Читать интересную книгу Победитель свое получит - Светлана Гончаренко

Илья только заморгал, ничего не понимая:

– Он – это кто?

– Кирилл, кто же еще? Я отсюда не могу ни выйти, ни позвонить. Алим и его звери меня стерегут. Записку тоже передать нельзя – вдруг ее отнимут у меня или у тебя. Поэтому запомни на словах: встречаемся в семь на нашем месте. Повтори!

Илья повторил, но засомневался:

– А вдруг Кирилла во Дворце нет?

– Он там! Сегодня получка и разные выплаты.

– Но как же я выйду в рабочее время?

– Я сказала менеджерам, что ты пошел в «Сибспиртосоюз» за рекламными материалами.

– А материалы я где возьму?

– Нигде! Какой ты занудный! Если кто-то спросит, скажешь, что эти халтурщики обещали, но ничего не приготовили. Теперь беги! Скорей!

Янтарные бусины глаз прекрасной ведьмы Изоры наполовину утонули в слезах, которые висли на нижних ресницах. Ее губы и тряслись, и улыбались. Топорный оскал чайного индуса не шел ни в какое сравнение с этой улыбкой – несчастной, нетерпеливой и страстной. Смотреть на такую улыбку было неловко, поэтому Илья кинулся бежать во Дворец металлистов, даже не до конца сунув руки в рукава куртки.

По дороге он размышлял о своей странной миссии. Ничего подобного делать ему еще не приходилось. Помочь коварной и неотразимой Изоре? Это было делом занятным и вполне достойным нордического рыцаря. Да еще и передать послание на словах – прямо как в Средние века!

Илья начал гордиться собой. Ведь он не ошибся: это Анжеликина «мазда» стояла в кустах за Дворцом в тот вечер. Значит, это от Анжеликиной опасной и запретной любви стал Алим Петрович гнойно-зеленым! Не погуливает она, как предположил старик Снегирев, а разгулялась не на шутку. Пожалуй, даже жизнью рискует. Вот это любовь!

Несмотря на то что во Дворце был день выплат, Кирилл Попов был в скверном настроении. Илье он едва кивнул и быстро прошел мимо. Илья попытался нагнать его, но Кирилл скрылся за тяжелой дверью с надписью «Администрация».

Ждать его оттуда пришлось не меньше получаса. Наконец Попов вышел в коридор, но не один, а в сопровождении полной тетки. На голове у нее перпендикулярно черепу вздымались белокурые пряди, образуя сверху, на макушке, завиток в виде крючка.

И эта прическа, похожая на пирожное-безе, и синее платье с частыми блестками говорили, что тетка принадлежит к самой что ни на есть администрации. Но Илью это не смутило.

– Кирилл, можно вас на минутку? – спросил он, беспардонно прервав слова дамы.

– Ну? Чего тебе? – повернулся к нему Попов.

– Я бы хотел поговорить один на один. Это очень срочно.

– Тогда подожди.

– Не могу. Это срочно. Очень!

Кирилл пожал плечами:

– Извините, пожалуйста, Светлана Вячеславовна! Такие вот у меня шебутные гаврики – день и ночь вожусь с ними. Я к вам завтра с утреца подойду, хорошо?

Говорил он сейчас развеселым, не своим голосом – явно играл какого-то бойкого простака. Наверное, таких ценит администрация.

– Ну что стряслось? – зашипел Кирилл, когда они с Ильей пошли рядом по коридору.

Илья оглянулся и увидел, что тетка с безе на голове до сих пор придирчиво смотрит им вслед.

– Надо найти укромное место, – сказал тогда Илья. – Такое, чтоб нас никто не слышал и не видел.

– Не дури, Бочков, – отмахнулся Кирилл, однако вперед пошел резвее.

Наконец они остановились в темном тупике возле репетиционного зала. Здесь вкривь и вкось стояли декорации, причем не только приготовленные для Попова, который предпочитал минимализм, но и какие-то приблудные. Торчала тут и новогодняя фанерная избушка, и кусок какой-то розовой стены в горошек, и плоская двухметровая матрешка, тоже из фанеры. На громадном лице этой матрешки криво сидела похабная улыбка.

– Что стряслось? Давай побыстрее, мне некогда, – сказал Кирилл Попов.

Лицо у него было скучное и несвежее. Оно выдавало, что спешить режиссеру некуда.

– Я от Анжелики, – отозвался Илья тихим, утробным голосом тайного агента.

Попов удивился, но не обрадовался.

– Ну и что? – хмыкнул он.

– Будьте сегодня в семь на обычном месте.

Хотя эти слова означали любовное свидание, звучали они прямо-таки по-бондовски. Илье это понравилось.

Попов в ответ устало вздохнул и повернул к Илье свои громадные глазищи. Их взгляд в студии считался гипнотическим. Их белки, синие, как крутое яйцо, отливали перламутром, а зрачок сверлил душу. Однако сегодня Илья легко выдержал этот взгляд.

– А ты, однако, шустрый пацан, – сказал наконец Попов. – Как ты на Анжелику вышел?

– Мы вместе работаем.

Разговор опять-таки выходил похожим на шпионский!

