Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За день до того, как Мать покинула Рамна ашрам в Дакке в июне 1932 года, в 5 часов вечера, Она сидела со многими из Своих почитателей в открытом помещении, чтобы принять прасад. Внезапно небо затянуло темными облаками, штормовыми ветрами, вспышками молний и громом. Все присутствующие предчувствовали моментальный ливень. Как раз в это время пришла другая группа, и они также сели, чтобы получить прасад. Мать попросила тех, кто закончил есть уйти, но Она осталась. Когда все закончилось, Она встала и сказала: «Теперь я буду принимать бесплатную ванну». Многие пытались отговорить Ее от принятия ванны так поздно днем. Но Она твердо стояла, когда начался сильный ливень; весь комплекс был затоплен. Мать, как беспокойная игривая девочка, бегала под дождем с огромным восторгом; многие старики и женщины, мальчики, девочки и юноши со всей своей красивой одеждой присоединились к собранию и начали петь киртан, который продолжался до 9 часов вечера. Среди них были люди с очень плохим здоровьем, но никто из них не простудился.
Мы видели много случаев, когда одним лишь взглядом Мать прекращала дождь или нежной улыбкой или громким смехом прекращала все споры и проявления недоброжелательности среди Своих почитателей.
Мать от природы принимает очень мало пищи; невозможно даже представить, как человек может жить на такой скудной диете. На ранних этапах своей жизни, когда в Ее теле проявлялись многие йогические процессы, Она много дней провела, не взяв ни капли воды. Она не чувствовала никакой склонности к еде, пока эти йогические процессы не прекратились. В те дни полного или частичного поста Ее внешность была яркой и веселой, Ее тело шустрым, полным здоровья и энергии, как обычно. Мы уже знали о курсах Ее ограниченной диеты.
Она провела пять месяцев, принимая только горстку еды и то же самое ближе к концу вечера. В течение восьми-девяти месяцев Она принимала только три глотка риса в день и три вечером. В течение пяти или шести месяцев Она жила на небольшом количестве фруктов и воды, взятых два раза в день. Были случаи, когда Она провела пять-шесть месяцев, съедая небольшое количество риса только два раза в неделю; в другие дни хватало нескольких фруктов.
С 1924 года Она не могла есть своими руками; всякий раз, когда Она пыталась поднести еду ко рту, Ее хватка ослабевала, и большая часть еды проскальзывала сквозь пальцы. Это не было связано с какой-либо болезнью. В то время было решено, что человек, который кормил Ее, должен давать Ей один раз в день и столько пищи, сколько хватит кончиками двух пальцев. Таким образом были проведены четыре или пять месяцев. В другие дни Она также пила небольшое количество воды. В течение пяти-шести месяцев Она принимала три зерна вареного риса утром и три зерна вечером и два-три спелых плода, которые естественно упали с деревьев. Иногда случалось так, что пище давали просто коснуться Ее губ, а затем ронили. В течение двух-трех месяцев Она съела столько еды, сколько можно было положить в рот за один вздох. В течение восьми-девяти месяцев Она принимала только две унции риса и дала, смешанных вместе и вареных в маленькой миске на жертвенном огне, или небольшого количества овощного супа, смешанного с небольшим количеством вареного риса или молока. Несколько дней вместе Она жила на одном или двух кусочках роти. Можно также добавить, что в течение многих дней Она оставалась полностью без пищи.
После того, как Она вообще перестала есть рис, Она даже не могла его распознать. В Шахбаге была служанка из кахара[28], которая ела рис. Когда Мать это увидела, Она сказала, улыбаясь: «Что она ест? Как хорошо она жует и глотает! Я тоже буду есть с ней». Однажды Она нашла собаку, которая ест рис, когда она начала жалобно говорить: «Я хочу есть, я хочу есть». Когда таким импульсам помешали, Она некоторое время лежала на земле, как раздраженная маленькая девочка. Однажды Мать сказала о Своем согласии: «Человек пытается отказаться от старых привычек. Но мои пути совершенно другие. Я придумываю средства, чтобы мои старые привычки могли быть восстановлены. Вы должны кормить меня тремя зернами вареного риса каждый день, иначе я потеряю привычку есть рис, точно так же, как я забыла использовать свою руку для приема пищи».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Те, кто кормил Мать, должны были быть начеку, чтобы увидеть, что Ей не дали ни одной частицы сверх того, что Она указала. Они должны были вести чистую жизнь самоконтроля; кухонная утварь должна содержаться в чистоте и порядке. В противном случае Она не смогла бы проглотить еду, иначе Ее лицо отвернулось бы, или Она автоматически покинула бы свое место. Мать говорила: «Нет никакой разницы между этим телом и комком глины; я могу есть еду, лежащую на полу или в любом другом месте, любым способом, который вам нравится, но для вашего обучения, соблюдения гигиены, соблюдения чистоты необходимы другие правила и социальные обязательства, поэтому мое тело автоматически следует этим правилам».
