их в «Индру», тоже принадлежащую ему. По дороге хозяин объясняет, что с помощью «Битлз» хочет превратить бывший стриптизный клуб в рок-заведение. То, что видят Джон и его друзья, действует на них весьма отрезвляюще. Перед убогой дверью они обнаруживают горы нечистот, в которых тут же перемазываются. Опечалившись, парни безуспешно высматривают афишу, извещающую об их выступлениях.
Вместо гардероба Кошмидер предлагает им воспользоваться мужским туалетом. Хуже и быть не может, думают пятеро ливерпульцев. Они ошибаются!
Они устали от поездки и потерянных иллюзий, они больше всего хотят добраться до гостиничной комнаты.
Кошмидер ведет их в свой кинотеатр «Бэмби». Он оставляет ребят в крохотной каморке, расположенной за проекционным экраном. Лампа накаливания бросает тусклый свет на пять железных кроватей, на которых нет ничего, кроме тощих, замусоленных матрацев. Обои лохмотьями свисают со стен, в углу торчит умывальник, безвольно капает вода из неисправного водопроводного крана.
Днем позже они все же поднялись на сцену «Индры» и исполняли репертуар, который тогда состоял почти сплошь из песен записных рок-идолов — Билла Хейли, Литтла Ричарда, Джина Винсента, Чака Берри, Карла Перкинса…
Развеселая публика этого заведения, где собирались моряки, проститутки и богатые господа из провинции, хотела глазеть на стриптиз, в рок-н-ролле они ничего не понимали и смысла в нем не видели.
За свой музыкальный товар «Битлз» получали только дружный свист. Хриплые мужские голоса то и дело требовали девочек, которые должны были раздеваться. С этой публикой Джон и его группа промучились неделю, пока, наконец, Кошмидер не понял, что благородная попытка сделать из порочной «Индры» культурное заведение обречена на провал. Он опять выпустил на сцену разухабистых «простигосподи», а битлзы переехали в «Кайзеркеллер».
Здесь была совсем другая аудитория: девушки, которые день-деньской сидят за пишущими машинками или стоят за прилавками, парни, в ушах которых и после работы трещат клепальные молоты верфей или грохочут заводские машины.
Внешне те, кто стоял на сцене, почти не отличались от публики. Так же, как и они, музыканты были одеты в кожаные куртки и узкие джинсы, носили одинаковые прически.
Джон Леннон так сказал о том времени:
«Мой первый шоу-номер заключался в том, что я скакал по сцене во время пения, как Джин Винсент. Каждая тема длилась не менее двадцати минут, поэтому любой из нас получал возможность втянуться в движение. С того момента все стали изобретать собственные номера.
И только один-единственный раз мы попытались спеть песню по-немецки. Пол выучил „Wooden Heart“ („Деревянное сердце“), тогда это был грандиозный хит. Мы все время совершенствовались, и наша уверенность росла. Ничего другого и быть не могло, поскольку мы по целым ночам долбили одну и ту же рутину и стирали пальцы до ран. К тому же мы пели публике, которая большей частью не знала нашего языка. И чтобы нас понимали, мы должны были выкладывать все — душу, сердце, кровь, пот и слезы. В Ливерпуле мы всегда давали только часовой сейшн, играя при этом лишь лучшие вещи. А в Гамбурге надо было заполнять восемь часов подряд. Значит, мы должны были всякий раз обрушивать на публику что-то новое. Мы играли громко. Банг! Банг! Все время. Чтобы завести публику и восемь часов держать темп, приходилось здорово выкладываться. В Гамбурге мы пробовали все, что ни шло на ум. Уже не осталось никого, кого бы мы не смогли скопировать…»
Не только публика «Кайзеркеллера» стимулировали их творческий рост, но и конкуренция с другими группами, которые заключали контракты с Кошмидером. Тони Шеридан, «Дерри и Сениорз», «Рори Шторм и Харрикэнз» (с ударником Рингом Старром) уже имели на музыкальной сцене Гамбурга хорошую репутацию. Битлзам ее предстояло завоевать.
И хотя они все еще пребывали в подражательной, эпигонской фазе своего развития, их собственный стиль сложился именно в это время. Они начали с того, что принялись сами аранжировать шлягеры, которые желала слушать публика. Следствие этого — все более громкая и агрессивная манера исполнения. Они развили свое знаменитое гармоническое групповое пение. Но это ни в коей мере не шло по задуманной концепции, а просто родилось из понимания того, что петь соло в течение восьми часов практически невозможно. Они быстро заметили, что голоса утомляются меньше, если петь хором.
Тони Шеридан, который познакомился с «Битлз» в те дни и который, в отличие от них, уже был рок-звездой, так характеризует пристрастие гамбургских менеджеров:
«Кошмидер меньше всего искал ансамбли, которые могли делать действительно хорошую музыку. Ему были нужны ребята, понимающие толк в шоу. В ФРГ тогда пели только Петер Крауз и Тед Херольд. Потом они еще получили пару фильмов с Биллом Хейли и Элвисом. По телевидению, в недельном обозрении они видели, как лондонские мальчики опустошают кинотеатры. От нас они ждали, что мы предложим им нечто подобное».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});