Читать интересную книгу Тихое оружие - Василий Великанов

Выпили по рюмке самогона и начали закусывать, болтая о том о сем — больше всего на мелкие, бытовые темы. И девушка поняла, что гости тянут время, то и дело посматривая в окна.

А вскоре в дом вошла рыжеволосая плотная женщина и с ней рослый подросток лет пятнадцати, которого она называла Валентином. Взяв по куску пирога, он и Артем отправились на улицу.

Через некоторое время пришли красивый черноволосый юноша вместе с молоденькой застенчивой девушкой: это тоже были дети рыжеволосой женщины.

— Все в порядке, мама, — тихо сказал ей юноша.

Нина настороженно присматривалась к людям, прислушивалась к их разговору и никак не могла уловить, ради чего они тут собрались. Лишь услышала, как «отец» шепнул Артему: «Захвати свою гармошку и в случае чего заведи «Лявониху»…»

В разгар праздничного именинного обеда в дом вошел брат «мачехи» Иван, и Григорий Михайлович потянул его за стол:

— Выпей за племянничка!

— Нет, Гриша, некогда. Пойди-ка сюда на минутку.

Они удалились в Нинину комнату, и девушка услышала их приглушенный говор: «Да ты с ума сошел, Иван! Что это за люди и что у них на душе?..» — «Я знаю, Гриша. Иначе бы не привел». — «Ты сорвешь мне все дело… Понимаешь?» — «Понимаю. И все-таки возьми. Головой ручаюсь! Полицай будет вроде охранять офицера, а оружейный мастер — золотые руки. Пригодится! Я давно обещал переправить их в лес…» — «фу-ты, черт! — выругался «отец». — Ладно. Где они?» — «Во дворе…» — «Ах ты, бесшабашная твоя голова! Привел и не спросил у меня… Ну, хорошо, чего уж теперь делать? Давай их сюда, посмотрим…»

Иван вышел из дома, а Григорий Михайлович, присев к столу, извинился перед Ниной:

— Непрошеные гости пожаловали. Но, кажется, невредные.

Девушка поднялась было, но «отец» придержал:

— Ты куда? Сиди спокойно.

— Мне надо выйти.

— Чего ты ее удерживаешь? — вмешалась Анна Никитична. — Человеку, может, надо по своему делу…

Выходя из дома, Нина увидела троих мужчин, приближавшихся к их крыльцу: Ивана, полицая Дурова, которого она не раз встречала в доме «дублера», и незнакомого бородатого мужчину с угольно-черными глазами. Мелькнуло опасение: «Зачем дядя ведет их сюда?»

Присоединившись во дворе к детям, девушка стала играть с ребятами в прятки, а сама наблюдала за домом и временами поглядывала на улицу, где у калитки вместе с Валентином сидел Артем, не сводивший глаз с улицы.

Потом Нина услышала песню, которая тихо полилась из дома через открытое окно: «Как родная меня мать провожала, тут и вся моя родня набежала…» Защемило сердце: девушка вспомнила, как эту песню пели мама и отец.

И вдруг Нина услышала, что Артем запиликал на губной гармошке «Лявониху» — сигнал опасности. Она посмотрела на улицу и съежилась: к ним шла группа итальянских солдат — Нина узнала их по голубым беретам.

Войдя в дом и увидев за столом лейтенанта немецкой армии, они вытянулись у порога, и один из них доложил:

— Битте ум эндшульдигунг, герр лойтнант. Вир ха-бен дурст.

— Гут, битте, бите,[11] — пробормотал «офицер». Анна Никитична дала солдатам жбанок молока, и они по очереди напились. Поблагодарив хозяйку по-немецки: «данке, данке», итальянцы объяснили лейтенанту, что идут домой, так как военный договор у дуче с фюрером кончился и они не желают больше воевать. А пешком идут потому, что им не дали машин. Попрощавшись — «чао, чао», — итальянцы откозыряли лейтенанту, а один из них сунул автомат в угол.

После их ухода гости громко затянули «Из-за острова на стрежень». Веселые голоса лились через открытые окна на улицу. Прохожие останавливались против дома Григория Михайловича и, слушая старинную песню, качали головами: а чего, мол, и не гулять нашему писарю? У него вон какое знакомство — немецкий офицер за столом…

Солнце клонилось к западу. Теперь на огненное светило можно было смотреть не щуря глаз.

Нина вошла в дом, неся на руках именинника. Вслед за ними плелась уставшая Милочка.

— Он спать захотел.

— Уложи его пока у себя, — сказала Анна Никитична.

Нина устроила малыша на своей койке и не успела пропеть ему «Баю, баю-юшки, не ложись на краешке», как он уже уснул.

«Подвыпившие» гости притихли за столом, и девушка услышала, как врач сказал Григорию Михайловичу:

— Может, уже снять мундир и переодеться?

