«А как ты сюда попала? Тебя тоже предали?»
Женщина отерла ему лоб, что-то поставила на столик. Положила ему под спину подушку, взятую с простого кресла, сняла белую полотняную салфетку с оловянного блюда, взяла лепешку с глиняного горшочка, и оттуда пахнуло горячим и вкусным мясным духом. Он ощутил внезапный приступ волчьего голода. Женщина прикрыла его салфеткой до подбородка и начала отламывать кусочки лепешки и поить крепким мясным отваром из горшочка. Ел он медленно и потому скоро насытился. Она подала ему оловянный стакан с крепким красным вином, затем заботливо отерла губы.
— Как ты попала сюда?
Она все так же покорно кивнула и сказала:
— Мой муж оказался предателем. Я любила его и не спрашивала ни о чем, просто шла за ним. Я очень верила ему.
«Так и я верил… И меня тоже предали…»
Женщина ровно и спокойно продолжала рассказ.
— А он, как теперь понимаю, хотел изучать искусство, — она пошевелила губами и нахмурилась, припоминая слово, — наверное, ближе всего будет наше слово «магия». Вот так и вышло, что он покинул наши новые земли и направился сначала к морэдайн, потом в Харад, потом попал сюда. Он увез меня с собой. Потом оставил меня — и вот я здесь. Я даже не знаю, где он, жив ли. А мне уже не вернуться. Я ведь жена предателя. Тут я не то пленница, не то просто забытая всеми ничтожная тварь. Я служу здесь, при раненых и больных. Помогаю, чем могу, кто бы они ни были. Все мы Дети Единого, в конце концов. А поскольку я нуменорка, меня приставили к вам. Вот и вся моя история.
— Как тебя зовут?
— Что вам в моем имени… Впрочем, называйте меня, — она чуть запнулась, — Эль.
— Эль? Что… за имя…
— Это не имя, — горько усмехнулась она. — Огрызок имени. Все, что у меня осталось.
Она произнесла эти слова с таким высоким достоинством, что он даже отвел взгляд. Она, как и он, унижена, растоптана — и такое достоинство, такая гордость, подобная старому нетленному золоту, которое остается золотом даже в грязи.
Она осторожно и умело обтерла его, без тени какого-либо особого интереса. Она просто старалась не причинять ненужной боли. Странно и ново было ощущать себя беспомощным и слабым в этих маленьких крепких руках, прохладных и осторожных, странно и приятно. Он закрыл глаза, погружаясь в блаженную и одновременно какую-то тревожную истому, а потом незаметно соскользнул в глубокий спокойный сон — в первый раз он спал без сновидений. И черный прибой не захлестывал его.
Проснувшись, он был почти спокоен. Решение принято.
Он вырвется отсюда. Он вернется в Нуменор и заставит всех ответить. Кто бы то ни был.
Мысль об Атанамире как о короле теперь вызывала приступ тошнотворной, черной злобы, такой невыносимой, что он рвал зубами подушку. Мысль о себе как о государе казалась решением всех вопросов.
Тогда ответят и Атанамир, и враг. Все ответят.
Но ему нужен свой Нуменор.
Эль взяла пригоршню пахучей мази, холодившей поначалу кожу, и начала, как всегда, медленно растирать ее по его груди, рукам, бедрам. Так же бесстрастно и отвлеченно, как всегда. И снова истома начала медленно овладевать им, и мысли опять начали путаться в голове — но не медленно, как перемешиваются цветные струи, а вдруг понеслись бешено, сминая и сбивая друг друга. Сердце забилось сильно и быстро, тело охватил жар, отозвавшись мучительным и томительно-приятным ощущением внизу живота. Он открыл глаза и схватил ее за запястья. Эль, полуоткрыв от неожиданности рот, испуганно застыла над ним. Он приподнялся, сел и медленно снял покрывало с ее головы. Она замерла, расширив глаза и не смея пошевелиться, как мышка под взглядом змеи. А он распустил тугой узел ее темных волос — как приятно было ощущать их вес, запах, шелковую гладкость… Он тяжело дышал, едва сдерживая желание коснуться губами этой шеи, под кожей которой отчаянно бьется голубая жилка, ощутить эти вдруг потемневшие и припухшие губы…
— Что… ты…
— Молчи, — ответил он шепотом — голос предал его. — Молчи.
Сейчас он снова был прежним победителем, который не желает признавать никаких преград, сметая их все единым махом. Эль что-то шептала, всхлипывая, на лице ее ужас мешался с восторгом и каким-то страшноватым колдовским торжеством. Он запрокинул ей голову, скользя губами от крепкого круглого подбородка по шее вниз, рванул ткань серого платья, так же легко разорвал льняную рубашку. Эль вдруг больно, хищно вцепилась ногтями в его плечи, застонала и выгнулась. Тело ее стало горячим, сердце быстро колотилось. Он швырнул ее на спину, грубо, резко раздвинул ее бедра, она забилась и коротко задышала, страшась и жаждая того, что должно было произойти. Горячая волна прошла по его телу, и он, теряя последние остатки самообладания вошел в нее, выпуская в ее существо этот нестерпимый жар. Эль выгнулась и закричала, как от прикосновения раскаленного железа, она дрожала и металась под ним, умоляя о пощаде и одновременно жаждая продолжения. А потом она вскрикнула, изогнулась и вдруг обмякла, тяжело дыша. Он был опустошен. Он лежал на ее груди, и время тоже было опустошено, оно остановилось для них.
— Теперь пусть смерть… — наконец еле слышно сказала она.
Он не ответил. Странное ощущение владело им. Никогда он не был так захвачен близостью с женщиной. Никогда. Сейчас он снова ощущал себя способным победить. Что угодно и кого угодно.
Он сел. С удивлением поймал себя на том, что смутные, хаотичные воспоминания уже не пугают. Это было уже неважно. Он уже не чувствовал себя раздавленным. Он снова мог побеждать, он снова крепко держал поводья своей судьбы. Он знал, что ему делать.
— Я вернусь, — пробормотал он.
— Куда? — села Эль, набросив на плечи простыню.
— В Нуменор. — Он осекся. За этим словом не было прежнего значения. Не было гордости, не было величия. Была темная бездна, из которой опять медленно поднималась волна ненависти.
— Зачем? — Она вдруг резко оттолкнула его. — Ты забыл — на родине тебя считают погибшим. А если ты вернешься живым, как ты это объяснишь? Я живу как тень, меня мало кто замечает, но ухо я держу востро. Если ты вернешься живым, ты будешь для своих предателем. Уж об этом позаботятся и здешние, и тамошние твои ненавистники. И тебе придется доказывать свою невиновность. Ты этого хочешь?
Он хрипло рассмеялся, чувствуя, как его затопляет жгучая чернота. Глупая женщина. Она не понимает. Он вернется — но не каяться. Ему оправдываться? Перед кем? Нет, это перед ним должны оправдываться. Это его предали. Он вернется. Он призовет к ответу…
— Кого? — Он вздрогнул. Даже и не заметил, что говорит вслух. — Кого ты обвинишь? Короля? Ты для всех сейчас предатель. Это тебе придется доказывать, что ты чист.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});