до сих пор.
— Аскетично живете, — я еще раз внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел.
— Дом мой сожгли, пока я срок тянул, — холодно проговорил хозяин. — Пришлось потом из хлама собирать себе жилище.
Он не сетовал на тяготы или несправедливость, как будто принимая на себя меру ответственности. Но это все догадки, а надо бы от него услышать.
— За что же так с вами обошлись?
— Если вы из милиции, то наверняка знаете, — подозрительно прищурился Сапожников.
— А вы нам сами расскажите.
— Не хотелось бы вспоминать, — вздохнул он. — Но, если вы настаиваете?
— Настаиваем.
— Я убил своего ученика, — неожиданно прямо выдал он. — Я раньше в школе учителем математики работал. Параллельно вел шахматную секцию.
Так вот откуда в нем интеллигентность. Сапожников — бывший препод. Занятно. Я личное дело его еще не читал. Нам Огурцов только списочно сведения предоставил. А досье на него на зоне хранится, и в конторе участковых должно быть еще одно.
— Как это произошло? — мы со Светой с интересом на него уставились.
Психолог пока молчала, но я-то знал, что она включилась уже в работу по полной и изучает Сапожникова, как белую мышку. Стопудово уже анализирует каждый его жест и слово и составляет в голове психотип. А мы ей в этом поможем.
Глава 7
— В семидесятом дело было, я тогда только Новозыбковский пединститут закончил. — Сапожников начал рассказ неохотно, но после первой фразы будто погрузился в воспоминания и даже будто немного кайфанул.
Нечасто ему такое приходилось рассказывать, а может, и вовсе никогда. Мне показалось, что даже монстрам требуется иногда излить душу.
— Отработал в школе пару лет, — продолжал он. — А авторитета не снискал. Ни у коллег, ни у подопечных. Телом был неказист, не больше среднего старшеклассника, а душой слишком мягок. В общем, не мужик, а кусок поролона — хоть никто такого прямо не говорил, а понятно. Молодой был, неопытный. Верил в справедливость. Вот и сели мне на голову ученички. Десятый класс — лбы выросли, что некоторые выше меня на целую голову. С дисциплиной на уроках совсем беда стала. Будто учитель математики для них — пустое место. Не смог я себя сразу поставить, а потом поздно уже было что-то менять. И коллеги надо мной посмеивались.
Сапожников вздохнул, переживая былое.
— А с мальцами, наоборот, все как по маслу шло. Любили меня третьеклашки. Я у октябрят шахматный кружок вел. Вот только мой десятый «Б» совсем обнаглел. Стал меня не только на уроках цеплять, но и в коридорах школы подзуживать. Однажды, когда я вел своих мальцов в кабинет, нам навстречу попалась отъявленная троица из злополучного класса. Лидер у них был Лешка Назаров — сынок директора городской овощебазы. Мерзкий мальчик. Он мне подножку и поставил. Конечно, обиду бы я стерпел, но не на глазах своих октябрят, которые души во мне не чаяли. Я встал, отряхнулся. Вытащил из кармана складишок. Подошел к гогочущему Назарову и чиркнул по горлу лезвием. Знаете, иногда на старые фигуры шахматные снизу грязь налипает, когда уже подкладка тряпичная износилась. Вот и приходится их ножичком чистить. Поэтому складишок всегда у меня с собой был.
Мы со Светой раскрыли рты. Повисла пауза. Даже для бывалых ментов слышать такое было дико.
— Запросто так чиркнул по горлу ребенка? — гневно спросила Света.
— Сам не пойму, — без капли сожаления ответил Сапожников. — Как так получилось. Будто щелкнуло внутри что-то. Помню, как кровь вырывалась у него из артерии. Толчками. Алая такая, как знамя. А я стоял и любовался… Все разбежались, кричат. А мне будто все равно. Это как в стае — чтобы занять место вожака, нужно его сначала убить.
— Только вожаком в школе ты не стал, — скривился я. — А загремел за решетку.
— Там тоже стая, — пожал плечами математик. — еще хлеще, конечно. Но вожака я там не достал… Отчего и прожил эти десять лет, как в аду. Чего только не натерпелся. Не в почете на зоне такие как я, которые детишек убивают… Вот и дом мне кто-то сжег. Соседи, наверное, за справедливость постарались.
От такого рассказа Света поежилась, а я сглотнул. Парочка мурашек пробежала по спине. Самое удивительное, что Сапожников говорил об этом так спокойно и умиротворенно, будто рассказывал о случае на рыбалке. Впрочем, для него это, может, и рядовой случай. Хрен знает, что в голове у этого тихони творится. За таким понаблюдать надо будет. Переговорю с его участковым, пусть на коротком поводке его держит.
— А вы по какому вопросу, товарищи, пришли? — спросил неожиданно он. — Не слушать же мои рассказы о былом?
— На соседней улице пару коров украли, — с деловым видом сообщил я. — Не видели в околотке своем их случайно? Рыжая и черная. Ни у кого из соседей скота не прибавилось?
— Не замечал, — пожал плечами шахматист.
— Ясно. Нам нужно осмотреть ваш двор. Сами понимаете, формальность.
— Да, конечно… Ищите ваших коров.
— А где вы работаете? — спросил я напоследок.
— Водителем на мясокомбинате, — ответил Сапожников.
* * *
Федя вошел в кабинет. Морда сияет, как церковный купол, движения по-начальственному неспешны и размеренны. Видно, руководить ОБХСС-никами ему очень даже понравилось.
— Вот, — он с гордостью положил на стол Горохова свои писульки. — Нарыл две морозильные установки, которые списали с мясокомбината и продали работникам три года назад. Вот этот — ветеран войны, ему уже за семьдесят, его сразу отметаем. А вот этот интересный тип. Работает водителем. Сапожников Евгений Савельевич.
— Знакомая фамилия, — нахмурился Горохов, прокручивая в мозгу анкетные данные.
— Так это же наш подопечный, — воскликнул я. — Мы только что от него вернулись. Живет в урочище Листвянка, улица Заречная, тринадцать.
— Точно! — шеф хлопнул по столу ладонью. — Это который за убийство судим. Вот так совпадение… Все ниточки к этому гаду ведут.
— Почему гаду? — не понял Федя.
— Он десятку отмотал за то, что школьника прирезал, — ввел я его в курс дела. — Сегодня нам об этом рассказывал в подробностях. История не для слабонервных. Подошел и полоснул ножом по горлу на глазах у всей школы.
—