Если с Соединенными Штатами у Британской элиты существовал шанс путем уступок найти компромисс, то СССР представлял собой не просто конкурента, а глобальный вызов для элиты XX века. В частности Мюллер в докладе Гиммлеру в декабре 1942 года восхищался идеологией обвиняемых: «Как констатируют протоколы допросов, обвиняемые борются не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они уже настолько отдалились от идеологии Запада, что рассматривают ее как безнадежную или больную, и они не видят больше иного спасения для человечества, чем на Востоке» [34]. Поэтому как констатировал канадский историк М. Карлей, при разновекторности дискурса США и Англии, «в решающие моменты верх брал антикоммунизм», присущий обеим сторонам, позицию которых выразил сенатор Р. Тафт: «Победа коммунизма в мире будет для США более опасной, чем победа фашизма» [65]. В то время СССР – государство с альтернативным социальным и экономическим устройством, стремительно набирающее популярность в мире, и возможность любого ослабления такого соперника служило платформой для договоренности между соперничающими мировыми элитами.
«В XX в. к геополитическому аспекту противостояния с англосаксами добавился социосистемный: СССР выступал по отношению к Западу, к мировой капиталистической системе не просто как держава, а как системный антикапитализм и альтернативная мировая система» [17].
А. И. Фурсов, «Психоисторическая война»
«Странные войны» Уинстона Черчилля
«Двойственная позиция У. Черчилля порой вызывает некоторое недоумение. Ведь именно Черчилль был автором той политики, которую теперь осуществлял Чемберлен, и именно Черчилль в 1930-е гг. неожиданно стал самым яростным оппонентом премьер-министра. Один из основных и непримиримых организаторов интервенции, стремившийся, по его собственным словам, любой ценой «задушить большевиков в колыбели», теперь, защищая союз с ними, вступал в прямой конфликт с правительством».
В. В. Галин, «Политэкономия войны. Заговор Европы»
Примечательным является тот факт, что после выступления Черчилля со словами: «Без эффективного фронта на востоке не может быть никакой эффективной защиты наших интересов на западе, а никакого эффективного фронта на востоке не может быть без России», редактор Evening Standard расторг контракт с Черчиллем, объяснив политику, что его «взгляды на внешнюю политику совершенно очевидно противоречат воззрениям нации», что отчасти и повлекло за собой банкротство Черчилля в 1938 году. И нужно добавить самого Черчилля, который с 1932 года грезил: «… подчинить своей власти бывшую русскую империю – это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики… в материальном отношении вполне возможно, но в моральном отношении – это слишком ответственная задача, чтобы ее могли выполнить одни лишь победители. Осуществить ее мы можем лишь с помощью Германии…» [8][27]. Такое понимание, видимо, пришло к нему на основе семейного опыта, собственными силами «подчинить своей власти русскую империю» пытался дед премьер-министра герцог Мальборо, сложив голову под Балаклавой во время Крымской компании [73], что добавляет к отношению Черчилля еще и личную вендетту.
Двойственная политика Черчилля определяется его двойственным положением: с одной стороны он представлял интересы английского истеблишмента в целом, с другой – внутри этого истеблишмента был особенно близок именно к Ротшильдам, но обе стороны были, по выражению Г. Препарата об английской довоенной политике, «составными частями одного и того же жульничества…».
Уинстон Леонард Спенсер Черчилль начал карьеру как военный журналист. Как упоминал в своей книге Аллен Даллес, крупные разведструктуры содержались не правительством, «о частной фирмой, банкирским домом Ротшильда». Отправляясь корреспондентом наблюдать за ходом Греко-турецкой войны 1897 года, будущий премьер-министр сообщил матери: «Лорд Ротшильд для меня все устроил. Он знает абсолютно всех» [48].
Отношения с «придворными факторами» у Черчиллей начались еще с герцога Мальборо, когда его интендантом во время войны за испанское наследство был Соломон де Медина, ставший в Англии первым рыцарем, исповедовавшим иудаизм. В обмен на контракты по снабжению Медина «откатывал» герцогу 6 тысяч фунтов в год, дав об этом официальные показания в Комиссии по счетам. Мартин Гилберт отмечает, что это было скандальной, но обычной практикой отношений между поставщиками и командованием [76], о более поздних отношениях официальный биограф Черчилля пишет: «Отец Уинстона Черчилля, лорд Рэндольф Черчилль был известен своей тесной дружбой с евреями» [76]. «Тесная дружба» закончилась тем, что после смерти Рэндольф Черчилль остался должен Ротшильду огромную по тем деньгам сумму – 66000 фунтов стерлингов [8].