В течение длительных периодов воздержания от нормального количества пищи Она не уклонялась от своих обычных домашних обязанностей и не теряла своего естественного очарования. Впоследствии постепенно все дела Ее семейной жизни стали ослабевать. Всякий раз, когда Она пыталась сделать какую-то работу по дому, Ее тело переставало функционировать, и Она обычно лежала на полу, совершенно оцепенелая. Иногда Она жгла руки и ноги у кухонного огня; в других случаях Она ушибалась по другим причинам, но Она не осознавала этих несчастных случаев.
Мать говорит: «Никто не может бросить работу силой воли; когда его карма исчерпана, вся работа автоматически прекращается».
С мая 1926 года строгость правил, касающихся Ее диеты, начала ослабевать. Но то, что Она ела, было, в конце концов, крайне мало; это можно назвать рационом маленького ребенка. Через четыре или пять лет после того, как Она перестала говорить о еде Своей рукой, некоторые из Ее бхактов выразили свое огромное желание увидеть, как Она сделает это снова. По их просьбе Она согласилась попробовать и села с накрытыми перед ней блюдами. Но, положив в рот щепотку еды, Она дала некоторые другим и потерла остальное на пол. Она не могла есть вообще. После этого никто никогда не просил Ее есть своими руками. Она сказала: «Я смотрю на все руки как на свои; на самом деле я всегда ем своими руками».
С первых дней Ее жизни все заметили Ее умение в аккуратном домашнем ремесле, кулинарном искусстве и милостивую манеру развлекать гостей. Что бы Она ни сделала, это было сделано до совершенства. Она могла очень красиво крутиться и плести ткань на ткацком станке; Ее рукоделие, чулочно-носочные изделия и тростниковая работа были превосходны; они показали исключительную степень интеллекта и мастерства. Когда Она находила, что другие не в состоянии выполнить какую-либо работу, Она приходила им на помощь и, к их удивлению, с легкостью выполняла ее. Еда, приготовленная Ей, была восхитительной, и поэтому, где бы ни происходил праздник, Ей всегда предлагалось руководить приготовлением пищи.
Мать испытывала огромное удовольствие, раздавая еду всем, как взрослым, так и детям. Она отказалась бы от еды и всех личных удобств, чтобы удовлетворить других. Однажды, когда садху приехал из Гуджарата в Шахбаг, Дакка; подолом Своего сари Она вытерла его место и развлекла его Своим обычным смирением и сладостью. Блюдо с едой было так аккуратно подано, что казалось освященным Ее великой любовью и самоотверженным духом служения. Уходя, садху сказал: «Сегодня я взял пищу из рук Матери мира; мне никогда в жизни не служили с такой большой заботой и чистотой».
Пока Она могла, Она готовила для всех Своих детей-почитателей и с материнской любовью подавала им еду. Прасад, полученный из Ее рук, вызывал небывалую радость в сердцах почитателей. Много таинственных инцидентов произошло при раздаче прасада. Однажды жена покойного Ниранджана Роя принесла апельсины для Матери. Сама Мать раздавала их, поскольку все присутствующие воскликнули: «Я хочу прасад из рук Матери». Количество апельсинов было очень мало; слишком много было заявителей. Были все шансы, что апельсинов не хватит. Но пути Матери непостижимы. Каждый получил апельсин, и не осталось ни одного. В другой день в доме Ниранджана в Дакке была вечеринка киртана. Еду готовили от пятидесяти до шестидесяти человек, но число гостей увеличилось до ста двадцати. Мать заметила это и до конца сервировки стояла в углу комнаты, где хранилась еда. Когда все поели, оказалось, что немного еды еще осталось.