— Ни в коем случае, — запротестовал «отец». — Так лучше пройдете. А ты, Дуров, иди вроде как в охране офицера. Вот тебе и автомат: итальянец оставил.

И когда красное солнце окончательно скрылось за горизонтом, «веселая» компания вышла из дома. Люди были «пьяные», говорили громко. Приплясывая, Анна Никитична пропела частушку:

Гриша мой, Гриша мой,А я — Гри-ши-на.Гриша кофточку купил,А я — вы-ши-ла…

Полицай и черноглазый поддерживали под руки пошатывающегося немца. Женщины шли обнявшись.

Отойдя немного от двора, Анна Никитична и Нина остановились, а остальные направились по лугу к шоссе, по которому катили на восток машины с солдатами и вооружением. И вскоре пересекли шоссе, пошли по лугу.

— Мама, куда они? — спросила Нина.

— Молчи, — дернула ее за рукав Анна Никитична.

— А как же отец?

— Придет, никуда не денется! Ох, как бы и в самом деле не забрел куда не следует… — «Мачеха» устремилась вслед за компанией и вскоре вернулась с мужем.

Усталый, разомлевший не столько от выпитого, сколько от волнения, Григорий Михайлович попросил у Нины прощения:

— Ты уж, дочка, не сердись на меня. — Он на мгновение задумался, как бы решая про себя, говорить ли о происшедшем «дочери» или погодить. — Может, ты, конечно, в чем-то сомневаешься и осуждаешь меня, но… тут сложилась такая обстановка…

Григорий Михайлович задумчиво помолчал и продолжал:

— Впрочем, говорить об этом еще рано. Давай-ка лучше спать! Утро вечера мудренее, завтра будем умнее.

В ту ночь Нина долго не могла уснуть: «Что же это за люди? Зачем они приходили? Куда отправились? Почему «отец» что-то скрывает от меня?..»

Ранним утром, когда Нина еще спала, Григорий Михайлович куда-то ушел и вернулся только к обеду. Уединившись с «дочерью» в ее комнатке, он сказал ей:

— Понимаешь, Нина, надо было помочь партизанам. Надо. Петр Иванович — хороший хирург, но волей судьбы оказался в госпитале РОА. Очень тяготился своим положением и давно уже просил переправить его в лес. Да нельзя было! Во-первых, он сам тут нам помогал кое в чем. А во-вторых, его жена заведовала аптекой, и через нее медицинские средства отправлялись к нашим друзьям. Теперь в лесу завязались тяжелые бои, и у партизан появилось много раненых. А хирурга у них нет. Вот и пришлось переправить к ним Петра Ивановича. Что же касается полицая Дурова, то за ним мы давно наблюдали и пришли к выводу, что он поневоле надел лягушачий мундир. Ну а этот, черноглазый, — военнопленный, которого узрел Иван и поручился за него головой…

— А рыжеволосая женщина с тремя детьми? — спросила Нина.

— Это семья известного в городе коммуниста. Сам он в глубоком подполье.

— Но пройдут ли они?

— Уже прошли до Каменки, а там рукой подать до партизанской тропы.

— Вас могут потянуть за беглецов, — вскользь заметила девушка.

— Ладно, дочка. Дело сделано, и люди теперь вне опасности.

Нине стало лестно, что Григорий Михайлович доверил ей свою тайну, и все-таки страшно от мысли, что «отец» проделывал это уж слишком открыто. И она спросила:

— А нельзя было придумать что-нибудь другое, чтобы не пятнать нашу квартиру?

— Да, конечно… Лучше бы как-то иначе… — замялся Григорий Михайлович, — но иного выхода у нас сейчас не было. А следовало торопиться, ведь над нами нависла угроза. Поэтому пришлось поступить именно так.

— Все-таки вы слишком рискуете!

— А без риска тут ничего и не сделаешь. — «Отец» махнул рукой и в волнении заходил по комнате.

К своим

Наступило солнечное июньское утро 1943 года — канун того дня, когда два года назад началась война.

Нина стирала на крыльце белье, Анна Никитична работала в огороде, а Григорий Михайлович был в отлучке. И тут к домику подкатил на велосипеде незнакомый мужчина. Он подошел к крыльцу и, не здороваясь, пристально глядя на девушку, спросил:

— Тут проживает Анисья Петрова? Нина оторвалась от корыта:

— У нас такой нет.

Мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу и, развернув ее, посмотрел на какой-то список, потом на девушку и с растяжкой переспросил:

— Не проживает, говоришь?

Нина стряхнула с рук мыльную пену и, почувствовав, как по спине у нее потянуло холодком, резко ответила:

— Да я же вам сказала, что нет!

Мужчина еще раз спокойно присмотрелся к ней, а потом, спрятав бумагу в карман, сел на велосипед и поехал по улице.