Упомянутый, близкий к британской короне Эрнест Кассель управлял финансами молодого У. Черчилля. «Нэтти» Ротшильд бывал гостем отца будущего премьер-министра и наоборот. Впервые Уинстон Черчилль посетил поместье лорда Ротшильда в Тринг-Парке в девятнадцатилетнем возрасте. Впоследствии Черчилль близко дружил с Лайонелом Ротшильдом [76]. Черчилль наблюдал за значительной частью военных конфликтов своего времени: восстание на Кубе, в Индии, в Афганистане, победа над бурами, для которых он впоследствии писал «демократическую» конституцию [52]. Перед поездкой в Южную Африку в 1899 году содержание Черчилля от Ротшильда и Кассель равнялось «годовому доходу семьи среднего класса тех лет» [76]. Его политическая карьера также была стремительной: в тридцать лет он – вице-министр колоний, а в тридцать четыре – министр торговли [63], в конце Первой мировой – министр вооружений [76].
Как писал А. Дугин: «Черчилль опирался в своей политической карьере на право-сионистские круги Великобритании и США» [1]. По утверждению газеты Sun Черчилль по указанию Ротшильда противодействовал закону об ужесточении иммиграционного законодательства [76]. В 1905 году будущий президент Израиля Хаим Вейцман слушает на митинге выступление министра по делам колоний Черчилля, через пять лет оратор подпишет бумаги о натурализации Вейцмана уже как министр внутренних дел [61]. В Первую мировую первый президент Израиля будет заведовать лабораторией британского адмиралтейства по производству взрывчатых веществ. В парламенте Черчилль «присоединился к неформальному, но влиятельному комитету» в состав которого входил Джеймс Ротшильд [76]. В 1922 году Черчилль не только выступает в Палате общин с речью в защиту британской сионистской политики в Палестине, но и готовит соответствующее положение для Лиги Наций [61]. «Идеал, который исповедуют сионисты, – сказал Черчилль на встрече с премьер-министрами доминионов, – это очень высокий идеал, и, признаюсь, он вызывает мою искреннюю личную симпатию», по его мнению «Великобритания должна быть очень пунктуальной» в соблюдении обязательств Декларации Бальфура [76]. Много позже барон Джеймс Ротшильд признается в письме Черчиллю: «В 1921 году вы заложили фундамент еврейского государства, отделив королевство Абдуллы от остальной Палестины» [61]. 20 августа 1941 Черчилль объяснял Рузвельту: «Я теснейшим образом связан с сионистской политикой, являясь одним из ее авторов» [76], а в письмах Хаиму Вейцману он называл себя «старым сионистом» [54]. Свою политику по отношению к арабам Черчилль, обращаясь к Палестинской Королевской комиссии в 1937 году, объяснял так: «Я не считаю, что собака на сене имеет какое-либо право на сено, хоть она и долго на нем лежала. Я не признаю за ней такого права. Я не признаю, что великая несправедливость была совершена по отношению к красным индейцам Америки или черным аборигенам Австралии. Я не признаю, что несправедливость была совершена по отношению к этим людям, потому что более сильная раса, более чистая раса, более мудрая раса, скажем так, пришла и заняла их место» [83].
Одним из первых решений Черчилля на посту премьер-министра был приказ о выводе британских войск из Палестины [48], он последовательно продвигал политику отказа Британии от Палестины [76]. «Я сам совершенно убежден, что дело сионизма – из числа тех, что приносят добро всему миру, а не только еврейскому народу», – выступал он перед еврейской делегацией. Из-за откровенно просионистской политики Черчилль потерпел неудачу при попытке баллотироваться в парламент в 1923 году. «Где бы ни выступал Черчилль, он постоянно сталкивался с обвинениями в том, что во время войны он оказывал покровительство богатым евреям-бизнесменам, позволяя им получать незаконные доходы», – комментирует ситуацию М. Гилберт [76].