– Постой, у тебя с ней тоже что-то было? – ухмыльнулся вдруг Кирилл.

Иметь что-то с Анжеликой было для Ильи делом столь же невероятным и ненужным, как вступить в отряд космонавтов.

– Вы знаете, кто такой Алим Пичугин? – ответил он вопросом на вопрос.

Кирилл вздохнул:

– Догадываюсь. Все это такая туфта! Мы совершаем ошибки чаще из тщеславия, чем по глупости, – хотя это, быть может, одно и то же. Я сегодня ни с кем не хочу встречаться в семь. Но встречусь! Я люблю риск и секс. Даже больше люблю, чем театр. Я хотел бы снять шикарную порнуху, на которой люди рыдали бы от сознания своего несовершенства. После я хотел бы уехать в Москву или за границу, где меня понимают лучше, чем в этой дыре. У тебя, Бочков, когда-нибудь было чувство, что ты – это совсем не ты, а какой-то посторонний ублюдок и на самом деле у тебя должна быть какая-то совершенно другая жизнь? Было?

– Было, – удивленно признался Илья.

Он вспомнил свой нордический замок.

– То-то! Все, что мы видим сейчас, – возможно, только наш сон. Или сон о нас, который видит кто-то другой. А мы в это время тоже спим, и нам всякая хрень снится.

Илья ничего не понял, но почувствовал, что в этой ахинее что-то есть.

– Я поставлю мир на уши, – вдруг злобно пообещал Попов. – Вы все обо мне услышите. Но только услышите – видеть меня вам уже не позволят. Много чести!

– Это когда вы поставите порнуху и она всех потрясет?

– Вроде того, – засмеялся Кирилл, и в его маленьком рту показались мелкие, похожие на молочные зубы. – Знаешь, в таком фильме я бы Анжелику и снял. Дура дурой, но с душой и с телом. Такие водятся теперь только в гаремах нефтяных шейхов – два метра взбитых сливок и кое-где клубнички. Сегодня в семь все это будет мое. Завидуешь, пацан?

– Нет, – честно признался Илья.

– Врешь! Впрочем, кажется, у нас с тобой разные вкусы – у меня утонченные, а у тебя дурацкие. Вижу, ты на одну девочку из студии запал. Не одобряю: она бездарна, как палец, а внешние данные… Бледная поганочка в неурожайный год! Переспать с ней, конечно, не вопрос…

Кирилл не закончил фразы, потому что улетел в самую гущу фанерного хлама. Гигантская матрешка приняла на себя его немалый вес и, несмотря на громкий треск, весело кивнула глупой головой.

– Ты охренел, что ли, Бочков? – крикнул Кирилл, сползая вниз с матрешки и хрустя ломаными рейками и картоном.

Эту реплику на репетициях подавал обычно Гамлет-Виталик в ответ на атаки Ильи. Теперь уже режиссер Попов грозно поднимался из обломков декораций. Плечо его джинсовой синей рубашки стало грязно-коричневым от соприкосновения с новогодней избушкой.

– Я тебя сейчас просто убью, – пригрозил Кирилл.

Схватив первую попавшуюся деревяшку (это оказалась ножка стула), он ринулся на Илью.

Но Илья не зря был хозяином замка с привидениями. Да и во Дворце металлистов он уже раз двадцать успел умертвить Гамлета веником! Сейчас у него в руке было оружие куда более грозное, чем у Попова, – длинная и прочная палка, на какую хорошо крепить лопаты и грабли.

Доблестный рыцарь Альфил легко отбил сумбурную атаку режиссера. Ножка стула отлетела в сторону. Кирилл побурел лицом, оскалил зубы и кинулся искать другое оружие. Однако прежде, чем он успел это сделать, Илья своей палкой прижал его к шаткой груди матрешки, сам навалился сверху и прошипел в гипнотическое глазастое лицо:

– Извинитесь! Сию минуту! И никогда ничего не говорите о ней! И даже не смотрите в ее сторону!

Свободной ногой Кирилл попробовал двинуть противника в пах, но Илья только больно наступил режиссеру на ботинок и крепче придавил палкой. Попов прикрыл глаза крупными веками. Он бессильно засмеялся, не открывая рта.

– Фигня какая-то, – пробормотал он, вздрагивая от смеха и конфуза. – Спятили мы оба, что ли? Пусти, Бочков!

– Извинитесь!

– Извини. Беру свои слова назад. Если хочешь, я вообще твою Дульсинею выгоню из студии – делай с ней что хочешь. Ай, больно, дурак!.. Ты все-таки псих, Бочков! Тебе на Луначарку надо. Да извини, извини! Все путем! Согласен: она лучшая в мире!

Освободившись от палки Альфила, Попов встряхнулся. Затем он принялся счищать с себя приставшую труху и коричневую гуашь.

– Вот черт! Будто в дерьме валялся. Ты, Бочков, меня, честно говоря, потряс. Даже уважаю. Лаэртом будешь классным! Только иногда мозги все-таки включай, а? А главное, не растрачивай энергию попусту, из-за девок. Извини, из-за прекрасных дам – только палку убери.